Шпион вышел вон

Ты, прошмандовка ебанная, – говорит, отдышавшись, Таня.

Ты проститутка ебаная, присунул тебе мужик разок, – говорит она.

Думаешь теперь, сильно важная, – говорит она.

Да ты блядь дырка обычная, – говорит она.

А я Жена, – говорит она.

Ни сисек у тебя… ни ляжек… – говорит она.

Сосешь, что ли, как пылесос, блядина, – говорит она.

Чем еще мужика такой взять, – говорит она.

…анция, Констанция, – надрывается актер Боярский.

Позлить думаешь, сука, – говорит Зоя.

Умереть быстро хочешь, пизда, – говорит она.

Ничего, сейчас я тебе… в пизде пошурудю… – говорит Зоя.

Улыбается. Щелкает ножницами. Приподымает подол ночной рубашки Тани. Та говорит:

Ну лезь, хуесоска, – говорит она.

Коля, как узнает, на куски тебя порвет, пизда, – говорит она.

Ни хуя Коля не узнает, – говорит Зоя, улыбаясь.

Узнает, сама знаешь, тварь, – говорит Таня.

Он разведчик ФСБ, он караваны в Пенджаб водил, – говорит она.

Он как Лоуренс Австралийский, пять лет с аборигенами жил, – говорит она.

В Афганистане, в черном тюльпане, – поет она.

На-на-на-на-на, – поет она.

Та-ра-ра-ра-ра, – напевает она, крупный план слез на глазах (несомненно Таня поняла, что пощады ждать нечего, и решила умереть, как мужчина – прим. В. Л.)

Коля все знает, сука ты ебаная, – говорит она.

И что я ребеночка от него ждала, тоже узнает, – говорит она.

Я ведь не тварь абортированная как ты, – говорит она.

Сто сорок семь раз тебя скребли ты, хуесоска, – говорит она.

Небось пусто там у тебя, как в тазу медном, – говорит она.

А меня матка в порядке, не гниет, – говорит она.

Третий месяц, – говорит она.

Коленька очень хотел, даже ноги мне все задирал после, – говорит она.

Вот и получилось, – говорит она.

Как узнает Коля, пиздец тебе, – говорит она.

И вот тогда ты, овца, на моем месте быть захочешь, – говорит она.

Да только поздно будет, – говорит она.

И вот еще что, – говорит она.

Даже если и не узнает ничего Коленька, – говорит она.

Один хуй на тебе не женится, – говорит он.

Потому что есть бабы которым суют, – говорит она.

А есть те, на которых женятся, – говорит она.

Женился на мне, – говорит она.

…значит, из каких ты будешь? – говорит она.

Аха-ха, – говорит она, крупно показана кровь на губах.

Эта вспышка стойкости отбирает у нее последние силы. Таня начинает плакать, опустив голову. Видно, что ей страшно, и она не хочет смотреть на свою смерть. Сейчас она похожа на китайского «боксера», который покорно ждет пули в затылок, сидя в яме на корточках, и склонив голову.

…Зоя становится на колени перед Таней, поднимает ей голову, – пальцы на подбородке – и внимательно смотрит в глаза.

Говорит:

Пол, – говорит она.

Таня, не понимая, плачет. Зоя ласково вытирает ей слезы пальцем, – размазывая кровь по лицу, и терпеливо повторяет вопрос:

Пол, – говорит она.

Пол ребенка, – говорит она.

Таня всхлипывает. Говорит, кривя губы (мы видим десны, блестит слюна, это кривящийся рот плачущей женщины, самое печальное, что можно увидеть на свете)

Мальчик, – говорит она.

Как Коля хот… – говорит она и сотрясается в рыданиях.

Точно? – спрашивает Зоя.

УЗИ, сама виде… – говорит Таня.

