Страница 14 из 23
– За мной! Показывай! – Бегу к руинам и понимаю, что теперь без драки не уйти. Слишком жирный кусок мы себе отхватить собрались. А жадность – грех смертный. Как бы нам не загреметь под фанфары. Но оружие надо или уничтожить, или забрать. Без вариантов.
Напоенные водой из наших фляжек бойцы прапорщика потихоньку оживают. Они чувствуют себя голыми и беззащитными без оружия, которым, по самое не могу, увешаны мои диверсанты. Когда прапорщик объясняет им, что и зачем надо сделать, я просто поражаюсь, откуда у них, голодных, изможденных и избитых, берутся силы.
Плиту приходится отодвигать всем. Мы подсовываем под ее край бревна от системы и еле-еле откатываем в сторону на столбах. Двое моих солдат охраняют «КамАЗы» и подступы. Остальные ворочают плиту, закинув автоматы за спину. Я связываюсь с Федей на сопке.
– Сопка! Я Земля-один! Прием! – вызываю группу поддержки на горке.
– Я – Сопка! На приеме – прием! – слышу ответ с возвышенности. Наш разговор слушают остальные по обусловленной частоте.
– Сопка, я Земля-один, как только увидишь движение к тебе техники от руин, заводи «мыльницу» и оставь с включенным движком. Подпруги затянуть. Трензеля вставить. Сторожить шоссе. Наливник пропускаешь. Прием!
– Я Сопка! Вас понял – прием!
– Конец связи! Прием!
– До связи!
Когда я прохожу в открытые двери склада АТВ и НЗ и вижу, что там в нем есть, то глаза у меня расширяются. Я понимаю, почему прапорщик так беспокоился и не хотел уезжать.
– Твою мать! Виктор Иваныч! Ну не ху-ху себе склад НЗ! – поражаюсь я и чувствую обиду за свою «никому не нужную» заставу. Два пулемета ПКМ нового образца, автоматы с подствольниками ГП-25, СВД, целый ТЗК, бинокли, маскхалаты типа кикимора и леший, берцы, амуниция, патроны, гранаты, ПББС под АК, выстрелы, ящики с тушенкой, фаршем, сгущенкой, сухарями, повидлом, маслом, консервами, медикаменты, новенькая форма, белье, тент на «УАЗ», палатки, спальники, альпийская снаряга, масксети… На отдельном стеллаже две снайперские винтовки. Одна со странным толстым дулом и больше похожая на автомат. Вторая на сошках, с большим и длинным стволом, на конце которого прямоугольный тормоз-компенсатор размером с полмагазина от моего автомата. Эта винтовка скорее напоминает мне противотанковое ружье времен Великой Отечественной войны. Прапорщик мгновенно скидывает свою рвань и тут же переодевается и разбрасывает пакеты с формой своим бойцам. Смотреть на них голых, раздетых и израненных страшно. Я отворачиваюсь. И выхожу наружу. Прапорщик выбегает за мной, на ходу застегивает новенькую портупею с пистолетом Стечкина на ней в кобуре. За спиной автомат без рожка. Останавливается возле меня и ждет моих указаний. При этом он разворошил упаковку патронов и заряжает магазин пистолета, не глядя на свои руки и пальцы. Я смотрю на «стечкина» с завистью.
– Виктор Иваныч, делаем так, чтоб не гудеть зря. Заводим все три машины одновременно. Грузовик и «УАЗ», не ожидая прогрева двигателя, – сюда к двери. Движки не выключаем. И грузим все подряд, но сначала оружие, боеприпасы и медикаменты. Что не влезет, обливаем бензином и спалить на хер. Пока грузим АТВ, то «КамАЗ» с цистерной под твоей рукой и с твоим «раненым» вон за ту сопку. Солдатику неопытному с ним не управиться. Там мои бойцы и «ГАЗ-66». Ты дорогу к нам знаешь? Да там и не свернешь никуда! И не ожидая нас, прешь вперед по грунтовке без остановки. Мы тебя все равно догоним с твоими пятью тоннами за спиной. Только не спеши, Виктор Иваныч, там серпантин тяжелый, повороты крутые и пропасти почти в километр глубиной. Если занесет, то мало тебе не покажется. И сам угробишься, и нам не поможешь ничем. Водитель на «уазик» и «КамАЗ» есть?
