Страница 6 из 33
Очень скоро все привыкли постоянно видеть меня с мешочком, и никому не приходило в голову посмеиваться надо мной, тем более что Тимоха всегда был на страже.
ЛЕТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Обычно наш летный день начинался с того, что мы запускали в воздух Короленко, и он делал один полет или два, проверяя состояние погоды. Если он находил восходящий воздушный поток, это считалось большой удачей: значит, можно было парить некоторое время в воздухе, не теряя высоты.
После Короленко вылетал Тимоха, который считался у нас лучшим пилотом, а за ним по очереди все остальные. За день каждый из нас успевал сделать несколько полетов.
Как правило, полеты были непродолжительными. Но даже за те несколько минут, когда ты сидишь в кабине и послушный тебе планер как птица в полной тишине летит над землей, когда с высоты все далекое кажется близким, а сердце не может вместить всех ощущений, связанных с полетом, — даже за эти короткие минуты можно было отдать многое.
Однажды Короленко с гордостью сообщил, что на днях к нам приедет известный планерист-рекордсмен Ефименко, который покажет нам высокий класс полета и проверит, как мы летаем.
— Это большой мастер и мой друг. Я специально пригласил его, чтобы вы у него поучились, — сказал с необычной для него скромностью Короленко. — Надеюсь, вы не подкачаете.
Он надел шлем, внимательным взглядом окинул небо, по которому плыли редкие облака, и направился к планеру.
Мы быстренько заняли свои места, чтобы тянуть амортизатор, и привычно двинулись вперед.
Пыхтя от натуги, упираясь в пересохший песок, который уходил из-под ног, мы делали последние шаги. Приближался момент, когда нам следовало остановиться и по команде инструктора запустить планер в воздух. Амортизатор почти уже не удлинялся и, как пружина, растянутая до предела, стремился сжаться, чтобы отбросить нас назад, в исходное положение.
Тимоха нетерпеливо поглядывал на инструктора, каждую секунду ожидая команды, которая почему-то не поступала. Силы наши иссякали. Ладони мои болели, натертые грубым тросом. Хотелось расслабить онемевшие от напряжения руки. Казалось, еще немного — и трос пересилит нас…
И вдруг Короленко, сидевший в кабине, попросил, спокойно поправляя перчатки, которые надевал в полет:
— Давайте-ка еще шагов десять. Сегодня можно посильнее.
Видимо, перед приездом знаменитого планериста инструктор хотел блеснуть своим искусством, и ему нужна была высота побольше. Надо сказать, что полеты Короленко казались нам верхом мастерства, и мы всегда с восхищением следили за тем, как он парит в воздухе, как взлетает, разворачивается, садится, — большего мастерства мы не могли себе представить.
Чувствуя, что Тимоха запаздывает с подачей команды, Лека бодро крикнул:
— А ну, ребятки-и!
— Р-раз-два! Взяли!.. — подхватил Тимоха.
Воодушевленные тем, что Короленко собирается чем-то поразить нас, мы рванули неподдающийся трос изо всех сил, какие только у нас еще оставались…
Дальше произошло что-то непонятное. Раздалось громкое шипенье, как будто сжатый газ с силой вырвался из баллона… Сначала я почувствовала на собственной шкуре, а потом уже догадалась, что это лопнул амортизатор и, сокращаясь, зашуршал по сухому песку. Оборвавшимся концом меня больно ударило пониже спины…
Потеряв равновесие, я упала, все еще крепко держа теперь уже ненужный трос. Все остальные тоже оказались на земле. Вставали, отряхиваясь, потирая ушибы, посмеиваясь над собой.
— Все живы? Ничего, бывает, — сказал Тимоха, который, вскочив с земли первым, теперь заботливо, по-командирски оглядывал каждого. — Трос был уже старый. Ну, зато теперь обязательно получим новый!
Я поднялась, держась за ушибленное место. Вероятно, у меня в этот момент было довольно кислое выражение лица, потому что Виктор, который находился рядом, участливо спросил:
— Что? Здорово досталось?
С трудом разгибаясь, по пытаясь улыбнуться, я попробовала отшутиться:
— Ерунда… Вот только место не очень удобное!
— Ничего, до свадьбы заживет! — успокоил меня Виктор.
