Страница 93 из 103
Командующий засмеялся, качая головой:
— Ну и сказку ты сочинил! Напиши обо мне книгу, знаю, что получится. — Он подошел к зеркалу, посмотрел в него. — Видишь, Гитлер боится, что мы дойдем до Берлина. А мы дойдем и покончим с фюрером и его единомышленниками. Я в этом уверен, как и в том, что после ночи наступает утро. — Командующий подошел к адъютанту ближе: — Вот что, Гриня. Через полчаса поедем в войска 64-й армии генерала Шумилова. Распорядись, чтобы машина и охрана были готовы. Я мигом перекушу, и поедем. Да, а ты позавтракал?
— Никак нет, ребята только что поставили кипятить воду для чая.
— Тогда скорее поешь…
Дверь скрипнула, и к Рокоссовскому вошел начальник Особого отдела фронта.
— Разрешите? — спросил он, прикрыв за собой дверь.
— Входи, друже. — Командующий фронтом пошел ему навстречу и поздоровался за руку. — Что волнует нашу контрразведку?
— То же, что и вас, товарищ командующий, — улыбнулся начальник Особого отдела. — Когда наконец мы уничтожим немцев в котле. Но я прибыл к вам по конкретному вопросу.
— Садись, Яков Петрович, и рассказывай. — Рокоссовский кивнул на стоявшую рядом скамейку. — Я как раз собрался ехать к генералу Шумилову: давно у него не был. Хочу посмотреть его войска, готовы ли они штурмовать этот самый котел, который всем нам не дает покоя. Так я слушаю…
— Наши люди добыли копию приказа генерал-полковника Паулюса, в котором речь идет об ультиматуме, предлагающем фашистам сдаться без боя, однако они его не приняли. — Яков Петрович вручил Рокоссовскому документ.
— Интересно, с чем обратился к солдатам любимец фюрера, что он требует от них, какие дает рекомендации.
— Приказ сей Паулюс подписал 9 января, и начальник штаба 6-й армии генерал Шмидт распорядился срочной телеграммой объявить его всему личному составу вплоть до роты включительно, — пояснил Яков Петрович.
Рокоссовский стал читать про себя документ. «Последнее время, — говорилось в нем, — русские предпринимают неоднократные попытки войти в соглашение с армейским командованием или нижестоящими подразделениями. Они хотят различными обещаниями и заверениями сломить нашу волю к сопротивлению. Все мы знаем, что нас ждет, если мы сложим оружие, — продолжал читать командующий. — Большинству из нас грозит неминуемая смерть или от вражеской пули, или от голода и страданий в кошмарном сибирском плену. Ясно одно: кто сдается в плен, своих близких уже никогда не увидит. Для нас остается одно — бороться до последнего патрона, несмотря на голод и холод…»
— Мудреный и насквозь фальшивый и циничный приказ, — усмехнулся Рокоссовский. — Перевод с немецкого точный?
— Слово в слово, — подтвердил начальник Особого отдела фронта.
— Теперь понятно, почему немецкое командование отвергло наш ультиматум, — грустно помолвил командующий, возвращая листок Якову Петровичу. — Не хотели сдаться без боя, сохранив себе жизнь, — мы заставим их сделать это сокрушительным огнем! Кстати, — продолжал Рокоссовский, взглянув на Якова Петровича, — текст приказа передайте начальнику штаба Малинину, пусть проинформирует от моего имени Генеральный штаб.
Появился адъютант.
— Машина и охрана готовы к отъезду, товарищ командующий! — доложил он.
11
Полдня провел в войсках 64-й армии командующий Донским фронтом и всем, что там увидел, остался доволен. Командарм Шумилов — энергичный, беспокойный, в меру пытливый человек — встретил его радушно, весело: наконец-то и к нему заглянул Рокоссовский, о котором на фронте ходила добрая слава как об умном и волевом военачальнике. С дороги да еще в сильный мороз Шумилов предложил Константину Константиновичу попариться в финской баньке, которую по его проекту соорудили бойцы.
— Да нет уж, Михаил Степанович, давай поработаем, а уж потом и собой займемся. Если можешь, дай, пожалуйста, кружку горячего чая.
— Это можно, — улыбнулся Шумилов. Он вызвал адъютанта и дал ему команду. — Только сделай побыстрее.
Генерал Шумилов доложил Рокоссовскому о ситуации, сложившейся на огневых рубежах 64-й армии, о войсках противника, с которыми ему придется столкнуться, а в заключение коротко, но твердо заявил, что его армия готова к боевым действиям.
Выслушав его, командующий фронтом вопросов не задал, лишь поинтересовался:
— Что-то ты, Михаил Степанович, ничего у меня не просишь?
