Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 48

Валерик не знал, правильно ли поступил, или нет, но он был рад, что не может просчитать каждое своё движение, каждое движение Льва. Он боялся, что верный, математически точный ответ ему бы не понравился. Он хотел дать Даньке шанс на человечески-неправильную жизнь с неправильным отцом и чёрт-те какой матерью, но с родным отцом и с родной матерью.

Лев приехал на следующий же день, к вечеру. Холодное воскресное солнце сменилось тёплым понедельничным дождём, не по-летнему затяжным и серым.

Он позвонил с дороги, и Валерик сорвался с места, написал полотгула и помчался домой.

Зонт он забыл раскрытым у рабочего стола, паркая вода текла по волосам, слипшимся на голове в три широких полупрозрачных пера, и, забираясь за воротник, сбегала по спине.

Он едва успел отпустить няню, надеть сухую рубашку и позвонить маме:

– Мама, а ты можешь съездить в гости после работы?.. Да... Нет... Нет... Ма, ничего криминального, мне просто нужно... Пожалуйста... Важно... Потом расскажу. Конечно, расскажу: никакого секрета здесь нет.

Сердце бешено стучало, ухая по ушам. Валерик болезненно прислушивался к шагам на лестнице, к каждому скрипу двери, и когда звонок наконец прозвенел, звук показался таким оглушительно громким, что Валерик скорее почувствовал, чем услышал его.

Стоящий за дверью Лев выглядел чужим и как будто даже покоробившимся, как книжная страница, на которую попала вода. Но дело было не только в дожде и не только в спине, ссутулившейся от напряжённого ожидания. Он изменился вообще. Лицо покруглело, стала шире шея, и на ней залегла белая, ожерельем, складка. Лев коротко остриг волосы, чуть раздобрел. Немного выцвели глаза... Много-много мелочей делали его старше и, не слишком изменившись в целом, он всё же не был уже тем же красавчиком Львом. Пожалуй, теперь посторонний человек мог бы уловить неявное, фантомное сходство между ним и Валериком и решить для себя, что всё-таки они – да, родные братья.

В большой комнате Даня, разинув рот, замер перед телевизором, по которому показывали яркий мульт со странными персонажами. Братья замерли в прихожей, глядя друг на друга с неменьшим интересом.

– Ты изменился, – сказал Валерик, хотя непременно хотел сказать радостное "здравствуй".

– Где он? – ответил Лев.

– В комнате.

И, оставив чемодан на лестничной клетке за незакрытой дверью, Лев сделал шаг вперёд и резко наклонился, вцепившись пальцами в косяк, чтобы не упасть – по детской привычке "не наследи".

Даня не обратил на него никакого внимания.

Со Льва стекала дождевая вода. С ботинка, стоящего на полу, натекла грязная лужица. Под другой, поднятой ногой, образовался рисунок из размашистых серых капель.

– С ним всё хорошо, – сказал Валерик. – Я просто боялся, что ты не приедешь.

Лев оторвался от косяка. Встал на обе ноги. Сжал руки в два огромных кулака. Стиснул зубы и снова стал прежним, узнаваемым Львом.

А Валерик не боялся, что его сейчас ударят. Он смотрел на грязные следы по чистому, светло-жёлтому линолеуму, на забрызганные полы плаща, на отсыревшие ботинки, кожа которых казалась какой-то рыхлой, и ни о чём не думал.

Носок одного ботинка упёрся в пятку другого, ярко-чёрный, новый носок ступил в лужицу грязной дождевой воды, светлый плащ упал на пол. Лев бросился в комнату, громко стуча пятками – будто пробовал пол на прочность. Пол был определенно не фантомный, вещественный, и ребёнок в комнате посмотрел на Льва серьезными и внимательными глазами.

Влажный сквозняк, метнувшийся из подъезда, облизнул Валериковы плечи, и он, поёжившись обернулся, увидел стоящий за порогом чемодан Льва, внёс вещи, закрыл дверь, ступил в комнату и передал чемодан Льву.

Даня увидел знакомого человека и бочком, словно крабик, подковылял к Валерику. Он ухватился за дядину ногу так сильно, что едва не повалил его на пол, и спрятал лицо за толстой, мясистой ляжкой. Потом потянул, слегка пристанывая:

– Ле-ля, Ле-ля.

Огромный растерянный незнакомец напугал его.

