Гатчинский коршун

- Я - нет, а мой прадед оттуда, меня как раз в честь него назвали.

- Не знаете, как он жизнь-то свою прожил?

- Как-как, как мог, так и прожил. Убит на японской войне, только это мне про него дед и рассказывал. Да, еще он здорово был на Николая Второго похож, вот и все. А зачем это вам?

- А затем, друг мой Вася, что у нас здесь он хоть и был на японской войне, но вернулся оттуда живым и с двумя “Георгиями”. Будете хорошо себя вести - познакомлю. Кстати, а не хотите пообедать не в камере, а в моей компании? Только вы уж ведите себя как-нибудь поприличней, что ли.

Глава 33

Как в идеальном или близком к этому обществе решаются проблемы? Возьмем, например, коммунизм, описанный Стругацкими и многими кроме них. Итак, в обществе может что-то стрястись. Наиболее прозорливые это понимают и поднимают тревогу. Вняв этому поднятию, наиболее сведущие именно в данном вопросе сами собой, по велению души собираются в комиссию. Там они со всех сторон обсуждают грядущие трудности и, будучи специалистами высочайшего уровня, принимают опять же со всех сторон оптимальное решение. А так как они не только сверхквалифицированные, но и высокоморальные, обсуждение идет по делу, без отвлечений на склоки или там в рыло непонятливому…

Так вот, практика показала некоторую, мягко говоря, нежизнеспособность данной схемы. Это я не про Собор или оставшуюся после него Конституционную Комиссию, которую некоторые местные остряки без всякого моего вмешательства уже вовсю именовали “Какой”, а про реформу правописания. Я решил поставить максимально чистый эксперимент. Телеграфные алфавит и правила существовали уже четыре года, в общем повторяя нашу грамматику, но только без букв “ё” и “э”. Последняя попала под ампутацию для того, чтобы не вводить в телеграфном коде пятисимвольную букву - то есть если знаков пять, то это может быть только цифра. А то я еще с армии помнил, что на слух отличить “э” от семерки, когда передает новичок, не всегда получается. Ничего, кстати, страшного не произошло, разве что телеграфистов стало легко отличить по словам “ето”, “електричество” и “еволюция”. К стати, в пику данной моде среди богемы родилась другая - произносить все непечатные слова, начинающиеся с “е” и “ё”, через “э”.

Так вот, Гоша обратился к обществу с просьбой - уважаемые, а попробуйте, пожалуйста, решить эту проблему в лучших традициях демократии! То есть придите к конкретному мнению, нужна ли нам реформа правописания и если да, то какая. Обещаю, что власть самым внимательным образом прислушается к мнению народа.

И с нового, 1907 года был дан старт дискуссии, в которой мог участвовать каждый, имеющий “Права лингвиста”. То есть сдавший по русскому языку теорию, практику и заплативший пошлину в двадцать рублей. Результаты не замедлили воспоследовать…

Во-первых, правами тут же начали торговать налево, и сейчас их цена колебалась от двухсот до двухсот пятидесяти рублей. Во-вторых, первые документы начавшейся дискуссии имели отнюдь не филологический характер. Там скупым и местами корявым языком протоколов было описано, кто, кого, когда, по какому поводу и с какими телесными повреждениями для обеих сторон убеждал в своей правоте.

В общем, с экономикой данного процесса все было в порядке - деньги от лицензирования были направлены на дополнительное финансирование комитета охраны короны, то есть бывшего шестого отдела, где образовалась группа, выявляющая причастных к левой торговле правами лиц. Если у них было достойное внимания имущество, оных лиц быстро подводили под статью с конфискацией. Если же нет, то лицу предлагалось продолжать свою деятельность, но с отчислением девяноста процентов дохода. Или идти под суд и получить свои десять лет, потому как на Вилюе, например, ощущается большой дефицит рабочей силы с лопатой. Но вот результатов по сути вопроса пока не наблюдалось…

Правда, Гоше пришло коллективное письмо, в котором его авторы просили защитить великую русскую письменность от нападок всяких бездуховных варваров. Ответ императора представлял из себя встречный вопрос - а как, господа, вы себе конкретно эту защиту представляете?

