Большие расстояния

Он скорее догадался, чем почувствовал, что ноги коснулись грунта. Белесое облако взметнувшегося ила окутало его. Он не мог сообразить, в какую сторону нужно идти. Но инстинкт водолаза подсказал ему направление, и мичман, раздвигая правым плечом воду, двинулся вперед и сразу почти по грудь погрузился в вязкий, как тесто, ил. Он барахтался в этом месиве, выбивался из сил — пудовые ноги отказывались повиноваться. Едкий горячий пот застилал глаза. Коротаев слабел с каждой минутой. Все это было как в дурном сне: он пытался поднять ногу и тут же проваливался в трясину еще глубже. Исчезло ощущение времени, сознание ускользало от него.

Неожиданно он почувствовал облегчение. Мутная толща над головой посветлела, и ослепительный солнечный свет ударил в глаза. Море сверкало, как золотая чешуя. Коротаев стоял на палубе спасательного судна, а заботливые ловкие руки матросов снимали с него шлем и освобождали от скафандра.

— Вы и так пробыли под водой больше, чем положено, — сказал капитан 1 ранга Семенов. — А теперь — отдыхать!

…Коротаев очнулся. Он по-прежнему находился на грунте. Исчезли сверкающее море и палуба корабля. По-прежнему мутный сумрак обступал Коротаева. Об отдыхе думать еще рано. Нужно идти, бороться, бороться, подавлять в себе гнетущее чувство одиночества… Только бы добраться до лодки!..

Кровь гулко стучала в висках. Руки закоченели. Впереди показалось темное пятно. С каждой минутой пятно увеличивалось в размерах, принимало определенные очертания. Коротаев убыстрил шаги. Словно сквозь туман, он увидел силуэт подводного корабля. Нос лодки круто вздыблен, корма глубоко ушла в илистый грунт. Металлическая громада казалась безжизненной, но Коротаев знал, что в ее недрах находятся живые люди, очень стойкие, мужественные, терпеливые, и они ждут его. Подозревают ли они, что он так близко, всего в нескольких десятках шагов?

Мичман встрепенулся. Откуда только взялись силы! Сейчас все его существо переполняла необыкновенная бодрость, желание действовать. Он захлебнулся от безудержной радости, даже негромко засмеялся. Вот он приблизился вплотную к кораблю, с замиранием сердца коснулся рукой осклизлого металлического корпуса, проворно схватился за леер, поднялся к рубке…

Сверху запросили о самочувствии. «Хорошо. Очень хорошо», — отозвался он. И в самом деле, сейчас он был в полной форме. Нужно торопиться. Получив приказание, он поднялся до носовой выгородки эпроновской аппаратуры, уселся в шахту буя. Действительно, переговорный кабель лодки оборван и, скрючившись, сползает вниз. Мичман прислушался. Все то же безмолвие. Черная тень наплыла откуда-то сбоку, шарахнулась в сторону, исчезла. Таинственный полумрак окружил его, плотный, как желтовато-зеленая ткань. Этот полумрак скрывал в себе массу неожиданностей. Ему на минуту показалось странным, что вот он сидит на молчаливом корпусе лодки под огромной толщей воды и лишь металлическая оболочка отделяет его от друзей.

Он ударил ножом по корпусу. Тишина… Неужели никто не отзовется на этот сигнал? Прошло несколько томительных секунд, и он услышал отчетливый стук: сперва один удар — «самочувствие хорошее»; немного спустя два резких удара — «просим дать воздух». Значит, все в порядке. «Я вас понял», — ответил Коротаев.

Снова чувство радостной бодрости охватило его. Ради этих слабых звуков стоило рисковать, стоило не жалеть себя! После него придут сюда другие, докончат начатое. Главное было протянуть первую ниточку от спасательного судна сюда, в глубину.

Коротаев закрепился концом за скобу и стал ждать, когда по этому тросу спустится второй водолаз. Томительно тянулись минуты. Жестокий холод леденил кровь. Пока Коротаев двигался, работал, он не замечал пронизывающего насквозь озноба. А сейчас все тело словно превратилось в сосульку. Руки и ноги стали чужими. Им вновь овладела тяжелая апатия. Что бы он сейчас дал за глоток горячего чая!

Ему представилась уютная комната, залитая теплым электрическим светом. На столе никелированный чайник так и пышет жаром. Жена звенит посудой, ставит на стол вазу с печеньем. Сын Женька уткнулся в книжку. В этом году он пойдет во второй класс. У мальчика озорные смеющиеся глаза, Он не торопится подсаживаться к столу, целиком поглощенный похождениями Буратино.

