Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12



А может, потому и не прислушиваются чужие к разговорам – пропаганда работает как надо, просто это незаметно? Через фильмы и программы их тупорылые? Двадцать пятым кадром?

Русик шмыгнул носом, за что схлопотал очередной пинок в пятку от Жвала. Достал, конспиратор хренов, ну кто их тут услышит?

Второй глубокий вдох Русик постарался сделать бесшумно и, в принципе, преуспел, во всяком случае, Жвал больше не пинался. Воздух был свежий и пахучий, аж пьянил. И откуда что взялось – до оккупации тут воняло, в основном разной пакостью со свалки, да и соседний мусоросжигательный завод тоже атмосферу ни разу не озонировал. А уж насрано было – как в городском парке, просто под каждым кустом, по темноте пойдешь – сто процентов вляпаешься. Теперь же и тут, за городом, и в парке приснопамятном – природа и благодать: птички поют, белки скачут, в каждой луже гуси какие-то бултыхаются, причем дикие, Русик сам видел как-то раз: снялись из лужи и улетели. В парке вдобавок фонари кругом, даже если под кустом нагадить не подорвешься, все видно. Только больше не гадит никто, чужие за это дрючат. И чисто, чисто стало кругом, ни стекла битого, ни пакетов, ни шелухи от семечек, хотя жрут их если не все, то через одного уж точно.

Давно уже Русик задумывался, что перемены при новом порядке… ну, скажем так: необычные. Оккупация оккупацией, свободы попраны и все такое, это все понятно. Но почему порядка стало больше, не из-за названия же?

Потому и вспоминал Русик старый анекдот. А уж извечный российский бардак и бедлам любой при них поживший совершенно точно никогда не забудет.

Вообще, в России анекдоты постоянно становились былью. Только вот в инопланетян и наведение порядка как-то никому заведомо не верилось.

Зря.

Активно партизанить Русик начал года полтора назад. Напарник как-то невзначай поинтересовался – вот если бы имелась возможность вломить оккупантам, поддержал бы? Ну, а чего ж не вломить? – ответил Русик. – Вломить – это мы завсегда, или не русские? Только как?

С тех, наверное, пор и присматривались к Русику подпольщики. Долго, больше года. И только потом подкатились с пустячным поручением: надо, мол, флэшку с информацией доставить кое-куда. По большому, естественно, секрету. Флэшка была крохотная, в четверть ногтя. Русик ее затолкал в самый угол брючного кармана и в положенный час оставил где было сказано. Для начала его похвалили.

Месяца два новых поручений не возникало; потом история с флэшкой повторилась. Проверяют, что ли? – подумал тогда Русик. Еще в первый раз он долго колебался – просмотреть содержимое или не стоит? Решил – не стоит. Потому что проверяют, скорее всего, не только в смысле «доставит – не доставит», но и «просмотрит – не просмотрит» тоже.

Ему хватило терпения и на третью флэшку, и на четвертую. А в момент, когда Русик начал привыкать к роли почтальона, внезапно предложили поучаствовать в ночном налете на технологический склад.

Надо сказать, что за проступки чужие карали методично и неотвратимо, но никаких превентивных мер против нарушителей они не предприняли: полиции в дооккупационном смысле не существовало вовсе, никаких камер слежения на улицах и в зданиях никто не ставил, замки тоже не производили впечатления неприступных, так что, в принципе, ночной налет был осуществимым мероприятием, главное было вовремя смыться, до того, как явятся чужие из оккупационной администрации. Так что о партизанских налетах Русик слышал еще до того, как сам стал партизаном. Попытка выяснить цель сего освободительного действа потерпела крах: Русику намекнули, что это не его ума дело, а с провокаторами, соглядатаями и стукачами у партизан разговор короткий. Пришлось заткнуться.



Роль ему досталась, естественно, незначительная, но самая рискованная: прилепить самодельные бомбочки к дверным петлям, а потом торчать у входа в здание и глядеть – не едут ли чужие. Русик со всем справился. Чужие до момента, когда двое партизан поопытнее вернулись из глубин здания с полными сумками, не подоспели. Налетчики благополучно растворились в ночной полутьме, разбились на пары по заранее оговоренному плану и разбежались в разные стороны. С молчаливым напарником Русик расстался за три квартала до своего дома, потом, как учили, сделал пару кругов и петель по окрестным кварталам и только после этого шмыгнул к себе. Кажется, никто его возвращения не заметил.

