Любовь под соснами

На лице консьержки появилось неподдельное сожаление.

— Да разве ее можно с кем-нибудь перепутать? Она одна такая на весь подъезд была. — консьержка вдруг прижала руку к губам. — Удивительно. Да вы похожи с ней. Только ты черненькая, а она — блондинка с голубыми глазами. А рост такой же, даже фигуры похожи.

Кристина застонала. Похожи? Да она убила свою сестру! Свою сестру!

— Милая, да не переживай ты так. Ну давай я тебе валокординчику накапаю. Подожди. Вы что, дружили? Да я тебя здесь вроде не видела. Хотя я тут всего-то месяц. — раздался резкий сладковатый запах валокордина. Кристина послушно выпила противную жидкость до конца. Консьержка продолжала сыпать слова утешения, которые девушка уже не слышала. Все ее существо отказывалось жить с мыслью о том, что она убила свою сестру.

— Вы знаете ее фамилию? — спросила Кристина пересохшими губами, все еще испытывая слабую надежду, что это ошибка.

Консьержка деловито сунулась в толстый журнал.

— Так, фамилия, фамилия… Сейчас посмотрю в списках. — она водила пальцем по разлинованной тетради. — Ага. Нашла. Елизарова.

Не может быть?!

Но есть!

— Это она? — глухо спросила консьержка. — Кристина кивнула. — Горе-то какое. Такая молоденькая.

Через некоторое время Кристина почувствовала, что ужас отступил. Сказалось действие валокордина. Передышкой нужно воспользоваться. Она встала.

— Спасибо вам. Мне надо идти.

Кристина вышла. В одурманенную голову пробилась мысль, что у консьержки теперь появился повод рассказать знакомым эту историю.

Она подошла к Кошке и, щелкнув сигнализацией, с трудом, словно старушонка, забралась внутрь. Обняла руками руль и заплакала. Кукольник посмеялся над ней, придумав наказание до конца жизни. Сгущались сумерки, в окнах зажигались огни. Время от времени она поднимала глаза на башню, глядя на двадцать пятый этаж в пустые темные окна, потом снова сжималась в кресле. Звонил и звонил мобильник в сумочке, но она не могла ни с кем разговаривать. Только, когда совсем стемнело, она медленно и осторожно, словно начинающий водитель, поехала домой.

К счастью, мама уже спала, и Кристина быстро прошмыгнула к себе наверх. Впервые с момента убийства она боялась войти в гостиную. Ей так и казалось, что она увидит там призрак Марины. В комнате она сняла с себя всю одежду и, бросив ее прямо на пол, забралась под одеяло, даже не умывшись. Ночь пролежала, глядя в потолок. Фрагменты из жизни мелькали перед глазами, словно на перемотанной пленке, выжимая из нее последние слезы, пока она не забылась тяжелым сном под утром.

Содеянное навалилось сразу же, не успела она открыть глаза. Полученное вчера подтверждение, что она убила сестру, отравляло прекрасный солнечный день. Что же ей теперь делать и как примириться с самой собой, чтобы начать жить?

Никак.

Оправдания, которыми она утешалась всю жизнь, закончились. Голова раскалывалась от боли, и она решила выпить таблетку. Времени уже было почти одиннадцать, телефон она еще вчера отключила. Мухин, наверное, в ярости.

Все равно.

Босиком Кристина прошла в ванную и с ужасом уставилась на свое опухшее от слез лицо со следами размазанной косметики. Никогда раньше она не позволяла себе ничего подобного. Заставила себя умыться и причесаться. Потом, закутавшись в махровый халат, спустилась вниз. Илария пила чай. Стул, на котором в тот день сидела Марина, отодвинут от овального стола. Кристина поцеловала маму в щеку и принялась рыться в ящике с таблетками.

— Ты будешь сегодня бегать? — спросила Илария.

Бегать? Кристина прислушалась к своему измученному организму и затрясла головой.

— Ты плохо выглядишь. Заболела?

— Голова раскалывается. Сейчас аспирин выпью.

— Уж не грипп ли у тебя? По радио передавали, началась новая волна.

Кристина вздохнула. Если бы это был грипп, было бы куда легче. Она машинально достала из аптечки зеленую упаковку растворимого аспирина и чуть не вскрикнула. Та же самая упаковка. Накануне убийства она купила их две. Одну про запас. Что, если она выпьет ту же самую дозу?

