Шпион вышел вон

тра-та-та-та-тата-тата-та-та-та

ну вот и все малыш пора прощаться. ночь спустилась на ершалаим как написал великий писатель булгаков в книге про мастера и маргариту которую я читала сто сорок три раза в хорошем румынском переводе… устрицы захлопнули свои створки рыбки заснули в пруду глазки потухли в аду спи мой амур баю бай сладко в гробу засыпай. я ни о чем не желаю это была страсть это была любовь за этот год я прожила больше чем кто-то за сто лет и надеюсь тебе понравилось мое стихотворение просто за ошибки русский же не мой родной язык надеюсь тебе понравилось быть со мной и если есть другой мир то ты уже ждешь меня там я знаю покачивая своим огромным… температура воды +36, это температура тела сладкий она идеальная и я иду к тебе иду к тебе иду я люблю тебя ялюблюблюблюблююбюблююлбюбюбюбюб…… твоя джульета. она же наташка. или просто твой безумный экзистенциальный ебливый сумасшедший фонтанирующий чувствами малышок-наташок…

…Отъезд камеры. Мы видим ноут-бук на кресле, плед на полу… Закрытая дверь в ванную. Из-под нее вытекает кровь. Слабое дыхание…

Мы слышим всплеск.

Тишина.

ХХХ

Мы видим Кишинев в черно-белых тонах.

Общий план панорамы. Время от времени над районами города вздымаются столбы дыма. Так как о полном развале промышленности этого государства известно даже тем, кто не в курсе существования Молдавии, мы можем предположить, что это взрывы. Мы слышим звуки разрывов. Мы видим тонкие черные ленточки, которые тянутся вдоль разбитых дороги магистралей. Так как сейчас город бомбят, он выглядит очень достойно – разруху можно списать на боевые действия. Разворот камеры.

Мы видим ошалевшее лицо отца Николая, стоящего у церкви на холме над Кишиневом.

Блики солнца на куполах. Фигура священника, в руке он держит автомат. Другую подносит к уху. Говорит ошарашенно в мобильный (крупный план) :

Зойка, тут такое… – говорит он.

Сиди дома и жди меня, – говорит он.

С чемодана глаз не своди, – говорит он.

Без него я покойник, – говорит он.

А без меня покойница ты, – говорит он.

Держись Зоя, – говорит он с глупым самомнением мужчины, жена которого уже подготовила все детали бракоразводного контракта и выбрала для себя и своего нового молодого друга шикарные апартаменты.

Мы слышим успокаивающий голос в трубке. Священник кивает, глядя перед собой, и опускает руку. Следуют несколько крупных планов города, находящегося под бомбежкой. Мы видим людей, бредущих с вещами по улицам. У них совершенно ошарашенные, Дикие лица.

Начало 21 века, – написано на лицах.

Примерно такое же выражение лиц было у беженцев второй мировой войны («это же 20 век, мать вашу, середина даже!» – прим. В. Л. плаксивым тоном беженца). Мы видим детей на руках у матерей. Мы видим машины, которые пытаются разъехаться на слишком тесных улицах. Дорожное движение Кишинева, и так отвратительное, абсолютно стагнировало. Многие водители бросают автомобили, выходят из них и уходят. Вдалеке гремят взрывы, время от времени сильная воздушная волна вздымает одежду людей, пыль, кружит мусор…

Ошарашенное лицо отца Николая, идущего по улице.

Мы видим дерущихся у магазина с разбитой витриной людей. Группа мародеров что-то вытаскивает из магазина. Мы видим среди них человека в полицейской форме. Вид города с высоты птичьего полета. Колонны уползают в направлении лесопосадок за границами Кишинева. Крупно – лица. Женщины, дети. Здания парламента, президентского дворца. Там тоже неразбериха. Особенно растерянными выглядят мужчины в костюмах. Крупные золотые перстни на пальцах, барсетки. На лицах многих из них написано:

Мы конечно хотели быть в центре мировой геополитики, – написано на их лицах.

Но блядь не таким же образом, – написано на них.

Снова улицы. Мы видим странного мужчину. Он хорошо выглядит, и вполне прилично одет, но у него безумные глаза. Невысокий, плотный, с серьгой в левом ухе, обритый налысо. Он разговаривает сам с собой, смеется. Время от времени подбегает к колоннам и кричит:

Ну что блядь?! – кричит он.

Оказались блядь в центре мировой политики? – кричит он.

Понравилось блядь?! – кричит он.

Почувствовали себя блядь пупом на хуй? – кричит он.

Мужчина грязно матерится, время от времени начинает плакать, потом смеется, бросается от одного здания к другому, в руке у него мешок, вроде армейского, только из джинсовой ткани. Мужчина вытаскивает из него книгу, лихорадочно листает, бормочет:

А я… – бормочет он.

Я же блядь… предупреждал, – бормочет он.

Я блядь предупреждал на хуй, уебки, – бормочет он.

Апокалипсис гряде… – бормочет он.

Мельком обложка книги. Мы успеваем различить часть названия и фамилии автора. «… абор уходит, Владимир Лорченко…». Снова крупно – руки мужчины в гари и крови. Они дрожат, он листает страницы, одну надрывает случайно. Вскакивает на перевернутую мусорную урну, кричит:

Говорил же я говорилжеяГОВОРИЛжея! – кричит он.

Внезапно экран становится черным. Клубы дыма, грохот, картинка дрожит. Дым рассеивается, пыль оседает, мы видим покореженные автомобили, кровь, части тел, слышны истошные женские крики… Воронка – прямо на месте тумбы, с которой выступал городской сумасшедший. Суматоха, крики, носилки, все импровизированное, видно полное отсутствие организации, никакой власти – люди в форме показаны очень редко, и всегда за неблаговидным занятием. Мародерство, избиения, воровство…

В общем, силовые ведомства РМ, – МВД, прокуратура, и другие, – продолжают работать в обычном круглосуточном режиме (прим. сценариста голосом генерального прокурора РМ на ежегодной отчетной пресс-конференции).

Снова – городской рельеф в черно-белых тонах. Город выглядит бесцветным и потому красивым. Время от времени кадры бомбежки перебиваются хроникой 2 мировой войны, центральная улица Кишинева осыпается бомбами, советские и немецкие самолеты. Люди времен 40-хх, женщины в платках, оборванные дети, бомбы, воронки, раскрытые рты, слезы, неподвижное тело женщины, рядом возятся двое малышей, колонны беженцев уходят, люди отворачиваются, и стараются не смотреть, пока кто-то совестливый, не берет детей на руки, отчего те начинают биться в истерике… Котелки, ноги, автоматы, винтовки, красные звезды, свастики…

Современный Кишинев. Мы видим, что, по существу, мало что изменилось.

Пораженное лицо отца Николая.

Он бредет, спотыкаясь. Звук айфона. Священник прикладывает руку с девайсом к уху, говорит:

Слушаю, товарищ старший патриарх, – говорит он.

Здорово, Коля, – говорит голос.

(мы слышим весь разговор, так как отец Николай случайно включает громкую связь, но на него никто не обращает внимания, разве что парочка мародеров-полицейских завистливо провожает взглядом крутой айфон… но в другой руке у батюшки, напоминаем, автомат «Калашникова», пусть не такой престижный, но вполне надежный и проверенный временем дивайс, который в трудные моменты бывает не менее полезен чем «айпод» или «айфон», особенно, если вы позаботились о патронах заранее – прим. Сценариста голосом торговца оружием В. Бута, который КОНЕЧНО ЖЕ ни в чем не виноват).