Страница 16 из 22
«Как отмечают исследователи, Д[митрий] Р[остовский] осторожно намекает на деятельность Петра I, подвергая критике «сущих на владетельствах», которые «вельми согрешают… и безгрешных осужают вместо грешных», в то время как царю должны быть присущи «милость, кротость и незлобие»» [120, с. 40].
И не случайно Петр доверил столь важную кафедру, Ростовскую, именно Дмитрию. Русское училище для детей духовенства он переделывает в школу, которая:
«…была общеобразовательной, а не специальной», она «являлась своеобразным связующим между древнерусскими училищами и народными школами XVIII в.» (В. В. Калугин)» [120, с. 40].
То есть бациллу безбожного обучения в древнерусскую школу внес именно он лично. И вот какими науками, помимо обучения иностранным наречиям, он развлекал детей русских священников в стенах своего сконструированного на западный образец обмирщенного детища:
«…стихосложение, риторика» [120, с. 40].
Петр пробовал заставить читать модные за границей книги. Однако эта программа по внедрению чужеродных вирусов разврата потерпела полное поражение: русский человек упрямо не желал читать печатаемую им книжную продукцию:
«Со смертью Петра ослабело типографское дело, а с ним рост книжного дела. Многие петровские издания были уничтожены за неимением покупателей…» [96, с. 1387].
И лишь много позже усилиями масонов удалось приступить к продолжению перекройки мозгов верхних слоев общества посредствам выпуска душевредных книг.
Дмитрий же Ростовский стоял у истоков этих «просветительских» реформ, в самом их еще зачатии. Он же начал вводить в обиход и всякие «пиески».
Но вот как относилась Русская Церковь к этой языческой традиции. Архимандрит Рафаил (Карелин):
«…по правилам древней Церкви, к крещению не допускались изготовители идолов, блудницы и артисты, занимающиеся этими «ремеслами» после крещения отлучались от причастия и молитвенного общения. Есть и еще правило: будущий священник не должен брать в жены артистку…» [18, с. 268].
Св. праведный Иоанн Кронштадтский:
«…Театр и церковь противоположности. То — храм мира, а это — храм Божий; то — капище диавола, а это — храм Господа». [18, с. 269].
«Нет, недаром Ленин говорил, что место религии заступит театр» [18, с. 269].
«В обращении к политбюро ЦК РКП (б) в начале 1922 года председатель ВЦИК М. И. Калинин писал: «Как-то в частной беседе на мой вопрос, чем можно заменить религию, Владимир Ильич ответил, что эта задача целиком лежит на театре, что театр должен отлучить от обрядовых сборищ крестьянские массы». Именно так считал вождь — задача целиком и полностью на театре вслед за предварительной карательной работой чекистов» [58, с. 161].
И примером для подражания для него стал зачинатель «славных дел», который именно этими средствами пытался выбить из русского человека все русское:
«…надобно было вывести русского человека из его национального… Средствами для этого Петр почитал газету и театр» [49, с. 452].
Вот по какой причине Даниил Саввич Туптало, возведенный Петром в чин митрополита, и оказался на одной из важнейших по тем временам кафедр: Ростовской.
И подобные нововведения Дмитрий Ростовский деятельно внедрял в обиход даже в таких местах, где и сейчас это будет выглядеть не просто удивляющим, по отношению к занимаемой им должности, но и кощунственным. Как же это выглядело тогда?!
Его так называемая «Успенская драма» была написана:
«…на Украине в конце XVII в. для исполнения монахами и писцами в монастыре… прививая вкус и интерес к спектаклям, митрополит осуществлял нравственно-воспитательную программу» [120, с. 40].
И если пьески в им организованной школе еще можно как-то хотя бы и попытаться чем объяснить, то подобные мероприятия в монастыре — это уж явно чересчур.
