Страница 25 из 51
– Ну как, дорогой, – спросила Люси, – все в порядке?
– Да, секретарь – очень компетентная девушка – была на месте и все взяла на себя. Там, кажется, была сестра. Ее вызвала секретарша.
– Я так и думала, – сказала леди Энкейтлл. – Из Танбридж-Уэллс.
– Кажется, Бексхилл[50], – взглянув с недоумением на жену, ответил сэр Генри.
– Бексхилл? Пожалуй… Да, вполне возможно, – после некоторого раздумья согласилась леди Энкейтлл.
Подошел Гаджен:
– Сэр Генри, звонил инспектор Грэйндж. Заседание суда назначено на среду в одиннадцать часов.
Сэр Генри кивнул головой.
– Мидж, – сказала леди Энкейтлл, – ты позвонила бы в свой магазин…
Мидж медленно пошла к телефону. Вся жизнь ее протекала так размеренно и заурядно… Она чувствовала, что ей не хватит слов, чтобы объяснить хозяйке магазина, почему после четырех выходных она все-таки не может вернуться на работу. Сказать, что она замешана в убийстве… Это звучит просто дико! Дико! К тому же мадам Элфридж – особа, которой не так-то просто что-либо объяснить…
Мидж решительно вздернула подбородок и сняла телефонную трубку.
Разговор вышел таким, как она и ожидала. Противный хриплый голос той ядовитой коротышки прозудел:
– Что такое, мизз Харуказзл? Змерть? Похороны? Вы прекраззно знаете, что у меня не хватает людей! Вы думаете, я буду терпеть важи оправдания? О конежно, вы там, полагаю, развлекаетезь!
Мидж, прервав ее, объяснила все коротко и понятно.
– Полизия?! Вы зказали полизия… – Голос мадам Элфридж сорвался на визг. – Вы зпутались з полизия?!
Стиснув зубы, Мидж продолжала объяснять. Как грязно опошлила эта женщина на другом конце провода случившееся у них горе. Вульгарное полицейское дело! Сколько же желчи в этом существе!
В комнату вошел Эдвард, но, увидев, что Мидж говорит по телефону, хотел было уйти. Она остановила его:
– Останьтесь, Эдвард. Пожалуйста, прошу вас!
Присутствие Эдварда давало ей силу противостоять ядовитым замечаниям, сыпавшимся ей в ухо. Она убрала руку, которой закрывала трубку.
– Что? Да, извините, мадам. Но, видите ли, это не моя вина…
Противный хриплый голос продолжал сердито кричать:
– Кто эти важи друзья? Что это за люди, езли у них в доме полизия и убийство? Мне вообже хочется, чтобы вы не возвражжализ! Я не могу допузтить, чтобы позтрадала репутазия моего магазина!
Мидж отвечала покорно и уклончиво. Наконец со вздохом облегчения положила трубку. Ее подташнивало и всю трясло.
– Это место, где я работаю, – объяснила она. – Я должна была сообщить, что не могу вернуться до вторника из-за судебного разбирательства и… полиции.
– Что собой представляет этот магазин одежды, где вы работаете? Надеюсь, хозяйка магазина вела себя порядочно? Она симпатичная, приятная женщина?
– Я бы этого не сказала! Она из Уайтчепла[51]. С крашеными волосами и голосом как у коростеля[52].
– Но, Мидж, милая…
Выражение ужаса на лице Эдварда почти заставило Мидж рассмеяться – он выглядел таким озабоченным.
– Дитя мое… вы не должны работать в этом магазине. Если уж работать, надо выбрать место с приятным окружением, чтобы вам были по душе люди, с которыми общаешься.
Мидж мгновение смотрела на него, не отвечая.
«Ну, как ему объяснишь, – думала она, – такому человеку, как Эдвард? Что он знает о рынке труда, о работе?» В душе Мидж внезапно поднялась волна горечи. Люси, Генри, Эдвард… да, даже Генриетта… всех их отделяет от нее непреодолимая пропасть… пропасть, разделяющая праздных людей и работающих. Они не имеют представления о том, как трудно найти работу, а уж если нашел, то чего стоит ее не потерять! Конечно, можно сказать, что ей, собственно говоря, нет надобности зарабатывать на жизнь. Люси и Генри с удовольствием взяли бы ее к себе… или с равным удовольствием могли бы выделить ей содержание. Эдвард охотно сделал бы то же самое. Но что-то не позволяло ей принять легкую жизнь, предлагаемую состоятельными родственниками. Изредка приезжать и погружаться в прекрасно налаженную, роскошную жизнь «Лощины» – само по себе превосходно! Этим Мидж могла наслаждаться. Однако стойкий дух независимости удерживал ее от того, чтобы принять такую жизнь из чьих-то рук. Это же чувство не разрешало Мидж открыть собственное дело – не хотела одалживаться у родственников и друзей. Она вдоволь насмотрелась, чем это кончается.