— Удивляетесь? — Шумилов лукаво повел бровью. При этом его худощавое лицо вытянулось и стало напряженным, даже слегка потемнело, словно командующий спросил у него бог знает что. Но карие глаза гостя смотрели доверчиво, в них затаилась грусть.
— Удивляться тут нечему, но ты задел меня за живое, — серьезно промолвил Рокоссовский. — По натуре ты человек прямой, говоришь правду и вдруг заскромничал.
Теперь на лице командующего армией появилась улыбка.
— А что толку, если я сейчас начну плакаться — танков у меня единицы, орудий половина из того, что мне положено по штату, а «катюш» на одной руке по пальцам можно пересчитать? — усмехнулся Шумилов. — У вас нет резервов, а будь они, вы бы сами мне их дали. У меня расчет на те силы, коими располагаю. А вообще-то я не люблю попрошайничать.
Генерал Шумилов — ветеран Красной армии, и об этом Рокоссовский был осведомлен. В годы Гражданской войны командовал полком, уже тогда в молодом командире проявился военный талант. В советско-финлядскую войну водил в сражение корпус. А когда началась Отечественная война, Шумилов на Северо-Западном фронте возглавил стрелковый корпус, потом стал заместителем командующего 55-й армией, чуть позже — заместителем командарма 21-й, которая участвовала в Смоленском сражении 1941 года. В начале сентября 21-я армия была передана в состав Юго-Западного фронта и принимала участие в Киевской оборонительной операции, вела бои в окружении. После выхода из окружения доукомплектовывалась в районе Ахтырки, в мае участвовала в Харьковском сражении
1942 года. В июле была включена в Сталинградский (с 28 сентября 1942 года — Донской) фронт и участвовала в Сталинградской битве. За боевые заслуги в апреле 1943 года была преобразована в 6-ю гвардейскую армию.
— Побывал я, Константин Константинович, на острых перекосах борьбы с врагом, — усмехнулся генерал Шумилов, рассказывая командующему за чаепитием, что пришлось ему пережить. — А сколько еще придется выстрадать, один Бог знает.
— Мне по душе люди с тяжелой военной судьбой, — признался Рокоссовский. — Хочется им чем-то помочь. Не всегда, правда, мне это удается, но зато эти люди — моя опора в сражениях. Так что ты, Михаил Степанович, золотой фонд Донского фронта!
Генерал Шумилов еще в августе 1942 года возгласил 64-ю армию, которая вместе с 62-й армией генерала Чуйкова героически обороняла Сталинград. Трудности каждого сражения Михаил Степанович умело преодолевал, хотя эти преодоления — где больше, где меньше — стоили ему немалых сил, да и седин на голове прибавилось, но порукой ему был богатый боевой опыт, глубокие знания военного дела, которые он приобрел еще в те годы, когда в 1929 году окончил курсы «Выстрел». Главное, что импонировало Рокоссовскому в характере генерала Шумилова, — его оптимизм, даже в самых тяжких боях Михаил Степанович находился на виду у своих войск, бойцы и командиры брали с него пример, учились бить врага беспощадно.
Рокоссовский вместе с командармом побывал в соединениях армии, беседовал с бойцами в окопах и блиндажах. Командующий воочию убедился, что люди настроены по-боевому, они горят желанием скорее уничтожить гитлеровцев в котле. Уж коль они не приняли советский гуманный ультиматум, то теперь пощады им не будет! На Военном совете, в котором принял участие Рокоссовский, командиры соединений в один голос заявили, что их войска выполнят приказ Верховного главнокомандующего о ликвидации котла, чего бы им это ни стоило.
— Главное, товарищи, чтобы эти ваши слова не разошлись с делом, — подчеркнул генерал Рокоссовский, напутствуя командиров на решительную схватку с врагом. — Дело чести каждого из вас — внести свою лепту в победу над фашистами. Подвиг во имя Родины надо поднимать до уровня сердца!.. Может, это и красивые слова, но они суть нашего воинского долга. Еще, — продолжал командующий, — хочу вам, командирам, дать совет: не бойтесь взять на себя ответственность в решении проблем. У меня был такой случай, который произошел в первый день войны — 22 июня 1941 года. Я тогда был командиром механизированного корпуса. Выступая в поход по боевой тревоге, я запретил выдавать командирам и сержантам петлицы и знаки различия защитного цвета. Почему? Командир должен резко выделяться в боевых порядках. Бойцы должны его видеть, и сам он обязан чувствовать, что солдаты его видят и следят за его поведением, душой и волей подравниваются по нему. Это и есть личный пример командира…