Страница 10 из 75
Но нередко стихийные протесты рабочих на почве голода перерастают в настоящие буты. Именно с голодного бунта, если угодно — с бабьего бунта, — начались события в Колпине. Похожим образом события развивались, к примеру, в Рыбинске в начале апреля. Беспорядки повторятся здесь и позже — 29 апреля 1918 г. В этот день все хлебные хвосты, стоявшие у продовольственных лавок города, без всяких видимых причин вдруг снялись с места и двинулись к городскому Совету. Толпа избивала всех проходивших в здание членов исполкома и разоружила 40 красноармейцев караульной команды. На почве голода и недовольства политикой властей 23 мая вспыхнули погромы, переросшие в бунт, в Костроме. В те же дни волнения отмечались в Нижнем Новгороде. Анализируя их, газета "Знамя труда" подчеркивала однотипность развития событий во всех этих случаях: женщины, толпа, избиение советских работников, войска, выстрелы в воздух, военное положение…
О тяжелом положении дел в Рыбинске и расположенном рядом Ярославле писал в де дни печатный орган Наркомпрода. По сообщению газеты "Новая жизнь", известия о произошедших в этих двух городах волнениях в первых числах мая дошли до рабочих Твери и серьезно осложнили обстановку в этом городе. По ее сведениям, беспорядки, начавшиеся в Твери на почве продовольственного кризиса, быстро переросли в политические. Другая, уже официальная, газета писала о "голодных беспорядках", учиненных безработными рабочими в Смоленске. На этот раз в подстрекатели были записаны не меньшевики и эсеры, а местные анархисты. Погромом окончились беспорядки, возникшие на почве голода в начале мая в Павловом Посаде Московской губернии.
Наиболее взрывоопасной обстановка была в тех городах, которые располагались в непроизводящих губерниях. Здесь подвоз хлеба осуществлялся издалека, и власти не всегда поспевали доставить его вовремя. Если брать города европейского центра России, то особо бедственно дела с продовольствием обстояли в текстильном крае. Здесь весной — летом 1918 г. проходит целая серия столкновений и всплесков бунтарства, перераставших, как правило, в политические акции протеста. Так было в Иваново-Вознесенске, Кинешме, Шуе. О психологической стороне тех событий рассказывал видный участник рабочего движения Г. Горелкин. Часто главным аргументом погромщиков в Иваново-Вознесенске служили слухи о том, что "большевики гноят огромные запасы муки в городских складах, сами хозяйничают", а рабочих и их детей "морят голодом". В такие моменты, вспоминает Горелкин, "успокоить разбушевавшуюся стихию" стоило "сверхчеловеческих усилий". Урезонивать голодную толпу получалось не всегда, и беспорядки оканчивались столь же драматично, как и в Колпине.
Отдельные волнения в рабочей среде продолжались и на протяжении следующих месяцев 1918 г. Даже рабочие Мотовилихи, крупнейшего в России пушечного завода, расположенного в одноименном поселке недалеко от Перми, чьи красногвардейские отряды стали "грозой буржуазии" "не хуже балтийских матросов", в октябре и декабре 1918 г. предъявили свои счеты советской власти и готовы были отстаивать свои интересы силой. Но хотя подобные эксцессы по-прежнему представляли угрозу советской власти, в целом к осени протестный активизм рабочих, направленный против большевиков, начинает ощутимо спадать.
Размах выступлений протеста рабочего класса в 1918 г., их широта и разнообразие делают актуальным вопрос о численности их участников. Оппозиционные большевикам авторы приводят такие цифры, из которых может сложиться впечатление, что до 2/3 рабочих страны выступало против большевиков. Это утверждение явно противоречит здравому смыслу и не дает ответа на вопрос, почему же тогда советская власть смогла удержаться и победить в начавшейся Гражданской войне? Противоречит она и другим фактам, таким, как массовое участие рабочих в органах власти и управления Советской республики, в строительстве РККА, в становлении органов рабочего самоуправления и контроля, в национализации и других начинаниях Советского государства. Но и прежние утверждения советской историографии, принижавшие реальный размах рабочего протеста в этот период, сегодня уже никого не могут убедить.
