Страница 4 из 69
Почему, думалось Вэню, несчастья и муки преследуют его храбрый и честный народ? Сколько этих маньчжуров? Говорят, всего четыре миллиона. На сто китайцев — один маньчжур! Почему же они господа, а китайцы им подвластны? Китай был велик в отдаленные времена, когда о маньчжурах никто даже не слыхал. А стал добычей небольшого полуварварского племени. Что за наваждение!
Читает юноша Вэнь страницу за страницей, главу за главой. Годы, события, имена. Но вот три имени:
Фулинь (Нурхаци).
У Сань-гуй.
Ли Цзы-чэн.
Первый — маньчжурский князь, провозглашенный маньчжурами, захватившими Пекин, императором Китая в 1644 году.
Второй — китайский военачальник, открывший маньчжурам границу, изменник.
Третий — предводитель восставших крестьян, свергнувших династию Мин, китаец.
Да, с маньчжурами китайский народ справился бы несомненно. Но маньчжуры имели в Китае сообщников: феодалов, богачей, чиновную знать. Ли Цзы-чэн был им ненавистнее Фулиня. Пусть лучше маньчжур на китайском троне, чем правительство крестьян. Так рассуждали они.
Измена открыла маньчжурам ворота в Китай. Но это значит, что китайский народ не был побежден в бою, а предан изменниками.
Мысли роились в голове юноши, голова горела, сердце трепетало от нахлынувших гневных чувств. Нет единого китайского народа, нельзя считать частью народа тех, кто его предает. Такие китайцы губят свой народ. И уделом их будет позор. Будет. Когда?
Когда зашумит океан? Как вызвать бурю? И можно ли вызвать ее? В силах ли человек разбудить стихию?
Кто ответит Вэню, китайскому юноше, в груди которого пламень?
3. Цель жизни
Открывать старшему брату душу не имело смысла. Мысли и чувства, волновавшие Вэня, оставались чуждыми богатеющему купцу. Близких друзей у Вэня в Гонолулу не нашлось. Жившие там китайские эмигранты принадлежали к странным тайным организациям, возникшим в Китае сотни лет назад. Некоторые признавали тайное общество «Красный клан», другие предпочитали тайное же общество «Старшие братья». Когда-то эти общества стремились к свержению династии Цин и к восстановлению на престоле «национальной династии» Мин. Со временем за рубежом они превратились в своеобразные общества взаимопомощи китайских эмигрантов. Имел ли А-мэй отношение к какому-либо из них, Вэнь не знал. Сам он ни разу не присутствовал на тайных собраниях, куда допускались лишь посвященные, принесшие установленные клятвы перед изображением таинственных знаков, страшных неземных существ, над священными чашами, из которых валил дым. Китайцы в Гонолулу жили замкнуто. Вэнь был одинок. Тяжело быть одиноким в семнадцать лет, когда душа требует общения с другом. Друга не было.
Внутренняя работа, совершавшаяся в сознании юноши, не осталась совсем не замеченной старшим братом. Книги, которые Сунь Вэнь читал, его интерес к газетам, новостям о событиях в разных странах мира, равнодушное отношение к молебствиям перед табличками с именами предков и — о ужас! — непочтительное отношение к «Сыну неба» — богдыхану, заставили А-мэя принять меры( чтобы пресечь «заблуждения» младшего брата. Однажды он так расшумелся, точно в него вселился злой дух! Кричал, стучал кулаками по столу, грозил, что выгонит Вэня.
— Ты стал заморским чертом! — вопил он. — Скоро ты совсем забудешь, где родился.
Столкновение двух братьев на первый случай окончилось торжеством старшего: он объявил Вэню, что тот немедленно вернется домой.
— Тебе пора жениться, — сказал А-мэй, — родители уже подобрали для тебя невесту. Отправляйся!
Да, кончилось детство и первая пора юности. Что ждало его впереди?