Но Тимоха, который мгновенно очутился возле меня, сердито и осуждающе посмотрел на Виктора.
— Что ж это ты! — сказал он так, будто Виктор нарочно все подстроил или, во всяком случае, знал, что так произойдет, и все-таки не уберег меня.
Я поспешила успокоить Тимоху:
— Да все нормально! Уже прошло! Я даже танцевать могу…
Но продемонстрировать, как я могу танцевать, не решилась, так как с трудом стояла на ногах. Еще в течение нескольких дней мне трудно было сидеть…
Через три дня к нам приехал Ефименко. Он появился внезапно, когда наш летный день подходил к концу и мы уже перестали его ждать. В это время на посадку заходил планер, и Ефименко, остановившись, подождал, пока он сядет.
— Молодец, хорошо посадил! — похвалил он пилота, когда планер приземлился, и спросил у Короленко: — Как фамилия?
— Виктор Ганченко, — ответил инструктор.
Небольшого роста, коренастый, с красно-бурым от загара лицом и светлыми зоркими глазами, он поздоровался с инструктором и с нами, отошел в сторонку, постоял один на бугорке, осмотрел холмистую местность, над которой мы летали, взглянул на небо, усеянное пушистыми белыми облаками, и сказал коротко:
— Погодка есть. Что, подбросите меня?
Мы кинулись к амортизатору.
Прежде чем сесть в кабину, знаменитый планерист похлопал рукой по обтекателю, бросил критический взгляд на потрепанный, грязно-серого цвета планер в светлых заплатах и, обернувшись, с хитроватой улыбкой спросил:
— Как он, выдержит? Не развалится?
Мы переглянулись между собой — нам никогда не приходило в голову сомневаться на этот счет.
— Меня выдерживает, — ответил, рисуясь, Короленко, хотя никаких фигур пилотажа на этом планере он не выполнял, кроме разве спирали.
— Посмотрим, — сказал Ефименко и, усевшись, подвигал рулями управления, оглянулся на хвост.
Мы добросовестно натянули новенький амортизатор, и планер взлетел. Спустя несколько минут он уже парил над лесом светлой легкокрылой птицей, набирая высоту. А вскоре мы увидели, как наш старенький планер, поблескивая в солнечных лучах, начал весело кувыркаться и резвиться в небе.
— Вот это да! Классная работа! Я еще не видел такого, — сказал Лека-Длинный и даже языком прищелкнул.
— Сразу видно, мастер своего дела! — подтвердил Виктор. — Внимательно смотрите, хлопцы, это великий момент!
Тимоха молча восторженными глазами следил за планером, который четко и красиво выполнял одну за другой фигуры высшего пилотажа.
— А наш инструктор тоже хорошо летает! — неожиданно заявила Валя, обидевшись за Короленко и желая поддержать его престиж. — Думаете, он так не умеет?
Никто не стал возражать, по и поддержки Валины слова не нашли: слишком впечатляющим было то, что мы сейчас наблюдали. Каждый, конечно, понимал, что не стоит сравнивать нашего инструктора с таким виртуозом, как Ефименко.
— Помолчи, Валюха! — коротко сказал Виктор.
Короленко, который стоял неподалеку, несомненно, слышал этот разговор, и самолюбие его было уязвлено. Он стал нервно теребить перчатки и нетерпеливо ходить в ожидании планера, который уже вошел в круг для посадки.
Сделав последний разворот, Ефименко приземлился точно в том же месте, откуда взлетел, так что нам даже не пришлось подтаскивать планер к старту — он стоял на самой вершине холма.
— Ничего, летать на нем можно, — сказал он, вылезая.
— Конечно, можно! — подтвердил Короленко, и в его голосе, непривычно высоком, прозвучали нотки вызова. — Вот мы сейчас и слетаем на нем!
Ефименко бросил на него быстрый взгляд, но почему-то промолчал.
Мы все еще находились под впечатлением полета, глазами, полными восхищения, смотрели на Ефименко, и, пожалуй, никто из нас, кроме Тимохи, не заметил того возбужденного состояния, в котором находился наш инструктор, а инструктор, в душе, может быть, сознавая нелепость задуманного, не мог сейчас удержаться от того, чтобы не подняться в воздух немедленно и доказать нам, да и самому рекордсмену, что и он, Короленко, кое-что может.