Лев схватился за чемодан, раскрыл его и Валерик с удивлением обнаружил там полное отсутствие взрослых вещей: разве что на дне лежало что-то вроде папки с документами да тощей, размазанной по донышку, смены белья. Всё остальное место занимали игрушки в ярких коробках: автомобильчик на радиоуправлении, пара Леговских роботов, несколько погремушек разного размера, что-то ещё... Всё было не то, не по возрасту и, доставая вещь за вещью, Лев ясно это понимал. Дело спас похожий на ёжика разноцветный мяч с колючками разной длины. Он выкатился из чемодана сам и запрыгал по комнате, отскакивая из-за разномастных колючек каждый раз в непредсказуемом направлении. Даня выглядывал из-за Валериковой ноги заинтересованно, как лесной разбойник из-за древесного ствола, и никуда больше Валерика не тянул.

Лев расстроенно глядел на кучу бесполезных игрушек. Он очевидно ненавидел себя в этот момент – и Валерик рад был видеть, что ему не всё равно. Он помог им начать игру в мяч, сидел на диване и смотрел, как скованно и осторожно движется Лев: словно фотограф рядом с редкой птичкой, которую ни в коем случае нельзя спугнуть.

Вечерело. За окном яростно вопили спустившиеся к посвежевшей земле стрижи и не загнанные ещё домой дети. Лев и Валерик сидели на кухне за чаем. Чай в их чашках, янтарный сначала, подёрнулся сероватой ряской налёта и потемнел – будто помрачнел от расстройства. Мама бормотала что-то в дальней комнате, укладывая Даню спать. Она вернулась домой полчаса назад и сначала опешила, увидев Льва: наткнувшись на него взглядом, она даже остановилась и отпрянула, но потом прошла дальше, едва кивнув, словно они сегодня уже виделись.

Это было как справедливое наказание. Всё здесь сегодня было как справедливое наказание для Льва, и он терпел, сжав зубы.

– Мы с мамой зовём его Даней, он уже привык, хотя по метрике, ты знаешь, его имя Валера. Но я решил, что хватит уж...

– Да, да, ты прав, – Лев кивал головой, глядя на сцепленные руки, бессильно свисавшие меж коленями и похожие на люльку маляра, забытую на стене огромного дома.

– Я должен был тебя вызвать, – продолжил Валера. – Просто чтобы ты на него посмотрел. Посмотрел и решил, хочешь ты, чтобы он был тебе сыном, или нет.

– А Лера?

– Лера в Москве, у родителей.

– Давно?

– Год.

– Общаешься с ней?

– Да. Она пишет.

– Как она?

– Ну... Наверное, не очень. Хотя старается держаться.

– Она его тоже... бросила?

– Нет. Она поехала искать себя. Она так считает. Хотела поступать в театральный.

– Поступила?

– Нет. И в том году – нет, и в этом, кажется, тоже. Но она снимается. В кино. Ходит по кастингам, всё уже там знает. Сериалы, эпизоды...

– Успешно?

– Нет. Конечно, нет. Она пишет каждый раз, где смотреть. Я смотрю. Видел её в судебной программе в роли плохой матери: у неё там сына отбирали. И в детективе видел, в роли проститутки. Плохая актриса. Никудышная. Она больше похожа на проститутку, когда не играет. Вот тогда у неё отчаяние в глазах настоящее. И желание, чтобы её обидели. Чтобы она имела право себя жалеть. Такое ощущение, что она стесняется жалеть себя просто потому, что ты её бросил. Ищет более веских причин. Но ты у неё всё ещё болишь – как ампутированная рука.

– Я?

– Ты, конечно, ты. Ты её любишь?

Лев судорожно вздохнул, поёрзал на стуле. Его сцепленные руки шевельнулись между коленями, как малярская люлька от сильного порыва ветра.

– Нет? – Валерик наклонился к нему и замер, опершись на стол. Чай в чашках пошёл лёгкими волнами. Серая ряска порвалась о ручки чайных ложек.

– Всё сложно, – ответил Лев.

– Всё могло быть сложно, когда у вас не было ребёнка. Теперь нужны простые и понятные ответы. Как в первом классе. Два плюс два и собака через букву О.

– Ты жёсткий. Даже жестокий, – Лев поёжился, поднял руки, провёл ладонями по лицу, словно стряхивал воду после купания. – А я думал, ты тюха.