— Крис, ты что так долго? — раздался слабый голос Иларии.

Кристина вздрогнула, бросила упаковку аспирина в аптечку и, взяв цитрамон, вернулась к маме. Стул снова привлек ее внимание, на долю секунды ей почудилось ухоженное Маринино лицо в облаке светлых волос. Она тряхнула головой, отгоняя видение, на что голова отозвалась новым приступом. Черт.

Кристина выпила таблетку и съежилась на стуле.

— Я хотела тебе кое-что рассказать, — тихо заметила Илария.

— Да, слушаю, — Кристина подперла голову кулаком и посмотрела на маму. Ей показалось или глаза Иларии не были так грустны сегодня. В прозрачной их глубине светился огонек надежды.

— Это очень хорошая новость, — продолжила Илария, улыбаясь.

— Тебе лучше?

— Нет. То есть да. Мне лучше от того, что сегодня одна моя знакомая рассказала, что полностью вылечилась от рассеянного склероза. И это действительно правда.

Кристина почувствовала, как сжалось сердце, даже головная боль немного утихла.

— Расскажи же скорее. Значит, ты тоже можешь поправиться.

— Вряд ли. К сожалению, это лечение доступно не всем. У Валюши сын владеет сетью ресторанов в Москве. — Кристина нахмурилась, не сводя глаз с просветлевшего лица матери. — В Испании один врач взял нашу методику с иголками, помнишь, я тебе о ней рассказывала? — Кристина кивнула. — И создал целую клинику для больных рассеянным склерозом и пригласил туда этого врача, чтобы он руководил лечением. Появились первые результаты, и моя знакомая в их числе. Я так рада за Валюшу. Она обещала приехать ко мне в гости и все рассказать. Представляешь, она теперь может приехать в гости? А еще год назад ее возили в инвалидной коляске. Конечно, выздоровление далось тяжело. Целыми днями надо ходить в иголках, спать с ними, делать много упражнений и соблюдать определенную диету.

Кристина рванулась к маме, села на пол и прижалась губами к ее руке.

— Мамочка, обещай мне, что поедешь.

Илария погладила Кристину по волосам.

— Нам это не по карману, детка. Содержание в этой клинике стоит… Да не знаю я сколько. Нам не достать этих денег.

Кристина поднялась на ноги.

— Мамочка, мы продадим этот дом и вместе с тобой поедем в Испанию. Я сниму комнатку и буду жить неподалеку от тебя. У тебя все получится.

— Ты так любишь этот дом. И тебе так тяжело досталось получить его.

— Может, будет неплохо поменять место обитания. Как-то здесь все стало не так.

— С чего бы это? — Илария озабоченно взглянула на дочь. — Неужели из-за Вити?

— Нет, — помотала головой Кристина, поспешно поднимаясь и отходя к окну. — С чего ты взяла? — она почувствовала, что краснеет. Маму нужно было срочно отвлечь. — История с Мариной не дает мне покоя, — она посмотрела вглубь гостиной, где стоял злополучный стул и задумалась. Это тот же самый стул, на котором сидела Марина, или его передвинули его во время уборки и теперь один из этих стульев в венецианском стиле с высокой спинкой, может оказаться ЕЕ стулом? А возможно она, Кристина, уже сидела на нем. Или сейчас на нем сидит мама. От одной только мысли по телу прошла дрожь, ей захотелось попросить маму пересесть на диван. Появилась мысль, что эти стулья надо выкинуть.

— Перестань, Крис. Это был несчастный случай, который нужно забыть. Хотя я понимаю тебя. Ты хотела помочь. Любой на твоем месте чувствовал бы себя виноватым. Но это не в твоей власти, детка. Только Бог отмеряет продолжительность жизни. Постарайся не думать об этом. А что касается твоего предложения, не может быть и речи о продаже дома. Я слишком хорошо помню, каково это: остаться на улице.

Кристина вздрогнула, вспомнив липкие руки Петровича и себя, жалкую, маленькую, подавленную. Видно, ей совсем плохо, если она позабыла об этом и решила продать то, что добивалась с таким трудом.

— Тогда я возьму кредит под дом и буду выплачивать. Я ведь хорошо зарабатываю. И это будет для меня стимулом работать еще лучше.