Конан-варвар (ЛП)

Довольно часто Коннахт рассказывал мальчику о своих похождениях. Как-то уже поздней ночью, дед заканчивал очередную историю о своем бегстве из плена или о том, как он пережил тяжелое сражение. Конан восхищенно смотрел на него широко открытыми глазами, с любовью, словно сын на отца или мать, и бормотал:

— Когда-нибудь, я стану таким же, каким ты был, дедушка.

— Нет, парень, ты будешь лучше. В прежние времена люди запомнили меня как киммерийца. Они и тебя будут помнить как воина из Киммерии.

Поначалу подобное заявление показалась смешным, но позже это превратилось в цель. Оно удивительным образом переплелось с судьбой, которую пророчили ему с рождения, и надеждой родителей на то, что их сын познает нечто большее, чем кровь и огонь. Если он рожден киммерийцем, то должен превзойти обычного бойца. Конан затруднялся дать этому точное определение, но был решительно настроен разобраться в этом.

И в четвертое лето своего проживания у Коннахта, после своего пятнадцатилетия, он получил первую и реальную возможность стать киммерийским воином.

Аквилонцы издавна жаждали прибрать к рукам киммерийские земли. Каждое новое поколение южан пыталось украсть у соседей, сколько представлялось возможным. Вторгшись в Киммерию, они построили форт, известный как Венариум. Пока крепость была лишь немногим больше обычной торговой фактории, киммерийцы терпели ее существование. Однако когда подтянулись войска, когда каменные стены сменили деревянные, и когда карательные отряды начали совершать вылазки, чтобы наказать местных жителей за прошлые набеги… тогда растущий город превратился в язву, которую было необходимо иссечь.

Киммерийские старейшины долго совещались между собой. Они посылали воззвания племенам и кланам. Даже изолированным деревням и отдельным фермам, заверив людей, что прежних обид больше нет и о любой вражде необходимо забыть перед лицом общей для всей Киммерии угрозы. Не остались в стороне и Конан с Коннахтом Они покинули хозяйство и двинулись в путь, чтобы присоединиться к другим в лагерной стоянке, что возникла на северо-востоке от поселения аквилонцев.

Конан никогда не задумывался о том, какие с ним произошли изменения с момента его прибытия к деду. Он измерял свой рост не в футах или дюймах, а в приобретенных навыках. Тем не менее, то, какими глазами другие мужчины смотрели на него, узнав, что ему всего лишь пятнадцать лет, не оставляло сомнений, что мальчик сильно возмужал. Даже не добрав своей полной стати, он стал человеком шести футов роста, поджарым как волк, но с хорошо развитой мускулатурой, и мог дать фору воину более ста восьмидесяти фунтов веса. Некоторые утверждали, что видят в нем Корина, и его сердце наполнялось гордостью. Он никогда не улыбался и почти всегда держал язык за зубами, поскольку и отец и дед ему говорили: «Лучше пусть молчун считается дураком, чем, открывая рот, устраняет все сомнения».

Пусть и взволнованный тем, что находится в настоящем военном лагере, Конан хотел добиться многого. Да, он не был самым молодым. Другие подростки там также присутствовали. Они составляли резерв и проходили ежедневные, изнурительные тренировки. Каждый из них знал, что, если удача отвернется от воинов в предстоящем сражении, то в бой вступит молодежь, чтобы бороться до победы или умереть. Но из-за внушительных габаритов и обладания отличными боевыми навыками Конан мало общался со своими сверстниками.

Компании взрослых мужчин в свою очередь избегали его самого. Хотя существовал запрет на межплеменные распри, и было объявлено всеобщее прощение, представители южных кланов, узнаваемые по характерной раскраске, явно считали Конана слишком юным. Северные племена также не слишком доверяли Конану. Отчасти, потому что парень был южанином… ну и, конечно, из-за его возраста.

