Страница 61 из 62
Клинок Осколков не ответил, однако Адолин представил, что тот его слушал. Нельзя использовать оружие, подобное этому, оружие, которое, казалось бы, является продолжением самой души, и не чувствовать время от времени, что оно живое.
— Я со всеми разговариваю так уверенно, — сказал Адолин, — потому что они на меня полагаются. Но если сегодня я проиграю, это будет конец. Больше никаких дуэлей, а следовательно, серьезная помеха в грандиозном плане отца.
Снаружи доносились голоса людей. Топот ног, шум болтовни. Скрежет по камню. Они пришли. Пришли посмотреть на его победу или унижение.
— Может быть, это наш последний поединок вместе, — тихо произнес Адолин. — Я ценю то, что ты для меня сделал. Знаю, что ты сделал бы то же самое для любого, кто обладал тобой, но все равно ценю. Я... я хочу, чтобы ты знал — я верю в отца. Верю в то, что он прав, что вещи, которые он видит, реальны. Мир нуждается в объединенном Алеткаре. Поединки, подобные сегодняшнему, являются моим способом достижения цели.
Адолин и его отец не были политиками. Они солдаты. Далинар — по своему выбору, Адолин — больше в силу обстоятельств. У них бы не получилось проложить путь к объединению королевства простыми словами. За него требовалось бороться.
Адолин встал, похлопал себя по карману, а затем, отпустив растаявший в тумане Клинок, пересек маленькое помещение. На каменных стенах узкого коридора, в который он вошел, были выгравированы рельефные изображения десяти основных стоек фехтования. Их высекли в другом месте и, когда эту комнату достроили, перенесли сюда. Комната являлась недавним дополнением, заменяющим палатки, в которых когда-то проводилась подготовка к дуэлям.
Стойка ветра, стойка камня, стойка пламени... Барельефы изображали стойки для каждой из десяти сущностей. Адолин шел и считал их про себя. Маленький туннель был высечен в камне самой арены и оканчивался небольшой комнатой, вырубленной в скале. Яркий солнечный свет дуэльной арены сочился из-под последних дверей, разделяющих Адолина и его противника.
Теперь, когда появились подходящая подготовительная комната для медитации и комната для ожидания, в которой надевалась броня и где можно было отдохнуть между поединками, дуэльная арена в военных лагерях превратилась в одну из тех, что остались в Алеткаре. Приятное дополнение.
Адолин шагнул в комнату, где его ждали брат и тетя. Отец Штормов, его руки вспотели. Он так не нервничал, даже когда собирался на битву, в которой его жизни угрожала реальная опасность.
Тетя Навани только что закончила рисовать глифпару. Отложив кисть в сторону, она отошла от возвышения и подняла рисунок, чтобы Адолин мог его разглядеть. Ярко-красная глифпара на белом лоскуте.
— Победа? — предположил Адолин.
Навани опустила рисунок и осуждающе посмотрела на племянника.
— Что? — спросил принц, в то время как его оружейники вошли внутрь и внесли части Доспехов Осколков.
— Здесь говорится «безопасность и слава», — ответила Навани. — Тебе бы не помешало выучить пару глифов, Адолин.
Он пожал плечами.
— Никогда не считал это важным.
— Ну, хорошо, — проговорила Навани, уважительно складывая молитву и поджигая ее в жаровне. — Будем надеяться, в конце концов ты обзаведешься женой, которая сможет делать это за тебя. И читать глифы, и рисовать их.
Адолин склонил голову, как полагалось делать во время сожжения молитвы. Паилиа
[12]
— Какие новости о корабле?
Они ожидали весточки от Джасны, как только она доберется до Прибрежных Крипт, но известий не было. Навани связывалась с управлением начальника гавани в этом далеком городе. Они сказали, что «Удовольствие ветра» еще не прибыло. Джасна задерживалась уже на неделю.
Навани неопределенно взмахнула рукой.
— Джасна на том корабле.
— Я знаю, тетя, — ответил Адолин, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Что произошло? Неужели корабль попал в сверхшторм? Что с той девушкой, на которой он, возможно, женится, если все выйдет, как задумала Джасна?
