Страница 30 из 35
Представитель этой власти - королевский судья, его наместник и сержанты - находятся тут же. Они ждут, когда прозвучат последние фразы приговора - лицемерные фразы о снисхождении:
«... мы отлучаем тебя, отсекаем и покидаем, прося светскую власть смягчить свой приговор, избавив тебя от смерти и повреждения членов».
Кошон замолкает. С помоста, на котором стоит осужденная, спускаются священники. Какое-то мгновение Жанна стоит одна - высоко над копьями английской стражи, лицом к лицу с монсеньером Кошоном, братом Жаном Леметром и его преосвященством кардиналом Винчестерским.
Королевский судья дает знак сержантам. Они поднимаются на помост, стаскивают с него Жанну и подводят к судье. Он должен огласить свой приговор. Но англичане так громко выражают недовольство затянувшейся процедурой, что судья решает пренебречь этой формальностью и сразу же передает девушку палачу: «Исполняйте свой долг»...
В четыре часа пополудни костер догорел. Пепел и кости бросили в Сену. Таков был приказ кардинала Винчестерского. Англичане боялись, что останки сожженной могут стать реликвиями.
Говорили, что сердца Жанны огонь не тронул.
Убийцы Жанны не скрывали своего преступления. Напротив, они постарались оповестить о нем всех, кого могли. В июне английское правительство направило письмо императору Германии, королям, герцогам и «другим государям всего христианского мира». В нем оно излагало историю «некоей колдуньи, появившейся недавно во французском королевстве и понесшей только что наказание за свои преступления». В письме подчеркивалось, что Жанну судили не за ее политическую деятельность, а за ересь и ведовство. В таком же духе была составлена грамота Генриха VI, адресованная духовенству, дворянству и горожанам оккупированных районов Франции. Парижский университет сообщил в свою очередь папе, императору и коллегии кардиналов об исходе руанского процесса, воздав хвалу тому рвению, с каким епископ Бовеский и брат Леметр защитили целостность христианской религии. «Столь ясный пример покажет всем верующим христианам, что нужно следовать учению церкви и наставлениям прелатов вместо того, чтобы внимать выдумкам женщины, погрязшей в ложных суевериях», - этим назиданием заключили богословы свою реляцию.
Удалось ли организаторам процесса скрыть от современников подлинные причины суда над Жанной д’Арк?
Мы не знаем, как откликнулись на известие о казни Жанны европейские дворы. Но вот что писал вскоре после суда венецианский купец Морозини, человек, далекий от высокой политики: «Англичане сожгли Жанну по причине ее успехов, ибо французы преуспевали и, казалось, будут преуспевать без конца. Англичане же говорили, что, если эта девушка погибнет, судьба не будет больше благосклонна к дофину».[21]
Как видим, современники - и даже не французы, а иностранцы - нисколько не обманывались относительно истинного характера руанского процесса.
Глава 5. Запоздалое оправдание
Когда отряд теряет командира, когда гибнет лучший боец - это потеря, но не поражение. Жанна погибла. Франция продолжала борьбу.
Исход ее. был предрешен. Народное сопротивление оккупантам, спасшее страну от национальной катастрофы, по-прежнему оказывало решающее влияние на ход войны и на изменение в пользу Франции общей военно-политической обстановки.
Англичане с помощью инквизиции убили Жанну. Но они были не в силах уничтожить ее побед. Времена их успехов ушли в прошлое - и безвозвратно.
Пытаясь парализовать впечатление, произведенное коронацией Карла VII, кардинал Винчестерский собственноручно короновал своего племянника двойной короной Англии и Франции. Эта церемония была устроена в Париже в декабре 1431 г. Но никто не воспринял ее всерьез: Франция уже имела законного главу государства - залог и символ национальной независимости. Характерно, что даже герцог Бургундский - и тот отклонил предложение присутствовать на коронации Генриха VI, ограничившись сдержанным и сугубо официальным поздравлением, переданным через послов.
