Сара

— Ты уверен, что надо ехать к Ле Люпу? — отчего-то вдруг смягчился водитель.

— А куда еще?

— Может быть, — продолжал он загадочным тоном, — домой?

— Разве ты не хочешь домой? — послышался другой голос. — Из спальника вылезла Пирожок — та самая Пирожок, из «Голубятни». Она выглядывала из-за отодвинутой шторки в полном облачении японской гейши.

Я встряхнул головой, подумав: «Господи, что за дурь подсунул мне Стейси?».

— Ну, Пирожок, ты убедилась? — спросил водитель, чей голос из мужского вдруг превратился в женский.

— Само собой — это он, кто же еще, — отозвался призрак Пирожка, — но, по правде говоря, я вижу причину твоего замешательства.

— В таком случае, покончим с проверкой, — сказал водитель и стал сдергивать усы и бородку.

— Мне что-то не по себе, — полуобморочно выдавил я, опуская голову между колен.

Когда я ее поднял, водитель снимал кепку, из-под которой рассыпался водопад роскошных золотых волос медового оттенка.

Прямо на моих глазах дальнобойщик перевоплотился в Пломбир.

— О, Г-господи, — только и смог выдавить я.

— Знаю, вид у меня был ужасный, — сказал мираж Пломбир. — Но у тебя хуже. Ты как медвежья задница, зашитая колючей проволокой.

— Крошка, постарайся не наблевать, — высунулся из-за шторы призрак Пирожка. — Это арендованный грузовик. И его хозяин простит мне запах чужих духов, но не чужую блевотину.

Пирожок зашелестела шелками, подбираясь ко мне.

— Мамочки! — Она похлопала меня по плечу. — Черри Ванилла?

Медленно подняв голову, я посмотрел на нее снизу вверх.

— Так это… не галлюцинация?

— О, детка! — Пирожок опустилась рядом на корточки. — Что сделало с тобой это чудовище?

— Что, черт возьми? — отозвалась Пломбир, срывая шоферские перчатки из толстой кожи и открывая ухоженные благоухающие руки с маникюром.

Я вцепился в Пирожок, как медвежонок в свою мамашу, зарывшись в складки ее кимоно, благоухающие мандарином.

— Знаю, знаю, — сказала она, гладя меня по затылку.

С тех пор как Ле Люп выбрил мне голову, я никому не позволял прикасаться к своим волосам. Меня били клиенты, а потом еще от себя добавлял Стейси — за то что я давал по рукам каждому, кто пытался это сделать.

— Пусть меня таскают за уши, как кастрюлю с супом, но до волос дотрагиваться не дам никому! — объяснял я после каждого такого разбирательства. Вскоре я научился просто вовремя убирать голову и подставлять шею.

Сейчас, чувствуя, как пальцы Пирожка зарываются в мой многострадальный ежик, я ощущал себя котом на руках у хозяйки, которому счесывают струпья, оставшиеся на боевых шрамах.

Несколько раз я подавлял невольный крик, готовый вырваться из меня.

Когда я наконец оторвал голову, кимоно было мокрым от моих слез.

— Бедные ручки, — произнесла Пирожок, осматривая мои исцарапанные ладони. — Мы позаботимся о них потом.

— Пора убираться, — предупредила Пломбир. Теперь она была в джинсах «Бен Дэвис», летной куртке и ботинках, выдающих ее специализацию садо-мазо. Этот наряд, пусть и не очень выразительный, как нельзя более подходил для такой выездной операции.

— Мы купили всего полтора часа у того противного коротышки, — скривилась Пирожок. — И время уже на исходе.

— Говорила тебе — оплатим подольше, — буркнула Пломбир, устраиваясь на водительском месте. — Не в обиду, Черри, но эти мерзавцы торгуют тобой ниже рыночной стоимости.

— Но как вы нашли меня? Вам Пух сказала?

— Кажется, похожее имя называл Глэд. — ответила Пломбир, снова сверяясь с картой, которая затем запросто, сама собой, свернулась в квадратик.

— Но почему вас так долго не было? — Я моргал, удостоверяясь, что они — не иллюзия.

— Глэд ждал, пока Ле Люп отлучится, — объяснила Пирожок.

Пломбир снова нацепила свою кепку, но волосы под нее уже не убирала.

— Глэд сказал, что мы без труда справимся с шайкой местных аборигенов. Но он не станет никого посылать в пасть Ле Люпу.