— Если корабль задерживается, значит, у Джасны что-то на уме, — сказала Навани. — Вот увидишь. В ближайшие пару недель мы получим сообщение, в котором она потребует от нас что-то сделать, или ей понадобится какая-то информация. Нужно будет выведать, почему она исчезла. Да пошлет Батта
[13]
Адолин не стал заострять внимание на проблеме. Навани знала Джасну лучше, чем кто бы то ни было. Но... он определенно беспокоился за принцессу и ощутил внезапный укол тревоги, испугавшись, что ожидаемая встреча с той девушкой, Шаллан, не состоится. Конечно, из условной помолвки редко что-то получалось, но отчасти ему хотелось, чтобы все сложилось. Странная привлекательность заключалась в том, чтобы позволить кому-то другому сделать за него выбор, особенно если вспомнить, как громко кричала Данлан, когда он разорвал с ней отношения.
Данлан все еще служила одним из писцов его отца, поэтому время от времени они попадались друг другу на глаза. Он по-прежнему ловил сердитые взгляды. Но, шторм побери, в тот раз он был не виноват. То, что она сказала своим друзьям...
Оружейник установил ботинки, и Адолин шагнул вперед, чувствуя, как они защелкиваются в нужных местах. Оружейники быстро закрепили ножные латы и передвинулись выше, облачая его в более легкий, чем казалось со стороны, металл. Вскоре остались только латные перчатки и шлем. Принц опустился на колени, укладывая руки в перчатки со своей стороны и вставляя пальцы, куда следовало. Странным образом все Доспехи Осколков сжимались сами собой, как небоугорь, обвившийся вокруг крысы, стягивались до удобной степени плотности вокруг запястий.
Адолин повернулся и протянул руку за шлемом, который держал последний оружейник. Это был Ренарин.
— Ты поел курицу? — спросил младший брат, когда Адолин взял шлем.
— На завтрак.
— И поговорил с мечом?
— У нас состоялся целый диалог.
— Мамина цепочка у тебя в кармане?
— Проверил три раза.
Навани сложила руки на груди.
— Вы все еще цепляетесь за эти глупые суеверия?
Оба брата резко взглянули на нее.
— Это не суеверия, — сказал Адолин в тот же момент, когда Ренарин произнес: — Это просто на удачу, тетя.
Она закатила глаза.
— Я так давно не сражался на официальных дуэлях, — пояснил Адолин, надевая шлем с открытым забралом. — Не хочу, чтобы хоть что-то пошло не так.
— Глупости, — повторила Навани. — Веруй во Всемогущего и Герольдов, а не в то, съел ли ты нужную пищу перед дуэлью. Шторма! В следующий раз окажется, что ты веришь в Страсти.
Адолин переглянулся с Ренарином. Его маленькие традиции, возможно, не помогали побеждать, но зачем рисковать? У каждого дуэлянта были свои пунктики. Его собственные еще ни разу не подвели.
— Наши охранники не особенно рады, — тихо проговорил Ренарин. — Они болтают о том, как трудно защитить принца, когда кто-то машет перед его носом Клинком Осколков.
Адолин опустил забрало. Оно затуманилось по краям, вставая на место, и стало прозрачным, дав ему полный обзор комнаты. Адолин ухмыльнулся, точно зная, что Ренарин не сможет увидеть выражение его лица.
— Я так огорчен, что лишу их шанса побыть моими няньками.
— Почему тебе нравится над ними издеваться?
— Я не люблю телохранителей.
— Тебя охраняли и раньше.
— На поле битвы, — уточнил Адолин. Когда за тобой везде ходили следом, ситуация воспринималась иначе.
— Дело не только в этом. Не ври мне, брат. Я знаю тебя слишком хорошо.
Адолин изучил лицо брата, чьи глаза за стеклами очков были такими искренними. Мальчик все время оставался слишком серьезным.
— Мне не нравится их капитан, — признал Адолин.
12
Ник Герольда должен быть симметричным согласно принципам воринизма. Соблюдается в оригинале (Pailiah, «h» заменяет любую букву), но «h» не произносится и обычно не переводится (прим. переводчика)
13
Ник Герольда должен быть симметричным согласно принципам воринизма. Соблюдается в оригинале (Battah, «h» заменяет любую букву), но «h» не произносится и обычно не переводится (прим. переводчика)