В утренних новостях сообщили, что бунтовщики и мародеры похитили на мелкооптовом складе некое запрещенное к свободному распространению оборудование, за что, несомненно, будут наказаны. Русик мрачно подумал, что зря, пожалуй, во все это ввязался и целую неделю вздрагивал от каждого звонка в дверь. Но приходили либо курьеры из доставки, либо обычные патрули общественного порядка. Когда явился первый патруль, душа Русика натурально ссыпалась в пятки, но патрульных сам Русик интересовал мало: они пошастали по квартире, позаглядывали во все углы, непорядка не обнаружили и молча отбыли на маршрут. Следующий патруль Русик встретил уже спокойнее, а во время третьей проверки вообще практически не волновался.

А через три недели после налета Русик поучаствовал в подрыве магнитоплана. Магнитоплан был грузовой, что и куда он вез, Русик понятия не имел, потому что коллеги-партизаны общались с ним исчезающе мало. Показали сектор для наблюдения, велели не сводить глаз, а если появится патрульный магнитоплан, немедленно доложить связному, который прятался в ракитнике у ручья. Патрульные не появились. Зато по ту сторону ракитника знатно ухнуло, а спустя несколько минут поступила команда отходить. Опять же – парами.

Остальное Русик снова узнал из новостей. Особенно поразил его вид взорванного магнитоплана – обычно белоснежный диск с одной стороны был закопчен и вскрыт, словно консервная банка. Он косо валялся на наклонной обочине шоссе Звенигород – Малоярославец. Вокруг маячили сразу четыре патрульных машины – такие же диски, только поменьше – и шныряли чужие в белых комбинезонах. Надо понимать, выискивали следы партизан.

Потом случились подряд два налета, еще один подрыв магнитоплана, диверсия на насосной станции и суд над предателем.

Предателем оказался худой старик с бегающими глазами. Чего-то там у него нашли не то в личном блокноте. Куратор в маске сурово зачитал обвинительный приговор, старик впал в истерику, но его живо отоварили по кумполу и без дальнейших разговоров сунули в реактор. Куратор после этого сразу куда-то испарился, а Жвал заверил, что так будет с каждым, кто осмелится осквернить имя борца за свободу предательством.

Казнь произвела на Русика неизгладимое впечатление – теперь он совершенно точно знал, что его ждет в случае какой-нибудь оплошности.

Незаметно прошел год. Русик уже не был младшеньким, поднабрался опыта в уличных акциях, ночных налетах, подрывах и диверсиях. Ему даже доверили командовать тройкой, правда, не во время боевых действий, а большею частью на предварительном изучении местности. Пару раз Русик передавал новичкам-курьерам флэшки, получаемые от Жвала. Несколько раз самому пришлось забирать флэшки из тайников, куда их доставляли новички из других партизанских групп. Движение ширилось и росло – чужие не успевали чинить поврежденные взрывами здания и дороги.

Случались и провалы, и аресты; из первоначального состава группы осталась дай бог половина. Но, видимо, среди захваченных инопланетянами партизан не нашлось предателей и стукачей: дома чужие ни единого человечка не взяли. Только при неудачных отходах с акций и непосредственно на акциях, если они проваливались.

Но все чаще Русика посещал тяжелый и надоедливый вопрос: зачем? Зачем они делают то, что делают? Зачем взрывают магнитопланы, зачем громят склады и подстанции, зачем разбрасывают листовки с призывами к борьбе против небесных оккупантов? Чтобы опять было нечего жрать, чтобы вечером страшно было выйти из дома, чтобы в парке опять было насрано под каждым кустом, а вместо снежно-белых летающих дисков по раздолбанным дорогам опять разъезжали гелендвагены с мигалками, откуда любого пешехода легко смогут пристрелить и стрелку за это ничего не будет? Опять нищета, наркота, болезни и бандитизм? Опять радиоактивные свалки, запах тухлятины из подвалов, радужная пена в каждом ручье и бесконечная реклама никому не нужного барахла в телевизоре, причем барахло это все равно не купить, потому что денег нет?