Мидж не хотела ни брать деньги взаймы, ни пользоваться протекцией. Она сама нашла себе работу на четыре фунта в неделю, и мадам Элфридж, нанявшей ее в надежде, что Мидж направит в ее магазин своих друзей из фешенебельного общества, пришлось разочароваться. Мидж стойко отклоняла подобные попытки всех друзей и знакомых.
Мидж не питала никаких иллюзий в отношении своей работы. Она испытывала отвращение к магазину, к мадам Элфридж, к постоянному раболепству перед раздражительными и дурно воспитанными покупательницами, но она очень сомневалась в том, что сможет найти другое, более приятное место, ведь у нее не было никакой специальности.
Разглагольствования Эдварда о том, что перед ней открыт широкий выбор, невыносимо ее раздражали. Как он мог жить в мирке, настолько оторванном от реальности?
Они – Энкейтллы! Все до одного! А она… она лишь по матери Энкейтлл! Порою, как, например, этим утром, она вообще не чувствовала себя своей в этой семье. Она была дочерью только своего отца.
Воспоминания об отце вызвали в душе острую боль и жалость. Седой, с вечно усталым лицом. Он столько лет старался спасти небольшое семейное предприятие, которое было обречено и, несмотря на все усилия и заботы, медленно разорялось. Не из-за неспособности отца вести дела… Просто оно устарело – наступал прогресс.
Как ни странно, любовь Мидж была отдана не ее блестящей матери из рода Энкейтллов, а тихому усталому отцу. Каждый раз, возвращаясь после визита в Эйнсвик, которым неистово восторгалась всю жизнь, она читала легкое неодобрение на усталом отцовском лице и тогда бросалась ему на шею, повторяя: «Я рада, что вернулась домой… Я рада быть дома!»
Мать умерла, когда Мидж было тринадцать лет. Иногда Мидж сознавала, как мало она знала о своей матери, рассеянной, очаровательной и веселой. Сожалела ли она о своем замужестве, которое поставило ее вне клана Энкейтллов? Этого Мидж не знала.
После ее смерти отец становился все более тихим и на глазах седел. Попытки устоять в борьбе с конкурентами делались все более бесполезными. Он умер тихо и незаметно, когда Мидж было восемнадцать лет.
Мидж жила у многих родственников со стороны Энкейтллов, принимала от них подарки, развлекалась, но от денежной помощи отказывалась. И хотя она любила их, иногда остро чувствовала себя человеком не из их круга.
«Они ничего не знают о жизни», – думала она с затаенной враждебностью.
Эдвард, чуткий, как всегда, озадаченно смотрел на нее.
– Я чем-то вас расстроил? – спросил он мягко.
В комнату вошла Люси. Она была в самой середине одного из своих обычных диалогов.
– …Видите ли, в самом деле неизвестно, предпочтет ли она «Белого оленя» или нас.
Мидж удивленно посмотрела на нее, потом на Эдварда.
– На Эдварда смотреть бесполезно, он все равно не знает, – заявила леди Энкейтлл. – Но ты, Мидж, ты всегда очень практична.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, Люси!
Люси казалась удивленной.
– Судебное заседание, дорогая! Должна приехать Герда. Остановится она у нас или в «Белом олене»? Конечно, здесь все связано с тяжелыми переживаниями… но в «Белом олене» найдутся люди, которые будут глазеть на нее, и, конечно, репортеры. В среду в одиннадцать или в одиннадцать тридцать? – Внезапно улыбка озарила лицо леди Энкейтлл. – Я никогда не была на суде. Думаю, что серый костюм и, конечно, шляпа, как в церкви, но, разумеется, без перчаток!
50
Бексхилл – город на побережье пролива Ла-Манш, курорт.
51
Уайтчепл – один из беднейших районов Ист-Энда в Лондоне.
52
Коростель – небольшая птица семейства пастушковых, живущая на лугах, быстро бегающая и плохо летающая. Издает громкие резкие звуки.