Полукороль

Сумаэль прищурила темные глаза, когда Ярви проходил мимо нее. У нее на верхней губе был шрам и щель, в которой виднелся треугольник белого зуба. Он понял, что раздумывает, в какой из южных земель она родилась и как оказалась здесь. Была ли она старше или моложе него. Понять было сложно, так как ее волосы были коротко острижены…

Она быстро выбросила руку и схватила его запястье, выкручивая так, что из-под обрывков рукава показалась ладонь.

– У этого рука увечная. – Без насмешки, просто констатация факта, словно она отыскала в стаде хромую корову. – На ней только один палец. – Ярви постарался вырваться, но она была сильнее, чем казалась. – И тот выглядит больным.

– Проклятый работорговец! – Анкран протолкнулся к Ярви, схватил его запястье и покрутил, разглядывая. – Ты сказал, что можешь грести!

Ярви оставалось лишь пожать плечами и пробормотать:

– Я не говорил, что хорошо.

– Похоже, верить никому нельзя, – сказала Сумаэль, высоко приподняв черную бровь. – Как ты будешь грести с одной рукой?

– Он что-нибудь придумает, – сказал Тригг, подходя к ней. – У нас девять мест и девять рабов. – Он склонился над Сумаэль и говорил, придвинув свой тупой нос вплотную к ее острому кончику. – Если только сама не желаешь на скамью?!

Она лизнула щель в губе и осторожно отошла назад.

– Моя забота – курс, так?

– Отличная мысль. Калеку приковать на весло Джода.

Ярви потащили по проходу к центру палубы, мимо скамеек по обеим сторонам. На каждом весле было по три человека, все бритые, тощие, в ошейниках, и все смотрели на него, каждый со своей смесью жалости к нему, жалости к себе, скуки и презрения.

Скрюченный мужчина на карачках драил палубу. Его лицо пряталось за космами спутанных волос и бесцветной бородой. Он выглядел настолько по-нищенски, что любой самый жалкий гребец рядом с ним выглядел принцем. Один из охранников беспечно пнул его, как пинают бродячую собаку, и тот уполз, волоча за собой тяжелую цепь. В целом казалось, что корабль не очень хорошо укомплектован, но в цепях недостатка не было.

С бессмысленной жестокостью Ярви бросили между двумя рабами. По всему было видно, что это вдохновляющая пара. На конце весла сидел здоровенный южанин со складкой мышц на том месте, где должна быть шея. Он закинул голову, чтобы посмотреть на кружащихся морских птиц. У уключины сидел суровый старик, низкий и коренастый. Его мускулистые руки были покрыты седыми волосами, а на щеках было много следов лопнувших сосудов от жизни под открытым небом. Он ковырял мозоли на широких ладонях.

– Проклятье, – проворчал старик, качая головой, когда охранники приковали Ярви рядом с ним, – калека на нашем весле.

– Ты вроде молил о помощи? – сказал южанин, даже не оглядываясь. – Это помощь.

– Я молился о помощи с двумя руками.

– Будь благодарен хотя бы за половину того, о чем просил, – сказал Ярви. – Поверь, я-то не молил ни о чем из этого.

Рот здоровяка немного скривился, когда он искоса посмотрел на Ярви.

– Когда надо поднять груз, лучше поднимать, а не стонать. Я Джод. А твой угрюмый напарник по веслу Ральф.

– Меня зовут Йорв, – сказал Ярви, продумывая свою легенду. Как говорила Мать Гандринг, ложь надо оберегать так же тщательно, как зерно зимой. – Я был поваренком…

Старик натренированно скрутил язык, повернул голову и плюнул за борт.

– Теперь ты никто. Забудь обо всем, кроме следующего взмаха веслом. Так будет немного легче.

Джод вздохнул.

– Не позволяй Ральфу себя рассмешить. Он кислый, как лимон. Хотя, он хороший человек, если нужно прикрыть спину. – Он надул щеки. – Впрочем, учитывая, что он прикован сбоку от тебя, этого никогда не случится.

Ярви грустно хихикнул, возможно, впервые за то время, как он был рабом. Возможно, впервые с тех пор, как его сделали королем. Но ему не пришлось смеяться долго.

Дверь юта широко распахнулась, и на свет с важным видом вышла женщина. Она витиевато воздела обе руки и прокричала:

– Я проснулась!