— Кем ты будешь, когда вырастешь? — спрашивает Коротаев.

Женя досадливо морщит бровки, отвечает не задумываясь:

— Водолазом.

«Водолаз — это не должность, а призвание», — вспоминаются мичману слова его первого учителя. Еще рано говорить с сыном на такие серьезные темы. Вырастет — сам поймет, что водолазное дело — это прежде всего труд, тяжелый труд…

Что-то огромное темно-зеленое упало сверху, чуть не на голову Коротаеву. Он с облегчением вздохнул. Это был второй водолаз, мичман Игнатов. Сквозь иллюминатор можно было различить его мертвенно-бледное лицо, страдальчески искривленные тонкие губы: видно, он испытывал то же самое, что и Коротаев в момент спуска. Юрий бережно взял у Игнатова стальной конец, закрепил его. Теперь можно было выходить наверх…

Коротаев стремительно пошел вверх. С каждым метром дышать становилось легче. Через несколько минут он повис неподвижно. Начиналось самое мучительное — сидение через каждые три метра на выдержках. Сковывающий холод, томительные часы ожидания. Почему так скверно устроен человеческий организм? Нужно ждать, ждать… Ломота в пояснице все усиливаемся, ноют набухшие ноги…

…Он смутно помнит, как очутился в рекомпрессионной камере. Пришлось еще долго отлеживаться здесь. Силы медленно возвращались к нему… Но он был еще слаб, очень слаб. С трудом вышел на палубу. Его слегка качало. Крепкий соленый ветер захватил дыхание. Сквозь рваные влажные тучи проглядывало солнце. Солнце! Он не видел его целую вечность… Можно дышать полной грудью, просто ходить, впитывать в себя запахи и краски огромного мира…

На грунт он опустился вчера в четырнадцать часов, а вышел из камеры в шесть утра. Да, прошла целая вечность. За это время мичман Игнатов и еще один водолаз успели подсоединить воздушные шланги к штуцерам, выступающим на борту подводной лодки. Подводники получили самое главное — воздух!

Подошел капитан 1 ранга Семенов, пожал руку, очень осторожно, мягко — пальцы мичмана распухли, вены вздулись.

— Ну вот, все в порядке, — сказал он удовлетворенно. — А теперь на отдых!

Мичман слабо улыбнулся в ответ. Нет, отдыхать он не собирался. Ему и так надоело вынужденное безделье в камере. Правда, ноги еще дрожали, ныла поясница, но в голове была необыкновенная ясность.

Он узнал, что срочно требуется закрепить стальной конец на скобе подводной лодки, и вызвался проделать эту работу. Напрасно его отговаривали. Пока лодка не будет поднята, он не может отдыхать. Может быть, он потерял сон и аппетит из-за того, что лодка все еще на грунте!..

— Водолаз, на трап!

Воздух из компрессора с шипением ворвался в шлем. С трудом передвигая ноги, Коротаев вышел на трап, оторвался от поручня, надавил затылком на выпускной клапан и нырнул под волну. Знакомое блаженное ощущение полета в глубину. Кратковременный приступ тошноты, боль в ушах, потеря памяти на доли секунды — и снова он на сером корпусе подводной лодки. Не мешкая, закрепил стальной конец и подал сигнал: «Поднимаюсь». На этот раз он довольно быстро вышел на борт, сидеть долго на выдержках не было нужды, так как он пробыл под водой всего пятнадцать минут.

Теперь-то мичман Коротаев мог отдыхать со спокойной совестью: он сделал все, что было в его силах. Другие завели за скобы подводного корабля два капроновых конца. Расчет был прост: с помощью двух буксиров выдернуть лодку из засосавшего ее ила.

Позабыв о сне, с обостренным интересом наблюдал Коротаев за буксирами. Эти суденышки казались хрупкими игрушками среди разбушевавшихся волн.

И случилось то, чего Коротаев страшился больше всего: капроновые тросы лопнули. В глазах капитана 1 ранга Семенова вспыхнула холодная ярость. Столько усилий затрачено зря! Люди как-то сникли, ходили притихшие. Коротаев болезненно переживал неудачу. В мыслях и на сердце была щемящая пустота. Да, да, только сейчас он по-настоящему понял, что безмерно устал. Жившая в нем искра погасла. Хотелось лежать, ни о чем не думать, бессмысленно смотреть в потолок.