Страница 31 из 32
Пора уже давно сказать, ей-ей,
потомкам, правду чистую поведав,
о «роли положительной» царей,
опалой своевременной своей
из царедворцев делавших поэтов.
255
Но высшую всегда имеют власть
над гениями две страсти — два кумира:
запечатлять всевидящая страсть
и страсть слепая улучшенья мира.
И гений тоже слабый человек.
И гению альков лукаво снится,
а не одни вода и черный хлеб
и роковая ласка власяницы.
И он подвержен страху пропастей,
подвержен жажде нежности властей,
подвержен тяге с быдлом быть в комплоте,
подвержен поножовщине страстей
в неосвещенных закоулках плоти.
И гений чертит множество кругов,
бессмысленных кругов среди сыр-бора,
но из угрюмых глыб своих грехов,
сдирая ногти, создает соборы!
А если горы грудью он прорвал
и впереди пространство слишком гладко,
то сам перед собою для порядка
из этих глыб он ставит перевал!
Пардон, пушкиновед и чеховед,
не верю в подопечных ваших святость.
Да, гений тоже слабый человек,
но, поднятый собой — не чудом — вверх,
переваливший собственную слабость.
Так будем выше слабостей своих!
Ведь наши плечи — черт возьми — мужские,
и если на плечах — судьба России,
то преступленье — с плеч ее свалить.
И надо не сдаваться перед ленью,
самих себя ломать без полумер,
и у своих предтеч в преодоленье —
не в слабостях искать себе пример.
Среди хулы или среди хвалы
еще не раз мы, видимо, постигнем,
что перевалы наши — лишь холмы
в сравнении с тем пушкинским — пустынным.
Мы падаем, срываемся, скользим,
а перевал нас дразнит гордой гранью.
Как тянет из бензинности низин
к его высокогорному дыханью!
И вы надейтесь, как полковник тот.
Нужна надежда не для развлеченья,
а чтобы стать достойными значенья,
которое нам кто-то придает.
Чтоб нас не утешали параллели,
когда толкают слабости в провал,
чтоб мы смогли, взошли, преодолели —
и Пушкинский открылся перевал...
* * *
Идут белые снеги,
как по нитке скользя...
Жить и жить бы на свете,
да, наверно, нельзя.
Чьи-то души, бесследно
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с Земли.
Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
Я не верю в чудо.
Я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю, грешный, —
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом —
ее реки в разливе,
и когда подо льдом,
дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
Если было несладко,
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно
для России я жил.
И надеждою маюсь,
полный тайных тревог,
что хоть малую малость
я России помог.
Пусть она позабудет
про меня без труда,
только пусть она будет
навсегда, навсегда...
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня.
Идут снеги большие,
а ж до боли светлы,
и мои и чужие
заметая следы...
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я...
СОДЕРЖАНИЕ
I. КАКАЯ ЧЕРТОВАЯ СИЛА!
«Какая чертовая сила...» ....
Катер связи
Подранок ...
«Долгие крики...»
Изба
«Ах, как ты, речь моя, слаба...»
Глухариный ток
Председателев сын
Бляха-муха
Совершенство
Невеста
Тяга вальдшнепов
Оленины ноги
Шутливое
Моя групповщина
Про Тыко Вылку
Прохиндей
Баллада о нерпах
Баллада о Муромце
Легенда о схимнике
Баллада спасения
«На шхуну по-корсарскп...» . . . .
Береза
Зачем ты так?
Белые ночи в Архангельске . . ,
Иностранец
Баллада веселая
Деревенский
II. ТРЕТЬЯ ПАМЯТЬ
Третья память 89
«Очарованья ранние прекрасны ..» . . 92
Смеялись люди за стеной 94
«Хочу я быть немножко старомодным...» 96
«Как-то стыдно изящной словесности...» 97
Осень 98
Размышления над Клязьмой .... 190
Давайте, мальчики! 103
«Пришли иные времена...» 105
Неуверенность 107
«Жизнь делает нас маленькими...» . . 108
Экскаваторщик 109
Картинка детства 111
Лермонтов 1 113
«Поэзия чадит...» 115
«Предощущение стиха...» 118
«Когда, плеща невоплощенно...» . . . 120