Страница 55 из 82
Мы с Пенту вышли на палубу. Мимо скользил мир зеленых полей и крестьян, словно ничего важного не происходило.
— Каковы его шансы, по-вашему? — спросил я.
Лекарь покачал головой.
— Люди редко выживают после таких ужасных повреждений. Рана сильно воспалена, он теряет силы. Я очень обеспокоен.
— Кажется, у него сильные боли.
— Я использую все, что у меня есть, чтобы уменьшить их.
— Опийный мак?
— Разумеется, я его пропишу, если боли еще усилятся. Но я не решаюсь на такой шаг, пока это не станет совершенно необходимо…
— Почему? — спросил я.
— Это самое мощное лекарство из всех, какими мы обладаем. Но сама сила его действия делает его опасным. У царя слабое сердце, и я не хочу еще больше ослаблять его.
Некоторое время мы молча смотрели на проплывающий мимо пейзаж.
— Могу я задать вам вопрос? — наконец спросил я.
Он настороженно кивнул.
— Я слышал, что существуют некие тайные книги — Книги Тота…
— Вы уже упоминали о них прежде.
— И я полагаю, они включают в себя медицинские знания?
— А что, если и так? — отозвался он.
— Интересно было бы узнать, говорится ли там о секретных веществах, которые могут давать видения…
Пенту окинул меня чрезвычайно внимательным взглядом.
— Если подобные вещества и есть на свете, их существование раскрывалось бы лишь тем, чья исключительная мудрость и положение давали бы им право на такое знание. В любом случае, почему вы хотите об этом знать?
— Потому что я любознателен.
— Это далеко не та причина, которая может убедить кого-либо раскрывать тщательно охраняемые секреты, — ответил Пенту.
— И тем не менее… Все, что вы сможете мне рассказать, будет очень полезно.
Лекарь какое-то время колебался, потом промолвил:
— Говорят, существует некий магический гриб. Его можно отыскать лишь в северных странах. Он якобы дарует видения богов… Но, по правде говоря, мы не знаем об этом грибе ничего определенного, и никто в Обеих Землях никогда его не видел, не говоря уже о том, чтобы экспериментировать с ним для того, чтобы доказать или опровергнуть его действие. Почему вы спрашиваете?
— У меня предчувствие, — отозвался я.
Пенту не нашел это забавным.
— Возможно, вам необходимо нечто большее, чем предчувствие, Рахотеп. Возможно, вам пора получить собственное видение.
На протяжении последней ночи нашего путешествия лихорадка у царя усугубилась, он ужасно страдал. Черная тень инфекции продолжала пожирать ткани его ноги. Тонкое лицо Тутанхамона сделалось землисто-бледным, а белки глаз, когда он раскрывал их, были тусклого, желтоватого цвета. Губы пересохли и потрескались, язык покрылся желто-белым налетом. Сердцебиение, по-видимому, теперь замедлилось, и у него едва хватало сил открывать рот, когда его поили. В конце концов Пенту назначил царю сок опийного мака. Это чудесным образом успокоило больного, и внезапно я понял, в чем сила и привлекательность такого лекарства.
Лишь раз, на исходе ночи, он раскрыл глаза. Пренебрегая церемониями, я взял его ладонь в свои руки. Он едва мог говорить, даже шепотом, с трудом выговаривая слово за словом сквозь обволакивающий его опиумный транс. Он поглядел на защитное Око Ра — кольцо, которое сам дал мне, — и с неимоверным усилием, призвав последние оставшиеся силы, заговорил:
— Если мне суждено умереть и перейти в Иной мир, то прошу тебя: сопровождай мое тело, сколько сможешь. Проводи меня до моей гробницы.
Его миндалевидные глаза серьезно смотрели на меня с изможденного лица. Я узнал заострившиеся черты и необычное напряжение, говорившие о приближении смерти.
— Даю вам слово, господин, — сказал я.
— Боги ждут меня… Там моя мать. Я уже вижу ее. Она зовет меня…
И он воззрился в воздух перед собой, глядя на что-то, чего я не мог видеть.
Его рука была маленькой, легкой и горячей. Я держал ее между своих ладоней так бережно, как только мог. Я посмотрел на кольцо с Оком Ра, которое он мне дал. Оно подвело его — и я тоже. Я чувствовал хрупкую медлительность его исчезающего пульса и внимательно следил за ним, пока, перед самым рассветом, царь не испустил долгий, еле слышный последний вздох, в котором не было ни разочарования, ни удовлетворения, — и тогда птица духа вылетела из Тутанхамона, Живого образа Амона, и отлетела в Иной мир навсегда; и лишь тогда его рука мягко выскользнула из моих ладоней.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Твое лицо было открыто в Доме Тьмы.
