Страница 31 из 35
Благодаря совместным действиям армии и партизан Нормандия была освобождена в течение одного года. В июле 1449 г. Дюнуа, назначенный генеральным наместником провинции, которую еще предстояло завоевать, начал кампанию. В августе французы овладели городами южных районов: Вернелем, Пон-Левеком и Лизье. В октябре народное восстание открыло им ворота Руана.В декабре капитулировал Гарфлер, в январе - Гавр, 15 апреля В битве при Форминьи, близ Байе была одержана победа над спешно переброшенным из-за Ламанша английским войском. Французы взяли реванш за Азенкур; неприятель оставил на поле боя около 4 тысяч убитых; командующий и сорок знатных рыцарей попали в плен. Результатом этой победы было взятие Авранша, Байе и Кана. Освобождение Нормандии закончилось в августе, когда гарнизон Шербура оставил крепость и бежал в Англию.
Одновременно на юге страны развернулись боевые операции по освобождению Гиени. Здесь англичане оказали особенно упорное сопротивление, так как им грозила потеря земель, которыми они владели почти три столетия. Первоначальный успех французов, занявших летом 1450 г. Байонну и Бордо, оказался непрочным: в октябре 1452 г. у стен Бордо высадилось семитысячное английское войско, и столица Гиени была вновь потеряна. Впрочем, ненадолго. 17 июля 1453 г. у городка Кастийон-сюр-Дордонь произошло сражение, в котором англичане потерпели сокрушительное поражение. Это была последняя битва Столетней войны. 19 октября авангард французской армии вступил в Бордо.
Война кончилась. Народ свершил свой подвиг. Оправдались пророческие слова Жанны, которая верила в победу тогда, когда в нее не верили самые опытные политики и самые прославленные полководцы: англичане были изгнаны с французской земли - кроме тех, кто нашел в этой земле могилу.
Когда Жанна попала в плен, Карл VII не сделал ничего, чтобы спасти ее. Когда она предстала перед церковным судом, он промолчал. Когда ее сожгли, он не вспомнил о ней.
[23]
Если бы историк, изучающий заключительный период Столетней войны, имел в своем распоряжении только официальные документы французского правительства, то он и не подозревал бы о существовании Жанны д’Арк, потому что ни один из этих документов - ни многочисленные королевские указы, ни послания «добрым городам», ни победные манифесты - не упоминает о ней ни единым словом. Как будто ее не было вовсе.
Это молчание объясняют обычно отвратительными личными качествами короля. В какой-то мере это объяснение справедливо. Карл VII был личностью малосимпатичной. Холодный эгоист, ревниво относящийся к чужой славе и столь же ревниво оберегающий собственный титул «победоносца», который преподнесли ему придворные льстецы, он обладал истинно королевским качеством: умением забывать тех, кто в трудные времена приходил ему на помощь. Чувство благодарности никогда не было его отличительной чертой. К тому же он не любил вспоминать и не желал, чтобы ему напоминали о той далекой поре, когда он - ныне общепризнанный государь Франции, король-победитель - был всего-навсего лишь жалким «буржским корольком», готовым отказаться от прав на родительский престол и бежать в Кастилию. Короче говоря, у Карла было действительно много личных причин для того, чтобы «забыть» Жанну.
Но не следует упускать из виду и другого. Карл был прежде всего политиком, великолепно умевшим отделять политические интересы от личных эмоций и подчинять последние первым. Жизнь заставила его пройти полный курс политического лицемерия, и он в совершенстве владел этим искусством. И если бы он видел хоть малейшую выгоду в том, чтобы тотчас же после казни Жанны обратить себе на пользу самый факт этой казни, он безусловно не промолчал бы. Но он не считал это выгодным. Больше того - любое открытое проявление сочувствия к памяти Жанны д’Арк со стороны Карла VII было до поры до времени не в интересах короля. Прежде всего потому, что ему, христианнейшему королю, не пристало сожалеть вслух о казни женщины, которая была официально осуждена церковью за преступления против веры.
Во-вторых, потому, что публично выраженное сожаление о казни Жанны было бы воспринято как недружелюбный жест по отношению к герцогу Бургундскому, о причастности которого к делу «лотарингской колдуньи» знали решительно все. Ссориться же с Филиппом в этот момент Карл не хотел.
И наконец, такое сожаление звучало бы открытым упреком в адрес Парижского университета - влиятельной организации, в поддержке которой король нуждался до тех пор, пока не почувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы лишить университет политического влияния и подчинить его своему контролю. Но это произошло значительно позже, а до тех пор Карл чутко прислушивался к голосу университетских кругов и не желал раздражать эти круги понапрасну.
Единственное, в чем Карл был действительно заинтересован, - так это в официальном, т. е. произведенном самими церковными властями, пересмотре дела Жанны д’Арк и в отмене приговора, поскольку это дело затрагивало его престиж. И он терпеливо ждал, когда представится такая возможность. Ждал целых 18 лет.
В 1449 г. был, наконец, освобожден Руан. 10 ноября 1449 г. Карл VII на коне, убранном белым бархатным чепраком с вышитыми золотом лилиями, в короне и со скипетром торжественно вступил в столицу Нормандии. У кафедрального собора его встретило духовенство во главе с архиепископом Раулем Русселем, бывшим в свое время асессором инквизиционного трибунала по делу Жанны. Прелат преподнес королю святые реликвии, которые тот благоговейно поцеловал, опустившись на колени. Затем он клятвенно подтвердил привилегии местного духовенства и прослушал благодарственную мессу. Общее прощение всем, кто сотрудничал с англичанами, было даровано еще раньше.
Спустя три месяца после этой трогательной сцены, 15 февраля 1450 г.. Карл поручил своему советнику Гильому Буйе, доктору богословия и профессору Парижского университета, произвести предварительное расследование обстоятельств процесса Жанны и дал ему необходимые для этого полномочия. В первых числах марта Буйе опросил семерых свидетелей, осведомленность которых не вызывала сомнений. Это были бывший секретарь трибунала Гильом Маншон, бывший судебный исполнитель Жан Массье, бывший асессор Жан Бопер, а также четыре монаха-доминиканца из руанского монастыря Сен-Жак, принимавшие участие в работе инквизиционного трибунала в качестве асессоров инквизитора. По окончании следствия Буйе представил королю протоколы показаний вместе с составленным им докладом.
Так начался последний процесс Жанны - процесс ее реабилитации. Он был таким же политическим процессом, как и процесс осуждения, но преследовал, разумеется, противоположную цель. Если осуждение Жанны было задумано как удар по престижу Карла VII, то ее реабилитация должна была очистить короля от подозрений в связи с «еретичкой» и «колдуньей». Об этом совершенно прямо говорилось в записке Буйе: «Дальнейшее .молчание относительно этого несправедливого обвинения нанесет явный ущерб королевскому достоинству... Какое пятно на будущее, если враги смогут заявить, что французский король держал в своих войсках еретичку, которая общалась с демонами».[24]
Казалось бы, процедура реабилитации не займет много времени, так как налицо было все, что требовалось для отмены несправедливого, приговора: желание могущественного государя, необходимые документы (и прежде всего официальный протокол руанского процесса, рукопись которого Маншон вручил королевскому уполномоченному) и показания участников суда над Жанной, вскрывшие в полной мере его инспирированный характер. Но прошло более шести лет с начала пересмотра дела, прежде чем приговор был отменен и Жанну признали невиновной.
23
Рис. 11. Карл VII. Портрет 1444 г. работы Никола Фуке (деталь). Лувр.
24
P. Doncoeur et Y. Lanhers. La Rèhabilitation de Jea