Бедность и богатство

«Смирениеестьсердечноечувство, соответствующеесмиренномудрию», — пишет святитель Игнатий (Брянчанинов). — Смиренномудриеестьобразмыслей, заимствованныйизЕвангелия, отХриста». «Истинноесмиренномудрие — духовныйразум». Если в человеке нет духовного разума, в нём не может быть истинного смирения, оно заменяется «смиренномудрием произвольным», то есть — смирением «от ветра головы своея». Такое смирение, по словам святителя, «сочиняетдлясебядушатщеславная». Истинное смирение часто невидимо, тогда как ложное — всегда себя публикует, подчёркивает.

Заметим, что ложно понятое смирение не только не приближает человека к спасению, но уводит его с верной дороги туда, где пышным цветом растут такие грехи, как самоуничижение, безразличие, равнодушие, пассивность, подобострастие, податливость, попустительство, потакание, прекраснодушие, расслабленность, человекоугодничество, лицемерие, терпимость (желание согласиться не с тем, что в окружающей жизни есть зло, а с самим злом). А ведь Христос говорил: «Познайтеистину, иистинасделаетвассвободными». Но о какой свободе может говорить раб, всегда готовый подчиниться любой чужой воле?

Смирение — это не пассивная жизненная позиция, а наоборот — активная, потому что ему свойственна жажда правды Божией. Поэтому трудно будет оправдаться на Божием суде тем, кто «смиренно» проходил мимо зла и несправедливости, «смирялся» с унижением и оскорблением своих собратьев. Чтобы понять, что такое истинное, а не ложное смирение, православному человеку надо обязательно читать Евангелие, и не просто читать, а изучать толкования на евангельские места, трудные для понимания.

Например, как нам правильно понимать слова святого апостола Павла из Послания к римлянам (глава 13): «Всякаядушадабудетпокорнавысшимвластям, ибонетвластинеотБога; существующиежевластиотБогаустановлены. ПосемупротивящийсявластипротивитсяБожиюустановлению. Апротивящиесясаминавлекутнасебяосуждение. Ибоначальствующиестрашнынедлядобрыхдел, нодлязлых. Хочешьлинебоятьсявласти? Делайдобро, иполучишьпохвалуотнеё, ибоначальникестьБожийслуга, тебенадобро. Еслижеделаешьзло, бойся, ибоонненапрасноноситмеч: онБожийслуга, отмстительвнаказаниеделающемузлое. Ипотомунадобноповиноватьсянетолькоизстраханаказания, ноипосовести»?

Можно ли отсюда делать вывод о религиозном освящении всякого повеления носителя физической власти, вплоть до него самого? Разумеется, нет. Как пишет Николай Фиолетов в своих «Очерках христианской апологетики»: «Такоепредставление, преждевсего, решительнопротиворечитосновномуположению, проходящемучерезвсёучениеевангельскоеиапостольское, чтонетназемлетакойсилыивласти, которыемоглибыпротивостоятьсовестиирелигиозномусознаниюхристианина. Ничтонеможетзаставитьхристианинапризнатьто, чтопротиворечилобыеговере. Перваязаповедьдлянего, содержащаясявтехжеапостольскихпосланиях, говоритотом, чтоондолженповиноватьсябольшеБогу, чемлюдям. Судите, — отвечалиапостолынатребованиеиудейскойвластиотказатьсяговоритьученикамобимениИисуса, — справедливолипредБогомслушатьвасболее, нежелиБога? (Деян. 4, 18–19). Ибесчисленноеколичествохристианскихмучеников, надкоторыминиогонь, нивода, нистужанемоглиодержатьпобеды, своейкровьюзапечатлелиэтотпринцип. Какдалекоотэтойстепенидуховнойнезависимостибольшинствотех, ктоупрекаетхристианствов «примиренчестве» совластью. Теместаапостольскихпосланий, вкоторыхговоритсяо «богоустановленности» власти, согласноопределенномупониманиюотцовЦеркви, означаютпризнаниенеобходимостисамогогосударства (висторическихусловияхнепреображённогоещёчеловечества), самогогосударственногопорядкаивласти, егоорганизации. Властьгосударственнаябогоустановленнавтакомжесмысле, какивообщеестественныйпорядокприроды (посколькуоннеизвращён), какисторическинеобходимыйпутьразвития, какусловиемирногосуществования».