Потому-то его патрон Петр именно ему, а ни кому другому доверил столь важную в государстве кафедру: замена Церкви театром, судя по всему, и лежала в основе этой самой пресловутой «нравственно-воспитательной программы». Но как все это выглядело в те времена, можно только лишь догадываться, так как даже сами названия его пьесок и сейчас-то выглядят достаточно шокирующе:
«…Комедия на Рождество Христово… Комедия на Успение Богородицы…» [120, с. 41].
Здесь хотелось бы напомнить достаточно не комедийные ситуации обеих вышеназванных сюжетов.
На похоронах Богородицы, например, некий воин попытался кощунственно опрокинуть гроб с Ее телом, за что невидимый небесный Ангел отсек ему руки, которые упали на землю. Воин, обливаясь потоками крови, бился в судорогах от нестерпимой боли, что повергло в ужас и всех окружающих.
Ну что, хороша комедия?
Да, потом он был помилован: руки, принародно же и в назидание окружающим, чудесным образом обратно приросли к телу. Однако этот страшный урок, показавший многотысячной толпе силу Божьего воздаяния, был дан не для глумливого над ним похихикивания, но чтоб страх отступничества от единственно правильного пути сохранился в веках.
Но если в первом случае ситуация все же закончилась достаточно позитивно, то с Рождеством Христовым эти похохотушки выглядят куда как более кощунственно: на фоне тысяч малолетних и грудных детей, убитых по приказу царя Ирода в Вифлееме. И уж отнюдь не в чьем-то видимом воображении, но слишком по-настоящему, чтоб над этим можно было как-то и пробовать надсмехаться.
Потому приходится лишь удивляться: как ему в голову не взбрендило присовокупить сюда же и еще одну очередную «комедию» на тему, скажем, «усекновения главы Иоанна Предтечи»?!
Так что одни лишь его этих «комедий» названия не просто удивляют, а валят с ног! Ведь такое явное кощунство не смогло бы пройти даже в наш безбожный век. А как все это должно было выглядеть тогда?
И вот чья личность, явившая свой некий патронаж над почившим проповедником-пиетистом, вызывает удивление в особенности:
«Первое издание «Келейного летописца» осуществил в 1784 г. Н. И. Новиков» [120, с. 40].
То есть наряду с алхимическими трактатами, масону Новикову, впоследствии даже Екатериной II, самой либеральной государыней того времени, за подрывную деятельность посаженному в Шлиссельбургскую крепость, среди самых первых своих изданий захотелось выпустить труды казалось бы не имеющего к розенкрейцерам никакого отношения — православного митрополита Дмитрия Ростовского.
Странно все это как-то. Но такая связь может показаться вполне логичной лишь в одном единственном случае: если оба они работали на одну и ту же организацию.
Организация же, на которую работал Новиков, выпуская алхимические труды в своей тайной типографии, представляла собой масонский орден мартинистов — самых лютых врагов Русского Православия.
Связь с масонством четко прослеживается и со стороны иного забравшегося ко двору русских царей проповедника Запада — Симеона Полоцкого. Вот что сообщается о них обоих:
««Иеромонах Симеон Полоцкий и иеромонах же Дмитрий (впоследствии св. ростовский митрополит) занимались при дворе Алексея Михайловича астрологическими наблюдениями и предсказаниями» (Пушкин А. С. Поли. Собр. соч. Т. 10)» [55, с. 147].
Но вот чем всегда считалось данное занятие на Святой Руси:
«Церковь всегда считала ворожбу, волхование, как непосредственное общение с демонами, одним из самых тяжких грехов» [55, с. 220].
Смотрим, кем же является коллега Дмитрия Ростовского по пиитомании и принадлежности к приверженцам древней гадательной науки чернокнижия:
«Симеон Полоцкий (1629–1680), белорус по национальности, сыграл большую роль в истории русской литературы и просвещения. Он считается основателем русского силлабического стихосложения и одним из зачинателей русской драматургии» [102, с. 364].
И вот чем отличалась его драматургия. Симеон Полоцкий: «…в своих сочинениях разводил и рекомендовал такую похотливую любовь, о которой стыдно не только говорить, но лишь упоминать в приличной среде» [67, с. 220].