Страница 3 из 21
Эф прислонился лбом к окну. Прохлада стекла была такой приятной по сравнению с разгоряченной кожей и пульсацией внутри его черепа.
Знание было самым худшим. Осознание безумия не делает человека менее безумным. Осознание утопления не делает человека менее тонущим, а только отягощает паникой. Боязнь будущего и память о лучшем, ярком прошлом, были таким же источником страданий Эфа, как и сама вампирская чума.
Ему нужна еда, нужен протеин. В этом доме нихрена, он вычистил здесь весь запас пищи и алкоголя, много месяцев назад. Даже нашел в шкафу Мэтта секретный запас Баттерфингеров.[3] Эф отошел от окна, повернувшись к комнате и кухне за ней. Он пытался вспомнить, как сюда попал и почему. Он увидел следы отметин на стене где, используя кухонный нож, “отпустил” бойфренда своей бывшей жены, обезглавив свеже-обращенную тварь. Это было в первые дни бойни, когда убийства вампиров пугали почти так же, как и понимание возможности стать одним из них. Даже тогда, когда рассматриваемым вампиром был бойфренд его бывшей жены, мужчина готовый занять место Эфа, место самой важной мужской фигуры в жизни Зака.
Но этот рвотный рефлекс человеческой морали уже давно пропал. Это был другой мир, и доктор Эфраим Гудуэдер, когда-то выдающийся эпидемиолог из Центра по контролю и профилактике заболеваний, стал другим человеком. Вирус вампиризма поселился в человеческой расе.Чума ввергла цивилизацию в невообразимую злобу и насилие. Повстанцы - полные волей, мощные и сильные - в большинстве были истреблены или обращены, стали кроткими, сломлеными, и в ужасе исполняли волю Владыки.
Эф вернулся к своей оружейной сумке. Из узкого кармана на молнии предназначенного под перчатки для биты или под напульсники, он вытащил свой помятый Молскиновский[4] блокнот. В эти дни он не мог ничего запомнить, если не записывал в своем драном дневнике. Все было там, от запредельного до банального. Все должно быть записано. Это было для него обязательным. Этот дневник был по существу длинным письмом его сыну, Заку. Здесь была запись о поисках его единственного мальчика. Пометки наблюдений и теории, связанные с вампирской угрозой. И просто записки ученого о данных и явлениях.
В то же время, это было также полезным упражнением для сохранения некого подобия здравомыслия.
Его почерк стал настолько неразборчив на протяжении последних двух лет, что он едва мог читать свои записи. Он писал дату каждый день, потому что это был единственный надежный способ отслеживания времени без настоящего календаря. Не то чтобы это было так важно - за исключением сегодня.
Он записал дату, а затем его сердце стукнуло дважды. Конечно. Вот оно. Вот почему он вернулся сюда еще раз.
Сегодня был тринадцатый день рождения Зака.
ВЫ МОЖЕТЕ РАССТАТЬСЯ С ЖИЗНЬЮ ЗА ЭТОЙ ЧЕРТОЙ предупредил знак прикрепленный к двери наверху, написанный Мэджик Маркером, с рисунком из надгробий, скелетов и крестов. Он был нарисован детской рукой, нарисован когда Заку было семь или восемь. Спальня Зака осталась практически неизменной с тех пор как он был здесь последний раз, так же, как спальни пропавших детей во всем мире, символ остановившегося времени в сердцах их родителей.
Эф продолжал возвращаться в эту спальню как водолаз снова и снова возвращающийся к затонувшим обломкам корабля. Тайный музей; мирок, сохранившийся в первозданном виде. Окно в прошлое.
Он сел на кровать, чувствуя знакомую отдачу матраса, слыша успокаивающий скрип. Всё в этой комнате прошло через него, всё чего касался в жизни его мальчик, всё чем он пользовался. Теперь Эф курировал эту комнату; он знал каждую игрушку, каждую фигурку, каждую монетку и обувной шнурок, каждую футболку и книжку. Он отклонил намерение упиваться горем. Люди не ходят в церковь, или синагогу, или мечеть чтобы стенать; регулярное посещение этих мест - это жест веры. Теперь храмом стала спальня Зака. Здесь, в одиночестве, Эф чувствовал покой и укрепление внутренней решимости.
Зак был жив.
Это не был самообман. Это не слепая надежда.
Эф знал что Зак был жив и что его его мальчик ещё не был обращен.
В прошлом - когда мир ещё “нормально работал” - у родителей пропавшего ребенка была возможность куда обратиться. У них было утешение полицейского расследования и знание, что сотни, если не тысячи людей, солидарных и сочувствующих их положению, активно помогают в поисках.
Это похищение произошло в мире, без полиции, без людских законов. И Эф знал, что за существо похитило Зака. Существо, когда-то бывшее его мамой - да. Она совершила похищение. Но ее принудила к этому личность покрупнее.
Король вампиров, Владыка.
Но Эф не знал почему схватили Зака. Чтобы причинить боль Эфу, конечно. И чтобы удовлетворить его не-мертвую мать, вернуть “Её Дорогого”, так любимого ей в жизни. Коварная эпидемиология распространения вируса в вампирском извращении человеческой любви. Обращая их в дружков-стригоев, запирая их с собой навечно, чтобы сущесвовать за пределами испытаний и невзгод человеческого быта, переходя только на первичные потребности, такие как кормление, распространение, выживание.
Вот почему Келли (то существо, бывшее когда-то Келли) стала настолько психически одержима их мальчиком, и как, несмотря на все усилия Эфа, она смогла утащить его.
И тот же самый синдром, той же навязчивой страсти к обращению близких, доказывал Эфу, что Зак не был обращен. Ибо, если Владыка или Келли выпили мальчика, то он бы, конечно, вернулся к Эфу, вампиром. Эф был в ужасе, эта вероятность - встретиться лицом к лицу с немертвым сыном - преследовала его уже в течение двух лет, временами погружая его по спирали в отчаяние.
Но почему? Почему Владыка не обратил Зака? Что же он держит его? В качестве потенциального козыря, который будет разыгран против Эфа и пытающихся сопротивляться частью которых он был? Или по какой-то другой более зловещий причине, которую Эф не мог - не смел - понять?
Он содрогнулся от этой дилеммы - теперь это будет мерещиться ему. Там где был замешан его сын, Эф был уязвим. Его слабость была равна его силе: он отпустит своего мальчика.
Где был Зак в этот момент? Удерживали ли его где-то? Испытывали на верность своему отцу? Мысли, подобные этим впивались Эфу в мозг.
Это было незнание, которое не устраивало его больше всего. Другие - Фет, Нора, Гас - могли вложить в сопротивление всю свою энергию и свое внимание именно потому, что у них не было заложников в этой войне.
Посещение этой комнаты обычно помогало Эфу почувствовать себя менее одиноким в этом проклятом мире. Но сегодня это имело противоположный эффект. Он никогда не чувствовал такого острого одиночества, как здесь, в этот самый момент.
Эф снова подумал о Мэте, бойфренде, его бывшей жены - которого он прикончил внизу - как его бесило растущее влияние этого человека на воспитание Зака. Теперь он должен был думать - ежедневно, ежечасно - о том, в каком аду должен жить его мальчик, под властью настоящего чудовища …
3
Butterfinger - батончик Нестле.
4
Moleskineen. - брэнд канцтоваров.