Выше уже говорилось, что после разгрома англичан в долине Луары летом 1429 г. и победоносного марша французской армии к Реймсу в политике Филиппа Доброго наметилась тенденция сближения с Францией. Последовавшие затем военные неудачи бургундцев, самой крупной из которых было поражение под Компьенем, заставили их отказаться от завоевательных планов. Неспокойно было и в самой державе Филиппа Доброго. Города Фландрии и Бургундии отказывались оплачивать дорогостоящие авантюры герцога. Льеж восстал. Другие города были готовы последовать его примеру. В начале 1430-х годов резко ухудшились внешнеполитические позиции герцогства: Карл VII заключил союз с германским императором Сигизмундом, который был встревожен распространением бургундского влияния на нижненемецкие земли. Все это вместе взятое заставило Филиппа сделать решительный шаг. 21 сентября 1435 г. он подписал в Appace мирный договор с представителями Карла VII. Бургундия выходила из войны и обещала Франции дружественный нейтралитет. Этот нейтралитет был, впрочем, щедро оплачен: помимо того, что Филипп удерживал за собой Пикардию и Артуа, Карл уступал ему графства Маконэ и Оксеруа, а также несколько городов в Шампани. Аррасский договор не уничтожил противоречий между Францией и Бургундией, ибо территориальное объединение Франции не могло быть завершено без присоединения захваченных бургундцами чисто французских земель. Но эту задачу будут решать следующие поколения. А пока что мир с Бургундией развязал Франции руки для борьбы с главным противником. Это был крупный политический успех, последствия которого не замедлили сказаться.
Весной 1436 г. французская армия подошла к Парижу. 13 апреля в городе вспыхнуло вооруженное восстание. Парижане изгнали англичан и их приспешников; столица была освобождена. Сбылись слова Жанны, сказанные на суде: «Не пройдет и семи лет, как англичане потеряют свой самый ценный залог во Франции».
Среди тех, кто бежал из Парижа, был Пьер Кошон. Что ж, ему это было не в диковину: когда-то он бежал из Реймса, потом из Бове. Руанским архиепископом он так и не стал и вынужден был довольствоваться тощим епископством Лизье в Нормандии. Там он и умер в 1442 г. Его покровитель, кровавый регент Бедфорд, умер еще раньше, в 1435 г., за неделю до подписания Аррасского договора, в том самом Буврейском замке, где провела свои проследние месяцы Жанна.
Окончательное изгнание англичан из Франции оказалось нелегким делом. Измученная страна не могла вести непрерывную войну, так как не имела средств для того, чтобы содержать большую постоянную армию. Отсюда тактика «малой войны»: осады отдельных городов, медленное продвижение, частые перемирия и затишья. Лишь в конце 1440-х годов, после того как были упорядочены государственные финансы и произведена военная реформа. французская армия, очистив от врага территорию Иль-де-Франса, вступила в пределы Нормандии.
Там ее ждали партизаны. Провинция была объята пламенем народной войны, описания которой вызывают в памяти современного читателя рассказы о боевых действиях героев Сопротивления. Вот свидетельство нормандского прелата Тома Базена, автора «Истории Карла VII». Он был преемником Кошона по епископству Лизье и таким же прислужником оккупантов.
«Эти люди, способные на все, которых обычно называли „разбойниками“, творили чудеса в Нормандии и в других занятых англичанами областях и землях... Они постоянно нападали на англичан, убивая их без всякой жалости всякий раз, когда представлялся случай. Те их непрерывно разыскивали, обшаривая леса, которые окружали и прочесывали отряды солдат с собаками. Был опубликован указ, обещавший тем, кто убьет разбойников или выдаст их правосудию, награду из королевской казны, и это вдохновляло английских солдат на уничтожение сего опасного отродья. Однако, как у гидры, этого вида змеи, о которой говорят поэты, на месте одной отрубленной головы тотчас же вырастали три других. Говорили, что за один только год трибуналы Нормандии приговорили к смерти и повесили более десяти тысяч этих разбойников и тех, кто давал им убежище. Цифру эту легко проверить, обратившись к государственным счетам, поскольку, как мы уже говорили, выплачивалась премия за каждую голову разбойника, переданного правосудию или убитого при облаве. Но несмотря на все старания, провинция была очищена от этой чумы не раньше, как пришел конец английскому господству и [Нормандия] была возвращена своим природным хозяевам - французам. . . Остатки этих бандитов влились в регулярную армию и получали там жалование; другие же вернулись к себе домой и вновь взялись за обработку земли или за ремесло, если его знали, работая отныне, чтобы прокормить себя самих, жен и детей».[22]
21
Chronique de Morosini, ed. Lefèvre-Pontalis, t. III. Paris, 1907, стр. 357.
22
Т. Basin. Histoire de Charles VII, ed. Ch. Samaran, t. 1. Paris, 1933, стр. 107-109, 111.