Страница 44 из 75
После того как власть в городе перешла к умеренным социалистам, изменилось положение профсоюзов. Меньшевики, а также примыкавшие к ним в этом вопросе эсеры, выступали за независимость профсоюзов. Вопрос о независимости профсоюзов обсуждался, в частности, на общем собрании Делегатского совета Воткинского союза металлистов. Выступивший с докладом по этому вопросу видный меньшевик И.Г. Уповалов осудил практику большевиков, когда профсоюзы допускались к управлению производством" "Союз превратили не в организацию экономической или политической борьбы рабочих, а в какое-то правительственное учреждение, которое ведет борьбу с рабочим классом, а не защищает его интересов", — подчеркнул он и призвал покончить с подобной практикой. Собрание поддержало предложенную меньшевиками резолюцию, которая заканчивалась словами: "Мы, рабочие Боткинского завода, делегаты Союза металлистов, считаем необходимым, что Профессиональный союз должен порвать со всякою властью, откуда бы она ни происходила, т. е. стал нейтральным и строго и определенно стоял исключительно на страже интересов рабочего класса в его борьбе с угнетателями". Последовательно проводя линию "независимости", Союз металлистов порой выступал и против повстанческих властей края, подчас даже вступая с ними в острые конфликты. Особенно сильны позиции рабочих организаций были в Сарапуле. Там распоряжения военных властей должны были подписывать еще и делегаты от фабзавкомов, без чего никакие решения не имели законной силы.
Особой заботой повстанцев было создание боеспособных регулярных частей. Основой будущей Прикамской Народной армии становится отряд в 300 человек, сформированный на следующей же день после восстания в Ижевске для отражения первого контрнаступления красных. В Воткинске формирование частей Народной армии также началось сразу после перемены в городе власти: в первый день восстания были сформированы две роты из воткинских рабочих. Одну из них возглавил Л.Н. Наугольный, чертежник по своей основной профессии, вторую — счетовод Мудрынин. Затем было начато сведение рот в полки. Первый добровольческий полк, состоящий из рабочих, был назван "17 Августа заводской полк".
По мере присоединения к повстанческой республике новых заводских поселков и городов росла и Прикамская Народная армия. Были, в частности, попытки организовать дружины из рабочих Сарапула. В период наивысшего подъема своего движения повстанцы могли опереться на весомую вооруженную силу. По официальным оценкам, общее количество повстанческой армии достигало 25 000 штыков. Вместе с тем, несмотря на важные успехи в военном строительстве, повстанческая армия, по определению самих ее участников, в частности С.Н. Лоткова, больше походила на "запорожские курени", чем на регулярные воинские части. Касалось это и внешнего вида повстанцев, и боевой организации. Лишь соединение с армией Колчака в последующий период несколько переломит ситуацию к лучшему.
Важным направлением деятельности повстанческого правительства Ижевска становится политика в области взаимоотношений с крестьянством. Успехом восставших следует считать то, что значительные слои прикамского крестьянства встретили Ижевское восстание с сочувствием. Среди первых мероприятий новых ижевских властей, нашедших полное понимание крестьян — разрешение запрещенной при большевиках свободной торговли. Оживились опустевшие при прежних порядках магазины и рынки. Открылись лавки, временно появились, исчезшие было, а точнее, припрятанные до лучших времен, обувь, мануфактура, посуда, металлические изделия хозяйственного потребления. Все эти шаги повстанческих властей были предсказуемы: неслучайно среди лозунгов восстания, наряду с политическими, были и такие, как лозунг: "Чай, сахар, белый хлеб и ярмарка два раза в год". Ижевско-Воткинское восстание было поддержано частью крестьян Малмыжского, Уржумского, Сарапульского, Надинского, Глазовского и Оханского уездов. На их вооружение ижевцы выделили около 60 тыс. винтовок, произведенных в основном уже в дни восстания. Добившись слияния заводских и крестьянских восстаний в единое целое, повстанцы серьезно укрепили свои силы и на какое-то время обеспечили себе стабильный тыл. Этот фактор, безусловно, сыграл важную роль в успехах повстанческого движения в крае.