Снова плачет. Зоя, не меняясь в лице, встает, – все еще глядя на Таню, – и вытирает руку о джинсы (она одета, как девочка-гот из порно-клипа про педофилов: джинсы в обтяг, розовая кофта, вызывающий маникюр, кеды, браслеты). Говорит знаменитую фразу Гиммлера, которому приглянулся голубоглазый беловолосый з/к – еврей в Дахау, но у которого не нашлось ни одного родственника-немца.

Ничем не могу помочь, – говорит она.

Камера берет план потолка, потом скользит к двери на кухню, мы видим обычную мебель, плохо подогнанную, солонку, перечницу, салфеточки, полотенца, сковородку… Тишина. Крупный план проигрывателя. Пластинка молча кружится на проигрывателе, крупно – иголка, она уже соскользнула. Потом мы видим окровавленную руку, остановившую пластинку. Рука дрожит, снимает пластинку. Потом рука вновь появляется в кадре. Показано, что она держит пластинку группы «Машина времени». Руки ставят пластинку, исчезают из кадра. Пластинка начинает крутиться.

…то за глупый скорец, что за глупый скворец, – гнусавит певец Макаревич, который так и не вырезал себе гланды.

Мелодия песни, отвратительная, как и все, что записывали в студии граммзаписи «Мелодия». Чмокание Макаревича. Занавески, которые колышутся из-за ветра. Мы видим, что по ним начинает бежать пламя. Оно разгорается, становится все сильнее. Дым.

Темнота.

ХХХ

Мы видим прозрачное море.

Крупно – пузырьки пены. Отъезд камеры. Мы видим, что это буруны пены, которые выходят из-под большого круизного лайнера. Общий план судна. Отдыхающие у бассейнов, группа жалких, никому не интересных аниматоров, которые показной наглостью пытаются компенсировать чувство собственной неполноценности, флаг. Это знамя Италии. Крупно надпись на борту судна.

«Коста Конкордия».

Камера показывает капитанскую рубку. Мы видим импозантного человека в белой фуражке. Он широко улыбается, держит руки на штурвале. Подмигивает в камеру. Та, помедлив, покидает рубку, перед окончательным уходом разворачивается. Мы видим, что под штурвалом сидит на корточках женщина в ярко-розовом платье, золотистых сандалиях и с сиреневой сумочкой, которую женщина держит на локте, несмотря на то, что делает капитану минет.

Девушка глядит в камеру, потом возвращается взглядом к капитану.

Хлюп-хлюп, – чмокает она.

Чмок-чмок, – хлюпает она.

Камера, показав нам эту сцену, покидает рубку, потом палубу, мы снова видим судно, оно несется стремительно, что мы можем судить по бурунам, после чего мы теряем «Конкордию» из виду (и никогда больше ее не увидим, ведь она затонула, да-да, всего 2 минуты в кадре, вот такой вот каприз сценариста – В. Л.).

Снова – чистое море.

Потом на его поверхности появляются дельфины. Резвясь, они выпрыгивают из воды. Солнце, брызги, ветер. Зритель должен в полной мере ощутить всю ту степень свободы, которую дарит живому существу Море, и понять, что эволюция – совершенная глупость. Развивайся мы по законам природы, мы бы никогда не покинули море, понимает зритель, глядя на дельфинов, резвящихся в водах моря, в порывах ветра, в лучах солнца, в соленой памяти Земли. Только зловредное, завистливое, и вздорное существо вроде Бога могло бы выкинуть нас на сушу, понимает зритель, уверовав. Морская идиллия, между тем, продолжается.

К дельфинам подплывают киты.

Мы понимаем, что это не Средиземное море, а Атлантика. Несколько гигантских китов, фыркая, выпуская фонтаны, тоже затевают игру. Они становятся почти вертикально, после чего падают, шлепая хвостом по поверхности воды. Громкие шлепки, грохот, брызги.

Несколько минут мы наблюдаем за игрой китов, вокруг которых резвятся дельфины.