– Найду, – коротко бросает прапорщик. Оружие грузим все. Бегом, не жалея себя. Бойцы в кузо-ве таскают наши богатства и матерятся. Тяжелые ящики, но с ними нам будет спокойнее. Огромный, по сравнению с «ГАЗ-66», «камазище» с тентом вбирает в себя все накопленное старшиной имущество, как пылесос. «КамАЗ» скрипит сочленениями от веса нагружаемого нами имущества. Мы еле ползаем, но все же не оставляем в складе ничего, даже огнетушители и керосинки закидываем в кузов машины. Ящик с пустыми магазинами и патронами закидываем последним. Солдаты стоят в кузове у края, держась за борта и железные стяжки брезента. Я прыгаю в «уазик». Раненого бойца увез с собой старшина на бензовозе. «УАЗ» срывается с места, глохнет при переключении передач, заводится снова, водитель матерится за свою неуклюжесть, но навыки быстро восстанавливаются.
– Двойной выжим и перегазовка, если надо, – на всякий случай напоминаю ему то, чему его учили-.
Мы уносимся вперед к бурелому на повороте, сажаю в открытый «УАЗ» свою боевую тройку. За нами медленно покачивается и набирает скорость загруженный оружием и НЗ грузовик.
– Сопка, я Земля! Как у тебя? Прием.
– Я – Сопка. Земля – вижу вас. Пока чисто. Слышим движение по трассе. Чужие. Пока не видим. Ждем. Прием.
– Сопка – я Земля. Рубеж не покидать – ждать меня. Наших из «КамАЗа» – сажай на лошадей, и за наливником по дороге – галопом! Движок завел? Как понял? Прием.
– Земля – я Сопка. Мотор прогрет. Все путем. Прием.
Я останавливаю свой «джип» на повороте и перекрываю асфальт. Бойцы изготавливаются в сторону шума мотора или моторов. Гранатометчик приседает у колеса на колено. Шумы на трассе сливаются с рыканием дизелей наших машин и «УАЗа» с «газоном». Грузовик тяжело заходит в поворот грунтовки.
«Ну, быстрее, быстрее», – подгоняю его мысленно я; если он успеет проскочить за поворот на подъеме, который не видно с дороги, то есть шанс удрать. Хотя шлейф пыли, поднятый машинами, и свежая следовая дорожка от колес грузовика выведут тех, кто пойдет за нами на заставу. Грузовик вкатывается за сопку. Приостанавливается. Из него сыплются горохом шесть моих солдат и разбирают и отвязывают лошадей. «КамАЗ» ревет, сдвигая с места нашу добычу в своей утробе, и набирает скорость. За ним, подгоняя коней и пятками, и чем придется, гонятся конники. Мы прыгаем в «УАЗ» и убираемся с дороги к «газону».
– Федя! – ору я и машу рукой. – Уходим! Быстрее! – Теперь мы внизу прикрываем сопку, по склону которой стремглав бежит моя огневая группа и волочет на себе оружие и боеприпасы.
Шум за поворотом нарастает. Солдаты прыгают с разгона в заранее открытый борт «мыльницы» и зашвыривают тяжелое оружие и коробки. Федя жмет на газ, не щадит сцепление при переключении передач, рискуя его сжечь. Двигатель ревет, разгоняя шишигу. Борт закрывают на ходу. Мой «джип» срывается с места в тот момент, когда я замечаю знакомый конус БТР, выезжающий из-за поворота шоссе. Но люди в бронетранспортере видят только пыль, оседающую после моего «УАЗа», на непримечательной грунтовке. Наверно думают, что ветер поднял шлейф завихрений между сопок. За нами никто не гонится.
– Газу, газу, газу! – бросаю я водителю. И оборачиваюсь на своих солдат, напряженно сидящих сзади. Они на меня не смотрят. Все развернулись назад и держат оружие в руках, готовые открыть огонь, несмотря на то, что нас швыряет на ухабах безжалостно, как картошку.
«Пленный! Е-мое!» – вспоминаю. Он же в «КамАЗе» с бывшими узниками. Прибьют ведь. А мне б его допросить. Кто там на БТР разъезжает по трассе? Узнать надо у Фариза. Ничего, ему полезно будет пообщаться с бывшими заключенными, если выживет. Заодно и бойцов старшины проверим на выдержку и говнистость. Главное – до заставы доехать. Утро вступает в свои права, и я вижу, как солнечные лучи освещают снежную шапку Кушака. Семь утра. К девяти въедем на нашу территорию, прогнозирую я и начинаю дремать, болтаясь, как кукла, на переднем сиденье автомобиля.
На одной из колдобин меня подбрасывает так, что коленка сильно бьется о корпус машины. Больно неописуемо! Так, что стону тихонько сквозь зубы, чтоб никто не услышал. Водитель услышал.
– Извините, товарищ лейтенант, но дорога тут у вас – не асфальт, – вежливо выражается он о наших ухабах и подпрыгивает на очередном горбе после ямы, – а надо быстро, а то догонят еще, – поясняет он.