Полукороль

Она выпрямилась с тяжелой цепью в руках и яростно ее дернула. Грязный драильщик палубы свалился, и из путаницы тряпья, конечностей и волос раздался вопль.

– Никогда не подпускайте это неблагодарное создание к клинку! – она поставила на него ногу. – Ни к столовому ножу, ни к ножницам, ни к рыболовному крючку! – она встала на него, вонзив высокие каблуки ему в спину, ни на секунду не потеряв при этом равновесия. – Он ничто, вы меня слышите?

– Будь проклята эта сука, – снова пробормотал Ральф, когда она легко соскочила со спины бедолаги.

Ярви наблюдал, как несчастный драильщик с трудом поднимается, вытирает кровь со рта, поднимает свою плашку и без звука ползет работать. Сквозь его спутанные волосы были видны лишь глаза, которые блеснули ярко, как звезды, когда он на миг взглянул в спину капитану.

– А теперь! – крикнула Шадикширрам, легко карабкаясь на крышу юта, задержавшись лишь, чтобы покрутить унизанными перстнями пальцами. – На юг, к Торлби, мои малышки! Прибыли ждут! Анкран?

– Мой капитан, – сказал Анкран, кланяясь так низко, что почти задевал палубу.

– Принеси мне вина, вся эта болтовня вызывает жажду.

– Вы слышали свою бабулю! – взревел Тригг, разматывая хлыст.

Раздались лязг, крики, шипение веревки и скрип досок – свободные моряки готовили «Южный Ветер» к отплытию из гавани Вульсгарда.

– Что теперь? – пробормотал Ярви.

Ральф горько зашипел от такого невежества.

– Теперь? – Джод плюнул на ладони и положил свои сильные руки на отполированные ручки весла. – Гребем.

11. Тяни

Довольно скоро Ярви уже хотел вернуться в клетку работорговца.

– Тяни.

Сапоги Тригга, бродившего по проходу, отбивали беспощадный ритм. В его мясистых кулаках висел скрученный хлыст, взгляд рыскал по скамейкам в поисках рабов, которых нужно подбодрить, резкий голос рокотал с безжалостной регулярностью.

– Тяни.

Не было сюрпризом, что для ручки огромного весла иссохшая рука Ярви подходила еще хуже, чем для рукояти щита. Но после Тригга мастер Хуннан  в памяти Ярви казался любящей няней. Хлыст был первым ответом на любую проблему. Но когда при помощи хлыста не удалось отрастить новые пальцы, он истертыми ремнями привязал скрюченное левое запястье Ярви к веслу.

– Тяни.

От каждого невероятного рывка за ручки ужасного весла плечи, руки и спина Ярви горели все сильнее. И хотя шкуры на скамьях давно истерлись и стали мягкими, как шелк, а ручки были отполированы его предшественниками, но все же с каждым взмахом кожа с его задницы слезала, а руки покрывались волдырями. С каждым взмахом хлыст щелкал, сапоги оставляли синяки, а медленно заживающие ожоги от грубо скованного ошейника жгло соленой водой и соленым потом.

– Тяни.

Страдания перешли все границы, какие Ярви только мог себе представить, но кнут в умелых руках может выбивать из человека изумительные усилия. Вскоре любой его свист, или даже приближение шарканья сапог Тригга по проходу заставляли Ярви вздрагивать, хныкать и сильнее тянуть эту штуку, брызгая слюной через сжатые зубы.

– Парень долго не протянет, – брюзжал Ральф.

– Один взмах за раз, – мягко шептал Джод. Его взмахи были бесконечно сильными, ровными, ритмичными, словно он был сделан из дерева или железа. – Дыши медленно. Дыши вместе с веслом. Один взмах за раз.

Ярви не знал почему, но каким-то образом это помогало.

– Тяни.

Уключины лязгали, цепи позвякивали, веревки скрежетали, доски скрипели, рабы стонали, чертыхались, молились или угрюмо молчали, а «Южный Ветер» медленно продвигался вперед.

– Один взмах за раз. – Голос Джода был путеводной нитью в тумане страдания. – Один за раз.

Сложно сказать, что для Ярви было мучительнее – удары хлыста, натертая кожа, горящие мышцы, голод, ветер, холод или грязь. Но все же, безымянный человек, бесконечно скобливший своим камнем  вверх по палубе, вниз по палубе и снова вверх; качание его свалявшихся волос и исполосованная шрамами спина, которую было видно сквозь лохмотья; его дергающиеся губы и желтые зубы – все это напоминало Ярви, что может быть и хуже.