Она была очень высокой, с ястребиным лицом, с бледным шрамом на смуглой щеке и заколотыми в узел волосами. Ее одежда была безвкусной и весьма непрактичной смесью дюжины культур – шелковая рубашка с потертой вышивкой на рукавах; куртка с серебристым мехом, который топорщился на ветру; на одной руке перчатка без пальцев, а другая была унизана кольцами; позолоченный конец усеянного кристаллами пояса болтался над рукоятью изогнутого меча, подвешенного абсурдно низко.

Она пнула ближайшего гребца в бок, чтобы поставить остроносый сапог на его скамью, и ухмыльнулась, оглядывая корабль. Среди ее зубов блеснуло золото.

Тотчас же рабы, охранники и моряки принялись хлопать. Не присоединились к ним лишь Сумаэль, которая сидела на крыше юта, уткнув язык в щеку; оборванец, все еще драивший своей плашкой палубу в проходе; и Ярви, бывший король Гетланда.

– Будь проклята эта сука, – аплодируя, выдавил Ральф сквозь улыбку.

– Ты лучше хлопай, – прошептал Джод.

Ярви поднял руки.

– Для этого я оснащен еще хуже, чем для гребли.

– Довольно, довольно! – крикнула женщина, в возбуждении прижимая кулак к груди. – Вы оказываете мне слишком много чести! Впрочем, не прекращайте. Для тех, кто присоединился к нам недавно, я Эбдель Арик Шадикширрам, ваш капитан и покровитель. Вы могли обо мне слышать, поскольку мое имя знаменито по всему Расшатанному морю и далеко за его пределами, до самых стен Первого из Городов и так далее.

Ее слава не достигла ушей Ярви, но Мать Гандринг всегда говорила, что мудрый оратор первым делом учится молчать.

– Я могла бы попотчевать вас историями о моем красочном прошлом, – продолжала она, теребя золотую серьгу и перья, свисавшие за ее плечами. – Как я командовала победоносным флотом императрицы в битве при Фулку. Как была первой любовницей герцога Микедаса, но перестала, чтобы стать его женой. Как снимала блокаду Инчима, как прошла через величайшую бурю с самого Разбиения Бога, ловила кита и так далее, но к чему? – Она нежно похлопала ближайшего раба по щеке. Достаточно громко, чтобы хлопки были слышны. – Давайте скажем просто: этот корабль теперь для вас весь мир, и на этом корабле я великая, а вы никто.

– Мы великие, – эхом отозвался Тригг, охватывая хмурым взглядом скамейки. – А вы никто.

– Нынче у нас отличные доходы, несмотря на необходимость заменить нескольких из ваших собратьев. – Многочисленные пряжки на капитанских сапогах позвякивали, когда она расхаживала между скамьями. – У вас будет полон рот хлеба и к вечеру вино. – В ответ на это впечатляющее зрелище великодушия раздались редкие выкрики. – И хотя вы принадлежите мне…

Тригг шумно прокашлялся.

– …а также остальным владельцам нашего храброго судна…

Тригг осторожно одобрительно кивнул.

– …все же, мне нравится думать, что все мы одна семья! – Капитан распахнула объятья навстречу всему кораблю. Огромные рукава колыхались на ветру, словно она была редкой и необычной морской птицей, которая собиралась взлететь.

– Я снисходительная бабушка, Тригг и его охранники – добрые дядюшки, а вы – беспокойные детки. И мы вместе против безжалостной Матери Море, вечного и злейшего врага моряков! И вы – удачливые малыши, поскольку жалость, милосердие и доброта всегда были моими главными слабостями.

Ральф сплюнул от отвращения.

– Большинство из вас будут повиноваться и тогда почувствуют хорошее отношение к себе, но… возможно… – и улыбка на темном лице Шадикширрам превратилась в карикатурную гримасу боли, – среди вас есть несогласные, которые надеются пойти своим путем.

Тригг неодобрительно заворчал.

– Хотят повернуться спиной к любящей семье. Отречься от своих братьев и сестер. Покинуть наше верное сообщество в каком-нибудь порту. – Капитан провела пальцем по шраму и оскалилась. – Возможно, даже, поднять вероломную руку на тех, кто слепо о них заботится.

Тригг ужасающе зашипел.

– Если какой-то дьявол направит ваши мысли по этой дорожке… – капитан наклонилась над палубой. – Подумайте о последнем человеке, который попытался это сделать.