Левиафан

Обведя глазами напряженно застывший на своих местах боевой расчет, Морев приказал сидящему на рулях боцману точнее держать глубину и повернулся к старпому.

— Юрий Михайлович, зайди к ракетчикам, а затем проверь все другие боевые посты. Меня интересует психологическое состояние людей.

— Слушаюсь, — кивнул старпом и, прихватив с собой ПДУ, исчез в полумраке люка.

На третьем часе напряженного ожидания, на трапе звякнула ступенька и тяжело отдуваясь в центральный поднялся заместитель.

— Вот, — протянул он Мореву подрагивающий в руке бланк шифрограммы.

Чувствуя неотвратимое и каменея лицом, тот взял бланк и впился в него глазами. Там был приказ о нанесении ядерного удара десятью из шестнадцати ракет.

Чужим голосом командир оповестил об этом боевой расчет, на корабле сыграли тревогу, и крейсер стал выходить в ракетную атаку, совершая необходимые эволюции по глубине, скорости и курсу. В пульт управления ракетами были заложены извлеченные из пакета перфокарты. Затем Морев, заместитель и командир БЧ-2, вставив в него стрельбовые ключи, включили «ядерную кнопку». С этого момента пошел необратимый отсчет времени, отведенной автоматике для выполнения залпа. Вцепившись руками в подлокотники кресел, боевой расчет замер в напряженном ожидании.

Ровно через минуту корпус ракетоносца затрясся от титанических ударов, и отсеки наполнились глухим ревом.

Из шахт, одна за одной, стартовала и уносилась к поверхности ядерная смерть.

Как только автоматика подтвердила выход последней, бледный Морев отдал команду привести в исходное стартовый комплекс, после чего крейсер с дифферентом на нос ввинтился во мрак и на предельной скорости стал уходить из района старта.

В момент пуска ракет он, безусловно, был засечен из космоса, и со стороны США должен неизбежно последовать ответный удар.

Через несколько минут бешеной гонки, сзади раздался нарастающий гул, с подволока отсеков на головы подводников посыпались стекла плафонов, и ракетоносец завертело в гибельном водовороте пучин. Практически лишившись управления, он падал на дно.

Срываясь на крик и преодолевая оцепенение, Морев приказал уцепившемуся за пульт механику аварийно продуть концевые группы цистерн.

— Есть, — прохрипел тот и потянулся к панели управления.

Спустя секунду ракетоносец вздрогнул от рева врывающегося в цистерны воздуха высокого давления, под ногами мелко завибрировала палуба, и гибельное падение замедлилось.

— Боцман! — рули на всплытие, в турбинном, прибавить оборотов! — выплевывал из себя команды Морев, впившись глазами в дрожащую стрелку глубиномера.

На тысячеметровой отметке ее ход замедлился, черное жало дрожа застыло и потом нехотя покатилось обратно.

— Девятьсот, восемьсот, семьсот… — шевеля побелевшими губами, выдыхал из себя каждый в центральном, словно молитву.

— Так держать, — сглотнул застывший в горле ком Морев, когда ракетоносец вышел на рабочую глубину, и, смахнув ладонью катящийся со лба пот, обессилено откинулся в кресле.

Ни он, ни другие в центральном посту еще не верили, что пучина выпустила корабль из своих роковых объятий. Провалившись на запредельную глубину, он остался цел и, судя по всему, не особенно пострадал.

Вскоре это подтвердилось и поступившими из отсеков докладами. В девятом вышла из строя автоматика, а в первом разгерметизировалась аккумуляторная яма и произошла утечка водорода. Не считая многочисленных синяков и ушибов, легко отделалась и команда. Однако ее психологическое состояние внушало опасения.

Все без исключения были глубоко подавлены и опустошены. Каждый с ужасом понимал, что свершилось непоправимое и сейчас в адском смерче погибает все то, что есть на суше. В том числе их родные и близкие.

Как и следовало ожидать, Морев вернулся к реальности первым. Сказался груз ответственности и многолетний, доведенный до автоматизма опыт принятия решений. Первым делом следовало уйти в запасной район, выйти на связь с командованием и получить дальнейшие указания. Согласно имеющейся на «особый период» инструкции, поставленную перед ним задачу корабль выполнил и должен следовать в базу. Если она, конечно, еще существует.