Всегда может быть хуже.

– Тяни.

Иногда боги сжаливались над ним и посылали попутный ветер. Тогда Шадикширрам улыбалась своей золотой улыбкой с видом многострадальной матери, которая не может не баловать своих неблагодарных отпрысков, приказывала сушить весла, поднять грубые шерстяные паруса, окаймленные кожей, и беспечно рассуждала о том, что милосердие это ее главная слабость.

Со слезами благодарности Ярви откидывался на замершее весло позади и смотрел, как хлопает парусина, как вздымаются впереди волны, дышал вонью сотни потеющих, отчаянных, страдающих людей.

– Когда мы будем мыться? – пробормотал Ярви во время одного из таких блаженных перерывов.

– Когда Мать Море возьмет это на себя, – проворчал Ральф.

Такое бывало не редко. Ледяные волны, бившие в борта корабля, крапали, брызгали и регулярно мочили их насквозь. Мать Море омывала палубу и колыхалась под опорами для ног, пока все не покрывалось соленой коростой.

– Тяни.

Гребцов по трое приковывали цепями к скамьям, и ключи были только у Тригга и капитана. Каждый вечер рабы, прикованные к скамьям, ели свой скудный рацион. Присаживались на корточки над помятым ведром, прикованные к скамьям. Они спали, прикованные к скамьям, укрывшись вонючими одеялами и полысевшими мехами. Воздух был полон стонами, храпом, жалобами и паром от дыхания.

Раз в неделю им, прикованным к скамьям, грубо обривали головы и бороды, чтобы защитить от блох – что вовсе не сдерживало мелких пассажиров.

Лишь однажды Тригг неохотно достал свой ключ и отомкнул один из замков – когда холодным утром кашляющего ванстера нашли мертвым. Его оттащили от бледных напарников и бросили за борт.

Исчезновение ванстера отметил лишь Анкран, который подергал свою редкую бородку и сказал:

– Понадобится замена.

На миг Ярви забеспокоился, что выжившим на том весле придется трудиться сильнее. Потом понадеялся, что станет доставаться чуть больше еды. Потом разозлился на себя за то, что стал так думать.

Но не настолько, чтобы разделить участь ванстера, если б ему предложили.

– Тяни.

Он не знал, сколько ночей провел обессиленный и полностью выжатый. Сколько раз, хныкая, он просыпался по утрам, задубев от вчерашних усилий, лишь для того, чтобы под ударами хлыста приняться за новые. Сколько дней прошло без единой мысли, кроме как о следующем ударе. Но наконец, однажды, наступил вечер, когда он не провалился мгновенно в сон без сновидений. Когда его мышцы стали крепче, первые волдыри порвались, а кнут опускался на него уже не так часто.

«Южный Ветер» тихо покачивался, стоя на якоре в бухте. Шел сильный дождь, так что паруса спустили и натянули в качестве огромного тента над палубой. Капли, падающие на ткань, громко стучали. Кто умел, делали удочки, и Ральф был одним из них. Он, сгорбившись, сидел у уключины, тихим шепотом призывая рыбу.

– Для мужика с одной рукой, – сказал Джод, закидывая большую босую ногу на весло и звякая цепью, – ты сегодня греб неплохо.

– Хм. – Ральф сплюнул в уключину, и свет Отца Луны осветил ухмылку на его широком лице. – Мы еще сделаем из тебя половину гребца.

И хотя один из них родился за много миль отсюда, а другой за много лет до него; и хотя Ярви почти ничего о них не знал, кроме того, что мог прочесть по их лицам; и хотя толкание весла прикованным цепью на галере торговца не было великим деянием для сына короля Утрика Гетландского – несмотря на все это Ярви почувствовал внезапный прилив гордости. Такой острый, что на глаза чуть не навернулись слезы, поскольку напарников по веслу связывают странные и мощные узы.

Когда ты прикован возле человека, делишь с ним еду и неудачи, удары надсмотрщика и Матери Моря, подгоняешь себя к его ритму, поднимая вместе с ним одну огромную балку, прижимаешься к нему ледяной ночью – вот тогда ты узнаешь его. Всего неделя между Ральфом и Джодом – и Ярви уже задумывался, были ли у него когда-нибудь друзья лучше.