— Ну, теперь нам уже никто, кажется, не страшен, — заметила Пирожок, указав мне лечь им под ноги. — Выползем отсюда тихо, как жук по чайному листу.

— Так Ле Люп уехал?

— А то! — ответили обе одновременно.

Пломбир достала из-под сиденья пару туфель на высоком каблуке и нацепила на ноги. — Подходящая обувь для вождения, — заметила она. — Ну, ладно, поехали… — Пломбир щелкнула парой переключателей. — Норм дал нам машину из гаража и отладил ее так, что мы выползем тише мыши.

Пирожок одобрительно кивнула.

Я ожидал, что вспыхнут фары или раздастся привычное шипение сжатого воздуха из тормозов, но мы почему-то тронулись с места в полной тишине.

— Глэд дал денег на специальные амортизаторы и глушители, — шепотом сообщила Пломбир.

Я выглянул за ветровое и ахнул: на нас надвигались деревья.

— Опа! — Пломбир ударила по тормозам, так же бесшумно остановив машину в сантиметрах от частокола стволов.

Вытащив из футляра толстые окуляры, она протерла стекла:

— Очки ночного видения. Глэд одолжил у одного клиента, из Отдела по борьбе с наркотиками. Ого! — видно как днем. — И она снова стронула тягач с места.

Я схватился за сиденье, когда Пломбир стала выруливать за деревья и кусты ежевики. Невольно затаив дыхание, мы в полной тишине беззвучно выехали на узкую разбитую дорогу, выводящую к шоссе. Я повернулся к боковому стешу и увидел Стейси, который все так же сидел у телевизора и смотрел душещипательные мыльные оперы, не заметив грузовика, едущего в полной темноте, с выключенными фарами.

— Черт возьми! Сработало!

— Еще бы — ведь Глэд все рассчитал. Хочешь выпить? — спросила Пирожок.

— Само собой! — Я тут же обхлопал себя, но вместо фляжки удалось отыскать лишь енотовый пенис в заднем кармане. Отбросив его, я еще раз обыскал себя. Тут меня охватила паника: я понял, что, должно быть, выронил фляжку при падении. Была какая-то доля секунды, когда я чуть не заорал: «Назад!»

В этот момент Пирожок достала серебряный термос.

С огромным облегчением смотрел я, как она отвинчивает маленькую блестящую крышечку.

— А ты превратилась в такого…

— Парня, — закончила за нее Пломбир. — О! Прости, не хотела тебя обидеть. Я совсем не то хотела сказать.

Пирожок наполнила крышечку чем-то похожим на темный подогретый бурбон.

— Нормально, — ответил я. — Вернусь домой — и все встанет на свои места.

— Да уж, конечно, — с преувеличенной любезностью откликнулась Пломбир. — Смотри, смотри!

Я оторвался от напитка и посмотрел на медленно надвигающиеся сверкающие огни федеральной автомагистрали.

— Боже, как я хочу домой. — Я глотнул и чуть не поперхнулся. — Что это? — спросил я, вытирая рот.

— Сливовый чай. Домашний. — Удивление Пирожка сменилось легкой обидой: — Специально для тебя делала. Слива — великолепное средство при расстройствах желудка. А здесь, в стране рампа, тебя небось и не кормили как следует.

— Мне здесь так не хватало кухни Болли…

— Недавно снялся для журнала «Гурмэ». Теперь они заказывают места в «Голубятне». Но, само собой, для всех, кто работает на Глэда, двери «Голубятни» распахнуты в любое время, и заказы по рации, из кабин дальнобойщиков, принимаются в первую очередь, — рассказывала Пирожок.

— А у тебя больше ничего нет выпить?

— Вроде виски? От тебя им уже и так несет.

— Причем даже на расстоянии, — рассмеялась Пломбир. — Нет, мы такого не держим. Только сливовый чай и бисквиты.

— Хочешь бисквит? — Пирожок наклонилась к коробке под ногами.

Я отрицательно потряс головой. Я жаждал. Я алкал. Мне нужно было выпить, чтобы выдавить из себя слова, вертевшиеся на языке, слова, которые лезли из меня с тех пор, как я понял, что все это — не иллюзия.

Я прокашлялся, чтобы не хрипеть:

— А как же Сара? Как моя мама?

— Смотри, смотри! — привскочила Пломбир. — Мы сделали это! У нас получилось!

Фонари на шоссе расплывчато мигали над нами точно яркое небесное гало. Пломбир вновь подпрыгнула, и в этот раз ее пятидюймовый каблук угодил в педаль тормоза. Ее резко бросило вперед, на руль.