Джульетта

Энн Фортье

Джульетта

© О. Мышакова, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Роман является художественным произведением. Имена, персонажи, места действия и события вымышлены или использованы фиктивно. Любые совпадения с реальными событиями, местами и людьми, живыми или покойными, являются случайными.

Пролог

Сказали, я умерла.

Мое сердце остановилось, я не дышала – в глазах всего мира я была мертва. Одни утверждают, что меня не было на свете три минуты, другие говорят – четыре. Сама я склоняюсь к мнению, что смерть вообще достаточно спорный вопрос.

Будучи Джульеттой, я должна была предугадать подобное развитие событий, но мне так хотелось верить, что в этот раз давняя трагедия не повторится, мы вечно будем вместе, Ромео и я, и темные века изгнания и смерти не станут препятствием нашей любви.

Но Барда не обманешь, поэтому, в полном соответствии с сюжетом, я умерла – строки моей роли иссякли – и вновь упала в колодец творения.

О, счастливое перо, пред тобою чистый лист. Вот чернила. Начнем же!

I.I

Кровь на земле! – Эй, обыскать кладбище!

Ступайте. Всех, кто встретится, хватайте.

Я долго думала, с чего начать. Вы можете возразить, что моя история началась больше шестисот лет назад с ограбления на большой дороге средневековой Тосканы или не так давно – с танца и поцелуя в кастелло Салимбени, где познакомились мои родители, но я никогда не узнала бы об этом, не случись то, что в одночасье изменило мою жизнь и заставило бросить все, поехать в Италию и заняться поисками разгадок старинных секретов. Я говорю о смерти нашей тетки, точнее, двоюродной бабки Роуз.

Умберто нашел меня и сообщил печальную новость лишь спустя три дня. Учитывая мое виртуозное умение исчезать, я до сих пор поражаюсь, как ему вообще удалось меня отыскать. Впрочем, Умберто всегда отличался необъяснимой способностью читать мои мысли и предсказывать поступки, да и шекспировских летних лагерей в Виргинии раз, два и обчелся.

В тот день у нас было представление. Я, как обычно, скрывалась за кулисами, слишком занятая детьми, репликами и реквизитом, чтобы замечать что-либо вокруг, пока не опустился занавес. На генеральной репетиции кого-то угораздило потерять склянку с ядом, и за неимением лучшего Ромео пришлось покончить с собой, махнув полфлакона драже «Тик-так».

– Я же ими траванусь! – возмущался четырнадцатилетний талант.

– Ну и отлично, – сказала я, подавляя материнское желание поправить ему бархатный берет. – Натуральнее сыграешь.

Только когда загорелся свет и дети вытащили меня на сцену и наперебой принялись благодарить, я заметила у дверей знакомую фигуру серьезно взиравшую на меня под гром аплодисментов. Строгий и величавый как статуя, в темном костюме и при галстуке, Умберто смотрелся одинокой тростинкой цивилизации в первобытном болоте. Он всегда так выглядел. Сколько себя помню, он никогда не носил повседневную одежду. Шорты хаки и рубашки гольф, по мнению Умберто, носили мужчины, лишенные каких бы то ни было добродетелей, в том числе и стыда.

Позже, когда натиск растроганных родителей схлынул и я смогла сойти со сцены, дорогу мне преградил наш режиссер. Он схватил меня за плечи и радостно тряхнул, слишком хорошо меня зная, чтобы отважиться на объятия.

– Вот умеешь ты найти подход к подросткам, Джулия! – восхищенно воскликнул он. – Надеюсь, ты приедешь к нам на следующее лето?

– Ну конечно, – солгала я, обходя режиссера и направляясь к выходу. – Куда ж я денусь?

Добравшись до Умберто, я тщетно высматривала признаки радости в уголках его глаз, где при виде меня обычно намечались смешливые морщинки, но на этот раз на лице его не было и следа улыбки, и я сразу поняла цель его приезда. Молча подойдя и обнявшись с Умберто, я искренне пожалела, что не в моей власти перевернуть реальность, как песочные часы, чтобы жизнь не заканчивалась, а продолжала течь через маленькую дырочку во времени.

– Не плачь, принчипесса[2], – сказал он мне в волосы. – Ей бы это не понравилось. Все там будем. Ей было уже восемьдесят два.

– Я знаю. – Я отступила, вытирая глаза. – Что, Дженис уже там?

Глаза Умберто привычно сузились при упоминании моей сестры-близняшки.

– Ну а ты как думаешь?

Только вблизи я разглядела, что он помят и мрачен, словно несколько дней подряд напивался, чтобы заснуть. А может, так оно и было. Что будет с Умберто без Роуз? Сколько я себя помню, эти двое составляли классический симбиоз денег и физической силы: она играла роль увядающей красотки, он – терпеливого дворецкого, и, несмотря на диаметрально противоположные характеры, никто из них и представить себе не мог жизни без другого.

«Линкольн» был припаркован у места для лагерного костра. Никто не видел, как Умберто положил в багажник мой старый рюкзак и церемонно открыл заднюю дверцу.

– Я хочу сидеть впереди. Можно?

Он неодобрительно покачал головой, но все-таки открыл правую дверцу:

– Я знал, что без нее все пойдет не так.

К слову, тетя Роуз никогда не настаивала на соблюдении формальностей. Хотя Умберто был в доме чем-то вроде дворецкого, она всегда обращалась с ним как с членом семьи. Впрочем, он свое место знал четко. Приглашение сесть с нами за стол всякий раз натыкалось на его озадаченно-корректный взгляд, словно для Умберто оставалось непостижимой тайной, как это возможно – хозяйка настойчиво просит, но отчего-то не получает желаемого. Он всегда ел на кухне, и даже раздраженное «Иисусе сладчайший» не могло убедить его сесть за стол с хозяевами, хотя бы в День благодарения.

Тетя Роуз привычно списывала особенности поведения Умберто на европейское воспитание и не упускала повода поднять тему тирании, свободы и независимости, всякий раз заканчивая лекцию направленной в нашу сторону вилкой и безапелляционным:

– Вот почему на каникулах мы не поедем в Европу, особенно в Италию. И никаких разговоров!

Лично я была уверена, что Умберто предпочитал есть отдельно, потому что питаться в одиночестве ему было приятнее. Он наслаждался на кухне итальянскими операми, вином и выдержанным пармезаном, а мы – тетка Роуз, я и Дженис – без конца пререкались и пикировались в продуваемой сквозняками столовой. Будь у меня возможность, я бы вообще просидела на кухне всю свою жизнь.

Проезжая темную долину Шенандоа, Умберто рассказал мне о последних часах тетки Роуз. Она умерла мирно, во сне, прослушав вечером своего любимого Фреда Астера, одну потрескивающую пластинку за другой. Когда отзвучали аккорды последней песни, она встала и открыла застекленные двери в сад, чтобы насладиться ароматом жимолости. Она стояла там с закрытыми глазами, и, по словам Умберто, длинные кружевные занавески трепетали вокруг ее иссохшего тела, словно она уже стала бесплотным духом.

1

Цитаты из пьесы У. Шекспира «Ромео и Джульетта» приводятся в переводе T. Л. Щепкиной-Куперник.

2

От ит. principessa – принцесса.