В тот день, когда Вэнь по протокам дельты Жемчужной реки добирался на сампанке в родную деревню, ему подумалось о том, что и Китай теперь как эти протоки и рукава. Воды много, силы в ней никакой. Нет, это не океан, тут буря не грянет! И никаким магическим словом нельзя превратить одно в другое. Пока не сольются в мощный поток все реки народной жизни, до тех пор…
Мать стояла на пороге знакомой хижины, смотрела на Вэня и не узнавала младшего сына. Как он изменился! Крепыш, хоть и не очень плечистый, с высоким лбом и огненными глазами. И одет опрятно, подбрит по всем правилам, и коса заплетена плотно, старательно. Входи, сын, в дом, для тебя есть важная новость. Помнит ли он соседскую девушку? Не помнит? Не беда. Отец девушки и отец Вэня обо всем уже договорились. Зачем ему жениться? Ему не нужна жена? Но в доме нужна работница. Отец стареет, и о матери тоже не мешает подумать. Одним словом, отец уже решил. О чем тут спорить?..
Вэнь понимал, что спорить не о чем. Как старики решили, так и будет. Сын обязан повиноваться родительской воле. Напрасно А-мэй назвал Вэня заморским чертом. Он еще настолько китаец, что не смеет нарушить закон сыновнего повиновения.
Это была последняя уступка и последняя жертва Вэня старому. Все в нем бунтовало против рутины и косности жизни под кровом родительского дома, а особенно против покорности судьбе и упования на чудесную силу богов. Он как-то не сдержался и заявил, что не понимает, почему отец и мать слепо верят в истуканов из старой кумирни. Ему вспомнилось: «Имеют уста, но не могут говорить, имеют нос, но не могут обонять, имеют уши, но не могут слышать, имеют руки, но не могут держать что-либо, имеют ноги, но не могут ходить…» Старики, заслышав такие речи, пришли в ужас. И, как на грех, в их деревне объявился еще один такой же вольнодумец — Лу Хао-дун, сын почтенных родителей, проведший вместе с отцом несколько лет в Шанхае, где Лу посещал школу. Отец его, довольно богатый купец, недавно умер, и сын привез его прах на родину, чтобы предать земле.
Лу тосковал в этом захолустье, мучили его те же сомнения и тревоги, что и Вэня. И молодые люди, конечно, быстро познакомились и стали настоящими друзьями. Более того: единомышленниками. Оба жаждали перемен. В свободное от работы время они вдвоем отправлялись бродить по окрестностям или пускались в плавание на сампанке по одному из рукавов. И говорили, говорили, торопливо выкладывая то, что на душе у каждого. Сунь Вэнь говорил, что нельзя жить вот так, как эта вода течет, без воли, без цели, что нужна цель в жизни.
— Цель? — переспросил Лу.
— Да, цель, — отрезал Вэнь.
— Какая, по-твоему, цель?
И Вэнь произнес тогда в первый раз вслух то, о чем наедине думал много-много дней.
— Какая, по-моему, цель? А вот какая, слушай: Китаю нужно другое правительство, новое правительство из деловых людей, преданных народу, понимающих, что народу нужны школы, больницы, железные дороги, правительство, которое покончит с нашей страшной отсталостью и сумеет сделать страну снова сильной, могучей!
Лу думал так же. Но как это осуществить? Как слить все ручьи в один мощный поток, который примет в себя все силы народа и станет столь же грозным, как океан? Правду сказать, этого они не знали.
Глава вторая
ПЕРВЫЙ ПРИЗЫВ
1. Прощание с прошлым
После задушевной беседы с другом затея родителей женить его на незнакомой девушке показалась Вэню еще более нелепой. Жениться? Зачем? В Гонолулу у него не было никаких сердечных увлечений. Другие чувства волновали его. А теперь сердце трепетало от желания найти в себе силы для борьбы. Вэнь сказал себе: этому браку не бывать, он не любит девушку и не женится на ней. Возмущала ее покорность, готовность стать рабой. Несчастная страна! Вся жизнь держится на угнетении, на унижении человека. Хотелось пойти в дом девушки, найти ее и сказать, что ей незачем безропотно подчиняться воле отца и становиться женой человека, который ее не любит. Но, черт побери, он мог бы и сам показать пример, отклонив намерения своих родителей. Пожалуй, это идея! Как ее осуществить? Жаль стариков.
Говорил об этом с Лу Хао-дуном. Тот понимающе молчал — ему самому еще не грозила опасность оказаться женатым по воле родственников, — а Вэнь думал о том, что в жизни причудливо переплетаются мечты о прекрасном и жестокость повседневности. Вспомнилась старинная легенда «Источник персикового цветка» — о волшебном острове счастья на неведомой реке. В жизни все гораздо сложней…