Да, прежде всего, апостол Павел в этом послании говорит об одной из важнейших особенностей Божьего мироустройства — об иерархии. То есть созданный Им мир устроен так, что имеет свою структуру, и структура эта определяется различными видами власти: власть Божия над этим миром, власть человека над природой, власть мужа над женой, власть родителей над детьми, власть правителей над подданными. Безвластие, анархия, нарушает саму гармонию этого мира, его организованность и упорядоченность, и, следовательно, является делом богопротивным. Власть хранит мир от губительного неустройства, от смуты. Но христианство не может признать государство последней целью, если оно поглощает личность и претендует на всё её содержание. «Христианствоисключаетвсякоепоклонениеидоламикумирам, порабощающимдушу, иботакоепревращениегосударстваизсредствавсамоцель, превращениелюдейвсредстводлясобственнойихорганизацииестькоренноеизвращениечеловеческойжизни, бессмыслица, сточкизренияздравогосмысла. Государстворассматриваетсявхристианствекакисторическинеобходимаяорганизациявестественном, подверженномгреху, непреображённомещёчеловечестве. Необходимостьвгосударствевозникаетвследствиегреха, повлекшегозасобойразделениечеловечества, нарушениеегодуховно-организационногоединства. Но, возникнуввследствиегреха, оноявляетсясамопосебенегрехом, асредством, ограничивающимвнешниепоследствиягреха, — средствомограничениявнешнихпроявленийзла, средствомсозданиявнешнегопорядка, необходимогодляобеспечениявозможностиспокойнойжизниидеятельности» (Николай Фиолетов. «Очерки христианской апологетики»).

Формы государственной власти могут быть различны на протяжении истории. И, как и в случае с формами общественного устройства, можно говорить о предпочтительности одних форм власти над другими. «Блаженнаназемлеотчизна, котораядоставляетсвоимгражданамсредствадостигатьотечестванебесного!» — писал святитель Филарет, митрополит Московский. Но важно понимать, что есть неразрывная связь между формой государственной власти и состоянием общества, и никакая форма правления не может быть насаждена искусственно. Каковы подданные, таковой власти они и достойны. При этом важно понимать, что одна власть может быть установлена Богом, а другая — попущена Им для (если так можно выразиться) приведения общества «в чувство». Достаточно вспомнить библейскую историю, историю Византии и России, чтобы понять, что у власти могут оказываться и злодеи, восхитившие эту власть беззаконно и употребляющие её не во благо, а во зло. А в этом случае такое государство ничуть не лучше «шайки разбойников», как характеризует его блаженный Августин: «Приотсутствиисправедливости, чтотакоегосударство, какнепростаяразбойничьяшайка, также, какиразбойничьяшайкачтотакое, какнегосударство? Иони (разбойники) представляютсобойобществолюдей, управляютсяначальствами, связаныобоюднымсоглашением, делятдобычупоустановленномузакону. Когдаподобнаяшайкапотерянныхлюдейдостигаеттакихразмеров, чтозахватываетгородаистраныиподчиняетсвоейвластинарод, тогдаоткрытополучаетназваниегосударства» («О граде Божием», IV). Не такому государству предлагает заповедь повиновения «незастрах, азасовесть» апостол Павел.

К счастью, Священное Писание очень чётко устанавливает для христианина те пределы подчинения и послушания власти (государственной, власти родителей и прочее), которыми он должен руководствоваться в своей жизни. Они определяются высшими законами Божественной Правды. Подчинение властям имеет границы: в тех случаях, когда власть препятствует человеку проявлять послушание Богу, подчиняться такой власти не следует: «должноповиноватьсябольшеБогу, нежеличеловекам» (Деян. 5, 29). Эта мысль ясно выражена в святоотеческих творениях. «Властямпредержащимдолжноповиноваться, еслитолькоэтомунепрепятствуетзаповедьБожия» (святитель Василий Великий. Нравственные правила. 79.1).

Повиновение властям, подчинение законам, установленным в обществе, не имеет ничего общего с человекоугодничеством, которое, напротив, считается грехом, губящим человеческую душу. Безусловно, мирская власть, если она не призывает к беззакониям, должна заслуживать уважения общества, но преклонение перед властью, как таковой, надо отличать от поклонения конкретному лицу или лицам, осуществляющим эту власть. Христианин призывается к внутренней свободе. Свободный человек свободно служит власти, потому что любит свою страну. Свободный человек ответственно исполняет свою работу, потому что любит место своего служения, желает процветания своей компании. А раб — прислуживает конкретному лицу, обожествляя его, забывая о том, что само это лицо (или лица) отличаются от других лишь повышенной мерой социальной ответственности, а вовсе не святостью.