- Повелеть прекратить это поношение основ, - ответили господа.

- Насчет прекращения - это вам к канцлеру! - радостно отписал им Гоша. - Он у нас занимается прекращением, недопущением и так далее, вплоть до искоренения.

Так что теперь мне предстояло принять делегацию от русской интеллигенции, которая в данный момент толпилась в приемной. Состояла она из Соболевского, Ильина, Мережковского, Гиппиус и примкнувшего к ним Розанова. Вообще-то подписантов было раза в три больше, но ко мне пришли только эти.

Ладно, подумал я, что спор идейных противников никакую, даже самую ублюдочную, истину родить не может, это давно ясно. Но вдруг единомышленники напрягутся и что-нибудь родят? Пусть даже мелкое и недоношенное…

Единомышленники вошли, расселись, отведали растворимого кофе и предоставили слово Соболевскому. Некоторое время я слушал, а потом, уловив знакомое слово, прихлопнул ладонью по столу.

- Минутку, Алексей Иванович. Множества бывают разные, в том числе и с нулевым количеством элементов. Или, например, множество корней квадратных из отрицательных чисел. Ах, вы не это имели в виду? Странно, сами послушайте…

Я со своего пульта отмотал запись чуть назад и включил воспроизведение.

- Множество пословиц, поговорок, выражений и крылатых фраз с введением нового правописания станут бессмысленными, - объявили нам динамики голосом Соболевского.

- Или вы просто употребили слово “множество”, имея в виду “много”? Тогда полный список мне, пожалуйста.

- Список чего?

- Пословиц, поговорок, крылатых фраз и особенно выражений, которые потеряют смысл в новой орфографии. Господин Ильин, вы что-то хотите сказать?

- Я хочу привести пример* - во фразе “Я люблю ея собаку” эти реформаторы предлагают употребить “её”, то есть…

- Понятно. Очень удачный пример, лично меня убеждающий в преимуществах именно новой орфографии. Ведь по ней я могу подумать, что вы любите её, собаку… Любя так даму называете, бывает. То есть при желании у меня сохраняется лазейка для веры в человечество. А по старым правилам я вынужден представлять себе, как вы, значит, эту псину… Тьфу.

- Это демагогия! - пискнул Мережковский и замер, видимо в ожидании репрессий.

- Она самая, - согласился я, - как и то, что мне тут вами говорилось. Потому что когда в обсуждении государственных проблем оперируют словами “много”, “невосполнимый” и так далее, это именно демагогия и есть. Не “много”, а точную цифру! Не знаете точной - давайте с допуском, по его величине можно будет судить о компетенции. Не какие-то там невосполнимые пословицы и выражения, а полный перечень. Желательно с пометкой напротив каждого, а в чем его особая ценность. Не “лучшая часть российской интеллигенции”, а пофамильный список! Вот в таком ключе я готов обсуждать поднятый вами вопрос, а как сейчас - нет.

- Господин канцлер, - поднял голову Розанов, - тем не менее, вы в какой-то мере узнали нашу точку зрения по данному вопросу. Могу ли я попросить вас вкратце изложить вашу?

- Тут вот какая тонкость, - задумался я, - на военных советах ведь не зря сначала дают высказаться младшим. Чтобы, значит, на них начальственное мнение авторитетом не давило. Хотя, действительно, какой я для вас авторитет? Ладно, слушайте.

Я отхлебнул кофе и продолжил:

- Вот тут говорилось о должном сохранении и преумножении духовного наследия. Ну так почитайте…

Я протянул Ильину полгода назад пришедшую Гоше кляузу на Мичурина. Там его безграмотно и косноязычно обвиняли в поощрении бл…ства среди растений и просили принять меры… Гоша, кстати, меры действительно принял - послал Мичурину сто тысяч и императорского комиссара, чтобы Иван Владимирович не тратил свое драгоценное время на общение с местными властями.

- Или вы скажете, что эта бумага представляет собой нечто исключительное? - поинтересовался я.