Очевидно, что вопрос о численности участников различных форм массового рабочего протеста требует серьезного дополнительного изучения на материалах отдельных регионов страны, городов и даже отдельных предприятий. Вместе с тем уже сейчас могут быть названы основные параметры протестного активизма рабочих того времени в основных промышленных районах страны. Методика подсчетов здесь может быть примерно такой же, как и для изучения рабочего контроля в период от февраля к октябрю. То есть в качестве отправных данных могут задействоваться материалы официальной статистики, самооценки размаха движения со стороны его участников, самостоятельные подсчеты отдельных случаев рабочего протеста в эти месяцы и т. п. При этом, разумеется, следует помнить о неполноте официальной статистики за этот период, а также о существенной тенденциозности оппозиционных авторов, заинтересованных в преувеличении антибольшевистских настроений в рабочей среде.
Первое, что удается определить при выявлении размаха протестного движения этого времени, это его география. Выступления рабочих в этот период отмечены в Москве, Петрограде, Астрахани, Бежицке, Бологом, Брянске, Владимире, Вологде, Воткинске, Гусь-Хрустальном, Екатеринбурге, Иваново-Вознесенске, Ижевске, Казани, Калуге, Канавине, Клине, Коломне, Колпине, Костроме, Кременчуге, Кулебаках, Курске, Муроме, Нижнем Новгороде, Николаеве, Новгороде, Орле, Павловом Посаде, Пензе, Пицунде, Подольске, Ростове-на-Дону, Рыбинске, Самаре, Саратове, Севастополе, Серпухове, Сестрорецке, Смоленске, Сормове, Сухуми, Тамбове, Твери, Тихвине, Томске, Туле, Уфе, Царицыне, Челябинске, Шуе, Ярославле. Этот список не полон. Но уже из него видно, как широка была география рабочего протеста.
Могут быть также названы предприятия, которые в этот период становятся основными очагами рабочего протеста, примерно определена их численность по регионам страны. Среди крупнейших предприятий, рабочие которых участвовали в акциях протеста и неповиновения, были такие, как Путиловский завод, Обуховский завод, Русско-Балтийский завод, завод бр. Бромлей, Сормовский завод, Ижевский оружейный завод, Сестрорецкий завод, Тульский оружейный завод и др. В одном только Петрограде можно говорить о 80–90 предприятиях, рабочие которых принимали участие в протестных выступлениях. Примерно такое же количество предприятий с взрывоопасной ситуацией могут быть названы по Центральной России, из них около 20 располагались в Москве, а остальные — в прочих городах и рабочих поселках. Всего по России рабочие примерно 210–220 предприятий в той или иной форме выказывали свое недовольство своим положением и политикой революционной власти. Скорее всего, этот список также не полон.
Может быть оценена, пока правда примерно, численность вовлеченных в протест рабочих. Наиболее точные данные по этому вопросу имеются для Петрограда. Соответствующие сведения собирались и анализировались Отделом конфликтов Петроградского областного Комиссариата труда. Периодически они публиковались для всеобщего пользования в специализированном издании — "Материалы по статистике труда Северной области", выходившем под редакцией С.Г. Струмилина, Данные Струмилина носят официальный характер, вместе с тем сам он, как известно, был меньшевиком, причем отношение к советской власти у него было далеко не самым лояльным. Поэтому его подсчеты могут рассматриваться как объективные и достаточно достоверные. Собранные Струмилиным данные позволяют определить количество петроградских рабочих, участвовавших в массовых выступлениях протеста примерно в 40–50 тыс. человек, что составляет примерно 10–15 % от общего числа петроградских рабочих. Понятно, что с течением времени количество рабочих в городе уменьшалось, не оставалась на одном уровне и протестная активность их наиболее обездоленной части. Но в целом эти показатели могут быть приняты в качестве средней величины для оценки протестного активизма рабочих в это время.