Страница 5 из 11
– Мне понравились эти стихи. «Я падаю в дерьмо, хватаюсь за трюмо». Сам сочинил?
– Омар Хайям.
– Что случилось?
Они ехали по Магистральному проспекту. Тупой нос «жигуленка» раздвигал сужающуюся к горизонту стрелку уличных фонарей. Слева пролетел похожий на бетонный бульдозер Театр Драмы. Майор госбезопасности Константин Мамонтов смотрел перед собой, лениво передвигая во рту комок антиникотиновой жевательной резинки.
– Я убил Курлова, – сказал Денис. – Восьмого, вечером. В Первомайке.
– Ну! – Мамонт был невозмутим. – Так ведь не он тебя, а ты его.
Помолчали.
– И все? – спросил Мамонт.
– Все.
– А чего нализался?
– Угадай с трех раз, – буркнул Денис.
«Жигуленок» вильнул влево, съехав на узкую улочку частного сектора. Машина задергалась, попадая на выбоины.
– Поужинаем у Вартана, – сказал Мамонт. – Я звонил, там есть свободные кабинки.
– Я сам веду это дело, понимаешь? Против себя!
– Опять хорошо. Голубая мечта любого уголовника. Вести свое дело…
Он подмигнул Денису в зеркало и улыбнулся.
– Не кисни, Холмс. Прорвемся.
Людей у Вартана почти не было, если не считать его самого и двух крепышей за стойкой. Денис с Мамонтом устроились в дальней от входа кабинке. Денис от спиртного отказался, но Мамонт разлил коньяк на двоих. Отбивную предлагать не стал.
– Ну, так как было дело? Выкладывай.
Пока Мамонт ел и пил, Денис рассказал о событиях недельной давности. Как с троллейбусной остановки за ним метнулась квадратная фигура Курлова, как он забежал в Майский, как достал пистолет и развернулся навстречу, как они палили друг в друга…
О том, что Курлов ранее несколько дней скрывался в квартире Валерии, издеваясь над ней и насилуя (да полно… насилуя ли? Издеваясь ли? Денис ни в чем не был уверен), об этом он рассказывать не стал. По многим причинам. Курлов поведал Валерии о двойной жизни Дениса – следователя прокуратуры и сотрудника ФСБ в одном лице. Фактически расколол… Но даже не это главное.
Кроме обычных кровоподтеков, гематом, или, выражаясь по-народному – синяков, на ее теле были следы… любовных игр, скажем так. Опять-таки по-народному это зовется – засос. Ну, Мойша, это же две большие разницы! На шее под скулой… Нет, это был только первый, увиденный Денисом. Под каждой грудью. Возле сосков. И на внутренней части бедер, почти в паху. Маленькие галактики из красных точек на месте разорванных капилляров. Насильники не награждают свои жертвы такими орденами – особенно там… Если только жертва сама не растает под его тушей и не запоет в унисон: «А теперь трахни меня крепче, милый…»
Денис отчетливо помнил перекособоченную мясистую пасть Курлова, лежащего на столе патологоанатома под синеватым, как разведенное молоко, светом. На его теле тоже были синяки. Гематомы. Или что там еще… Они успели почернеть. Расползтись по краям. Но одну Денис запомнил особенно хорошо: в нижней части живота, где обычно режут аппендицит. Такое же скопление маленьких омертвевших точек. Патологоанатом лишь скользнул по нему взглядом – ничего интересного. А Дениса до сих пор колотило. Но в этом он не признается никому. Даже Мамонту.
– …Да плевать на него, Холмс, – майор пожал плечами. – У него самого лапы по локоть в крови! И наш сотрудник на нем, какой бы он ни был, этот Агеев! Короче, собаке собачья смерть. Пистолет выбросил?
– Да.
– Пальчики вытер?
Денис отвернулся. Во вторник он своей рукой выписал назначение на дактилоскопическую экспертизу, приложив к нему ТТ в полиэтиленовом пакете, скрепленном личной печатью.
– Ладно-ладно, – примирительно сказал Мамонт. – Это была самооборона. Или правомерная ликвидация. А скорей и то и другое.
Он подумал еще, дожевал кусок. Посмотрел внимательно и сказал:
– Только без паники.
– Ты не знаешь наших крючкотворов!
– Знаю, будь уверен!