Глава 34
«Возлюбленный Амоном» в тишине вплыл в гавань Малькатта на следующий день, сразу после захода солнца. Темнеющее небо выглядело зловеще, что соответствовало общему настроению. Никто не говорил ни слова. Весь мир казался притихшим, единственным звуком был унылый, размеренный плеск весел, поднимаемых и опускаемых гребцами. На воде лежал странный тусклый шелковисто-зеленый отблеск, словно перед самумом. На длинной каменной набережной перед дворцом ожидало всего несколько фигур. Я заметил, что на всей пристани горел только один светильник. Мы выслали впереди себя гонца с вестями — самыми худшими вестями. Мы должны были вернуться вместе с царем в сиянии славы. Вместо этого мы привезли его домой, чтобы положить в усыпальницу.
Я стоял возле царского тела. Оно казалось таким маленьким и хрупким! Тутанхамона завернули в чистую белую льняную ткань; открытым оставалось только лицо, спокойное, неподвижное и безжизненное. Дух покинул его. Осталась лишь вот эта окоченевшая оболочка. Нет ничего более пустого в этом мире, чем мертвое тело.
Симут сошел на берег, я же остался с царем, ждать прибытия стражи. Я услышал шаги стражников на сходнях, а потом, в наступившей тишине, в царскую каюту вошел Эйе. Он склонился над телом Тутанхамона, удостоверяясь в реальности произошедшего несчастья. Затем, с усилием, он нагнулся еще ниже, к левому уху царя — уху, через которое вступает дыхание смерти. И я услышал, как он прошептал: «В жизни ты был никому не нужным ребенком. Смерть сделает тебя значительным».
Затем Эйе выпрямился и принял обычную чопорную позу.
Царь лежал на позолоченном смертном ложе, равнодушный к его словам. Эйе окинул меня коротким пронзительным взглядом — глаза, словно маленькие камешки, жесткое лицо не тронуто чувством. Затем, без единого слова, он сделал стражникам знак положить тело царя на похоронные носилки, и его вынесли наружу.
Мы с Симутом следовали за носилками по бесконечным коридорам и комнатам дворца Малькатта, совершенно безлюдного. Внезапно мне показалось, будто мы воры, возвращающие украденное сокровище в гробницу. Ладно хоть, мы пока еще не в оковах, подумал я. Впрочем, возможно, это только вопрос времени. Какова бы ни была правда, в смерти царя обвинят нас. Он находился под нашей ответственностью, и мы за ним не доглядели. Внезапно мне ужасно захотелось домой. Убраться прочь из этих покоев, подальше от равнодушных коридоров власти, переправиться через черные воды Великой Реки, тихо пройти по своей улочке к дому и закрыть за собой дверь, свернуться возле Танеферет и заснуть, а потом, проспав много часов, проснуться, увидеть честный солнечный свет и обнаружить, что все произошедшее было всего лишь сном. Реальность стала для меня пыткой.
Нас провели к царским покоям и оставили ждать снаружи. Время текло медленно, незаметно. Сквозь толстую деревянную дверь доносились приглушенные голоса, иногда на повышенных тонах. Мы с Симутом поглядывали друг на друга, но он ничем не выдавал ни своих мыслей, ни чувств. Затем двери внезапно растворились, и нас пригласили внутрь.
Тутанхамон, владыка Обеих Земель, лежал на своем ложе, его тонкие руки были скрещены на тощей груди. Его еще не обрядили в ритуальные погребальные одежды. Вокруг были расставлены игрушки и коробки с играми — друзья его одинокого детства. Сейчас они казались не столько личными вещами царя, сколько погребальными дарами — предметами, которые будут представлять для него истинную ценность в Ином мире. Анхесенамон смотрела на мертвое лицо мужа. Когда она подняла взгляд на меня, ее лицо было пустым от горя и чувства поражения. Разве могла она простить меня? Я предал ее так же, как предал царя. Теперь она одна в этом дворце, полном теней. Она осталась последним живым представителем своей династии. Никто не уязвим так, как овдовевшая царица, не имеющая наследника.