По канонам ядерной доктрины, которую знали все командиры стратегических ракетоносцев, базы, как таковой, скорее всего, нет. Они уничтожаются в первую очередь. Это Морев понимал со всей очевидностью и особых иллюзий на этот счет не питал. Но гарнизон, откуда пришел в Атлантику его крейсер, был особым. Еще в советские времена, в базальтовом массиве примыкающих к морю сопок, на глубине более сотни метров была создана вторая, предназначенная на «особый период» база, со всей необходимой для ведения ядерной войны инфраструктурой.

В ее громадном, сообщающемся с открытым морем пространстве, имелись пирсы и ракетные склады, плавкраны и мастерские, запасы продовольствия и медикаментов, а также оборудованный по последнему слову техники запасной командный пункт со спутниковой системой связи. Именно туда, в эту подземную базу и должны были возвращаться, таясь в глубинах, уцелевшие после первого обмена ядерными ударами подводные крейсера и грузиться новым боезапасом. А потом, выходя в прибрежные воды, осуществлять новые пуски.

Дав необходимые распоряжения механику об устранении имеющихся повреждений, и убедившись, что тот все понял, Морев приказал заместителю и старпому захватить с собой оружие и обойти боевые посты.

— Может не стоит? — засомневался Сокуров. — Получается, мы как бы не доверяем команде.

— Наоборот, — сжал челюсти Морев. — Это приведет многих в себя.

— И я так считаю, — согласился с ним Круглов, отпирая оружейный сейф и извлекая оттуда две флотские кобуры с «Макаровыми».

Когда проверив оружие, офицеры исчезли в люке, Морев нажал переключатель «каштана» и поднес ко рту микрофон.

— Говорит командир, — разнеслось по отсекам. — По приказу Верховного главнокомандующего мы нанесли ракетный удар по Соединенным Штатам Америки и следуем в базу. За качественное выполнение боевой задачи экипажу объявляю благодарность.

— Есть первый, есть второй, есть третий… — поочередно замигали световые сигналы на пульте.

Через полчаса вернулись заместитель со старпомом и сообщили, что боевые посты проверены, личный состав в порядке.

— Добро, — кивнул головой Морев. — Михаил Иванович, — обратился он к делающему записи в вахтенном журнале помощнику, — объявите отбой боевой тревоги. Команде обедать. Всем двойная порция вина.

После этого, захватив ПДУ, Морев спустился вниз и отправился в свою каюту. Там, плотно прикрыв за собой дверь и щелкнув замком, он включил настольную лампу, обессилено присел на диван и бездумно уставился в пространство. Затем, тяжело вздохнув, извлек из небольшого встроенного в переборку холодильника запотевшую бутылку «Каспия» и, отвернув пробку, плеснул янтарной жидкости во взятый с полки стакан. Выпив коньяк и поставив бутылку на место, Морев взглянул на часы.

— А ведь они отсчитывают новое время, — промелькнуло в голове. И есть ли в нем его жена, дочь и родители? Ростов-на-Дону крупнейший индустриальный центр юга России и, по планам НАТО, подлежит уничтожению в первую очередь. Это Морев знал наверняка, что еще больше усиливало его душевную боль и тревогу.

Взяв с книжной полки оправленную в рамку фотографию жены с дочерью, где они были сняты прошлым летом на живописном берегу Дона, веселыми и беззаботными, Морев долго смотрел на нее затуманенным взглядом, а потом осторожно вернул обратно.

— А сколько таких женщин и детей я убил несколько часов назад? — неожиданно подумал он и вздрогнул от этой мысли. Проклятая служба, — заскрипел он зубами и до боли сжал кулаки. Затем подошел к умывальнику, открыл кран и сунул голову под холодную струю. Стало чуть легче.

В кают-компании он появился как всегда, в свежей кремовой рубашке с сияющими золотом погонами, свежий и невозмутимый. К этому обязывал статус командира. Обед шел в полном молчании и разительно напоминал поминки. Офицеры выглядели мрачно, подавлено и при взгляде на командира отводили глаза. Морев отлично понимал, что каждый из этих, немало повидавших и далеких от сантиментов людей, испытывают те же чувства, что и он.