– Они такое накрутят! Превышение пределов необходимой обороны. Незаконное ношение оружия. Превышение должностных полномочий… Да если будет какая малейшая зацепка, родная прокуратура меня с дерьмом смешает, выдерет и высушит. Для них я, мало сказать, чужой. Стукач. Выродок. Но пока это было все так, неформально… Межведомственная вражда по умолчанию. Как евреи с арабами. А теперь я по закону такой же урка оказываюсь, как и этот Курлов, даже еще хуже… И со мной можно официально разделаться. И это будет вполне законно! У нас же правовое государство, а в нем, естественно, торжествует закон…
– Так это все-таки твой стишок, – улыбнулся Мамонт.
– Какой еще стишок?
– У тебя голова дергается, Холмс. Остынь.
– Там бомж один крутился, когда я выезжал на место, – Денис нервно воткнул в рот «бондину» и прикурил. Он не хотел остывать.
– Синюга. Говорит, что видел, как стреляли. Свидетель номер один, чтоб он сдох.
– А ну как врет?
– Я его сам допрашивал. Все сходится. Он видел нас с Курловым. Правда, издали, метров с пятидесяти. Да и темно было… Не узнал. Но рожа мне его не глянулась. Пялился во время допроса, сука.
– Как ты сказал? – Мамонт поднял голову от тарелки.
– Пялился, говорю…
– Нет, дальше. Ты сказал: сука.
– Ну. Сука. И что?
Мамонт неопределенно покрутил вилкой в воздухе, снова о чем-то подумал и продолжил ужин.
– Я тебя искал, – сказал Денис.
– Знаю. Меня не было в городе всю неделю.
– Мне бы до февраля продержаться, Константин Иванович. – Денис уперся локтями в стол, с видимым усилием выпрямил спину, словно желая скинуть с себя какой-то тяжелый груз. – Доползти. Закрыть это дело. Баста. Мне остохренела эта двойная жизнь.
– А в феврале что? – поинтересовался Мамонт.
– Как – что? Меня выводят из разработки прокуратуры, легендируют отъезд из города, я еду на курсы по линии разведки, потом стажировка в Европе. Да мы же с тобой говорили… Ты сам сказал, что это генерал Смирнов, видно, расстарался для меня!..
– А-а, – произнес Мамонт. – Курсы «Выстрел»…
Он сложил прибор в пустую тарелку, взял бокал с коньяком, подержал в руке, поставил на место.
– Так вот насчет курсов, – сказал он, уставившись в стол. – Пока что все отменяется.
Денис вытолкнул дым через нос и медленно развернулся к нему.
– Заишный сказал… – Упоминая имя замначальника областного управления ФСБ, Мамонт поморщился, как от зубной боли. – Заишный сказал, группы уже месяц как укомплектованы. Для тебя места не нашлось. Все забито. Следующий поток в конце августа.
– Но ведь я…
– Дальше, – Мамонт остановил его движением ладони. – Ты продолжаешь работать где работал. Как следователь, как лейтенант юстиции, делаешь свою работу. А как лейтенант ФСБ освещаешь прокуратуру: собираешь информацию о коррупции среди сотрудников, о злоупотреблениях, о порочащих связях, неделовых контактах с представителями криминального мира. Слушаешь, вникаешь, делаешь выводы, пишешь рапорты, отчеты, аналитические справки. Все как и прежде. Считай, что это твое задание на ближайшую пятилетку. Конец цитаты. Все.
Сказав это, Мамонт взял коньяк и выпил одним глотком. Денис молчал, переваривая услышанное. Крепыши встали из-за стойки, расплатились с хозяином бара и вышли. Вартан пожелал им спокойной ночи. Заперев за посетителями дверь, он перевернул табличку на входе красной стороной: «Извините, закрыто», – вернулся за стойку, плеснул в стакан бурбону и выпил.
Вот уж кто-кто, а Вартан никогда не мечтал стать штатным сотрудником ФСБ. Ему и так хорошо. Если Мамонт просил помочь, он мог от нечего делать процедить ручеек информации, плещущийся – далеко ходить не надо! – у самой его стойки, мог задать несколько внешне совершенно безобидных вопросов, ну там… удивиться где надо или, напротив, замять разговор… А выводы пусть делает сам Мамонт, это его работа. Вартану же вполне нравилась вот эта крепкая дубовая стойка – сработано на совесть, скажи, да? – и парад бутылок на зеркальных стеллажах, и будоражащий запах жареного мяса, майорана и эстрагона, доносящийся из кухни, и поздние вечера, когда, закрыв дверь за последним посетителем, он может спокойно подсчитать сегодняшнюю выручку, подливая себе бурбон или коньяк. В своем ручейке Вартан наловил достаточно серебристых плотвичек для Конторы, чтобы не беспокоиться о том, с какой ноги сегодня встал опер ОБЭП или налоговый инспектор. А что еще надо? И зачем здесь что-то менять?