В конце концов, дед и внук влились в разношерстное собрание воинов, которых остальные называли «Бродягами». Хотя старик никого из них не знал, эти люди слышали о нем. Подобно ему, они отважились странствовать далеко за границами Киммерии. Их приключения происходили порой в тех же отдаленных местах, что посещал когда-то Коннахт. Когда вожди обсуждали и планировали боевые действия, Бродяги делились своими мыслями. Все эти воины попадали в похожие, тяжелые ситуации и были готовы к еще более тяжелым. Не один из Бродяг не сомневался, что старейшины сформируют из них отдельный отряд и бросят в самую гущу сражения. Скорее всего, вожди ценили их как искусных воинов, нежели потому что их гибель стала бы для прочих киммерийцев наименьшей потерей.

Кирнан (самый близкий из Бродяг по возрасту) был старше Конана на десять лет. Может, и не такой высокий, он обладал завидной скоростью, сравнимой только с той быстротой, с которой отпускал ответные насмешки товарищам. Однажды, прихватив лук, сохранившийся со времени службы в рядах шемитских наемников, Кирнан пригласил Конана прогуляться с ним и поглядеть издали на Венариум прежде, чем на него двинутся объединенные силы племен.

Два киммерийца, проскользнув по краю горной гряды, нашли площадку для обзора высоко над долиной, где был построен Венариум. Долина расширялась к югу. Река, которая делила ее на две половины, текла к равнинам центральной Аквилонии, являясь по сути притоком Ширки. Вокруг поселения чужаков пространство давно уже очистили от леса. На полях колосилась пшеница. Посевов хватало, чтобы сверх меры обеспечить потребности Венариума в зерне и сене.

Несмотря на то, что Коннахт не скупился на описания городов юга, рассказы деда все равно не подготовили Конана к его первому восприятию одного из них. Торговые поселки, в которых ему доводилось бывать раньше, не сильно отличались от обычных деревень. Но Венариум подавлял своими размерами, нависая над равниной. По периметру его опоясывали каменные стены, к главным воротам вела насыпная дамба. За внутренним кольцом стен стояла крепость с высокой башней, над которой гордо реяло с полдюжины вымпелов.

— Заметил ли ты, Конан, — Кирнан указал в сторону крепости, — что ворота крепости выходят к югу, тогда как главные ворота смотрят на восток?

Его младший товарищ кивнул.

— Когда мы разрушим главные ворота, нам придется огибать крепость, чтобы пробиться к южной стороне. Прольются реки киммерийской крови.”

— И аквилонской, конечно.

— Хотелось бы, — невысокий воин потер подбородок. — Вожди надеются, что аквилонцы выйдут и станут сражаться как мужчины. Но это не в их правилах. В общем, мы, штурмуя ворота, докажем свою храбрость, а они, тем временем, будут сверху нас обстреливать и поливать кипящим маслом.

— Коннахт что-то говорил об осадных машинах…

— О, да, есть такие, — усмехнулся Кирнан. — Безусловно, мы можем нарубить достаточно древесных стволов и связать их вместе, сделав несколько подобий. Только будет ли это работать должным образом? На стенах, на вершине башни у аквилонцев имеются катапульты и онагры. За стенами расположены требучеты. Все это будет варьироваться в зависимости от наших действий.

Конан помрачнел. Он не находил походящих слов для ответа.

— Ели бы у старейшин в свое время хватило ума просто сжечь строящийся Венариум, забросав его факелами, то теперь никакой проблемы не стояло бы. Правда, аквилонцы всячески, в основном играя на жадности отдельных вождей, гасили пыл киммерийцев. Так или иначе, но когда уже выросли каменные стены, нам придется заплатить за победу гораздо большую цену.

— Лучше было заплатить огнем, — Конан посмотрел на свои обожженные ладони. — Сейчас это будет огромный долг крови.

Кирнан улыбнулся.

— Есть другая монета для расчета, парень. Нужно всегда предполагать, что твой враг — умен. Но также помнить, что он всего лишь человек. И у него в подчинении обычные люди, и некоторые умом не отличаются. Значит, следует использовать это против них. В противном случае, даже самые умные из нас будут мертвы… и следом погибнет Киммерия.

— Мы не можем бездействовать, — молодой киммериец нахмурился.