Осенью протестные настроения в рабочей среде повсеместно идут на спад. Входит в полосу кризиса и "повстанческая республика" в Прикамье. С середины сентября повстанцы начинают терпеть от правительственных войск одно поражение за другим. Под натиском наступающих красных частей кольцо вокруг мятежных городов сжимается. Но поражению повстанцев способствовали и причины иного, внутреннего порядка, разлагавшие их тыл и обрекавшие начатую ими борьбу на поражение. Когда движение было на подъеме, существовавшие противоречия отходили на второй план. Но по мере структуризации первоначально аморфной массы, особенно в условиях кризиса, стало проясняться, что конечные цели антибольшевистского восстания разным его участникам видятся по-разному.
Прежде всего обращает на себя внимание тот разброд, который существовал среди лидеров восстания. Основу конфликта в повстанческом руководстве составляли разногласия, существовавшие между входившими в него правыми социалистами и представителями беспартийного офицерства. Так, по утверждению А.Л. Гутмана, союз фронтовиков согласился на руководство со стороны "четырех членов бывшей учредилки" "весьма неохотно". Лишь позиция прочих социалистических групп, поддержавших эсеров, заставила фронтовиков примириться с их возвышением, да и то лишь временно — до соединения повстанцев с основными белыми центрами. Уже само то обстоятельство, в каких словах Гутман описывает формирование и деятельность Комуча, очень наглядно показывает истинное отношение "товарищей по общей борьбе" друг к другу:
"Пример самарского "Комуча" соблазнил и ижевских эсеров, и они поспешили объявить себя верховной властью, под громким титулом "Прикамский Комитет Учредительного Собрания", — с сарказмом пишет он в своих мемуарах, — … обаяние власти самарского "Комуча" было слишком сильно, чтобы случайно оказавшиеся на поверхности общественной жизни несколько маленьких, никому неведомых людей не соблазнились хоть на короткое время стать "верховными правителями" одного уезда великого государства… Социалистическая зараза, сделавшая свое злое дело в столицах и крупных городах России, перешла на Каму. Вновь к власти пришли случайные, слабые и бесхарактерные люди, проникнутые насквозь узкой партийностью. Пришли эсеры, на сей раз третьестепенные, и померк огонь энтузиазма борьбы за Россию". Результат "социалистического хозяйничанья", по мнению Гутмана, был один: "Болтали в Самаре, болтали и в Ижевске", "пока не пришли красные и не разгромили все и всех".
Идеалом военных оставалась крепкая единоличная власть. Их не устраивало "второе издание Учредиловки". Они предпочитали "второе издание корниловщины". "Если бы в Ижевске пришел к власти энергичный и твердый вождь и сумел бы движение подчинить себе и им руководить, все пошли бы за ним, — делится своими размышлениями на этот счет А Л. Гутман. — Все подчинились бы его разумной воле. Но в Ижевске к моменту возникновения восстания оказались к прискорбию четыре партийных деятеля, для которых догма была важнее, чем государство. Особенно, когда дело шло о власти". По его мнению, Ижевско-Воткинское восстание вполне могло вылиться во "всенародное движение", но для этого им должны были руководить "люди, не связанные крепкими узами с той или иной политической программой, а охваченные идеей спасения России от большевизма и восстановления в стране государственного порядка".
Не оставались в долгу и социалисты. Пользуясь своим положением в органах власти, они всячески стремились навязать противоположной стороне свои условия политического сожительства. Офицерство, даже его представители, вышедшие из местного заводского населения, рассматривались гражданскими властями как "необходимое зло". На доверие могли рассчитывать лишь те из офицеров, которые состояли в социалистических партиях, такие, как социал-демократ член заводского комитета Г.Н. Юрьев, долгое время командовавший Воткинской группой повстанцев. Постепенно давала всходы пацифистская пропаганда социалистов за "прекращение братоубийственной войны". Некоторые социалисты готовы были идти еще дальше, предпочитая лучше власть большевиков, "чем погоны и порядки царской армии", которые "навязывались" повстанцам из Сибири. АЛ. Гутман передает свою беседу с уполномоченным Прикамского Комуча эсером Михайловым, состоявшуюся между ними накануне падения Сарапула. "Мы лучше примиримся с большевизмом, чем с реакцией", — уверял Михайлов. А в кадры "реакции" социалисты, как и во времена Керенского, в первую очередь относили "контрреволюционное офицерство".