Страница 10 из 86
Но сомнения недолго терзали главного инженера. Вскоре он нашел способ опять зашагать вверх по служебной лестнице.
Это был рискованный способ, но Евгению Семеновичу терять было нечего…
- Можно? - раздался у порога кабинета голос.
Громов поднял голову с ладоней.. Перед ним стояла Леночка, прижимая локтем к своей античной талии мышиного цвета папку с пришпиленной на обложке шариковой ручкой.
- Да… Пожалуйста.
- Я принесла вам зарплату.
- Это очень хорошо. Зарплата никогда не помешает.
Евгений Семенович говорил нарочито бодрым голосом и избегал смотреть на Леночку. Он не знал, как себя вести после того, что произошло вчера.
- Вы… ты… спал хоть немного? - спросила Леночка.
Громов вздрогнул - так непривычно было это «ты».
- Почти нет.
- Он не нашелся?
- Не знаю… Наверно, нет… Мне бы позвонили.
Громов расписался в ведомости. Леночка протянула ему деньги. Главный инженер накрыл ее руку своей.
- Какая у вас… у тебя… красивая рука.,.
- Рука бухгалтера.
- Рука мадонны. - Евгений Семенович поднял ладонь Леночки, прижал к губам. - Пахнет гвоздикой.
- Это югославское мыло.
- Не важно… Ты и без мыла пахнешь гвоздикой.
Громов притянул к себе кассиршу за талию.
- Пустите, пусти… Могут войти…
Но Евгений Семенович, не слушая, прижал ее живот к своему лицу.
- Какая ты прохладная…
- Не надо, могут войти… - Леночка погладила его по голове. - Седой уже… Дедушка… Можно, я буду звать тебя дедушкой? Что вы делаете?
Громов приподнялся, взял голову Леночки ладонями, нашел губы своими губами.
- Пус… ах… помад… Что ты наделал? У тебя щека в помаде! Дай сотру… Платочек есть?
- Не очень чистый.
- Бедненький. Постирать некому.
Леночка быстро протерла уголком платка лицо главного инженера.
- И как ты не боишься? - спросила она. - Ведь могут войти…
- Двери двойные. Услышим, как начнет кто-нибудь лезть.
- Я на минутку. Мне долго нельзя. А то подумают черт знает что…
- У меня сейчас мертвый час. Я его называю «глаз тайфуна». Никто не войдет.
- Слушай, что я тебе скажу…
- Ну, скажи.
- Мне сейчас звонил Старик…
- Какой старик?
- Ну этот… помнишь, вчера…
- Что-то не помню…
- Ну тот, что в Пещерах…
- Что ты плетешь?
- Да… Он сказал, отдаст мне клад, если я буду молчать, что видела его.
- Тебя кто-то разыграл.
- Кто? Ты говорил кому-нибудь?
- Нет.
- Я тоже. Шкаф не скажет. Может…
- Его еще не нашли. Да и зачем ему идиотские шутки?
- Тогда я не знаю…
Леночка пристально посмотрела на главного инженера.
- Слушай, Женя… а может, это… он сам?
- Кто?
- Старик… И глухо было, как из-под земли.
- Ты думаешь, у него есть телефон? - рассмеялся Громов.
Смех неподвижно повис в воздухе. Леночка вздрогнула.
- Мне страшно, Женя.
- Выбрось все из головы. Это чья-то неумная шутка… Какой-то идиот… Кому-то стало известно вчерашнее…
- Может быть. Но если меня кто спросит, не говорить про Старика?
- Надо подумать… Неизвестно, что у звонившего на уме…. Да и действительно ли ты видела этого Старика? Просто галлюцинация…
- Нет, я видела… Стою я, а он из-за поворота…
- Хватит. Ты рассказывала уже… Вытри слезы. И ни про звонок, ни про Старика пока никому ни слова. Посмотрим, чем это кончится.
Леночка покачала головой.
- Мое сердце чует, что кончится плохо.
Евгений Семенович вышел из-за стола, крепко обнял Леночку, так что кости хрустнули.
- Кончится хорошо. Я же рядом.
Кассирша улыбнулась ему сквозь слезы.
- Да… Ты рядом…
- Дай промокну, - Громов поцеловал сначала один глаз, потом другой. - Вот теперь сухо. Сегодня придешь? - понизил он голос.
- Приду, - прошептала Леночка и выскользнула из комнаты.
Громов задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь,
- Пиастры, пиастры, - пробормотал он.
6. КОНЧИЛИСЬ СКРЕПКИ
Делая вид, что он высчитывает на бумажке, Костя рисовал спину сидящей впереди кассирши. У Леночки была подвижная, нервная спина, как у бурундука или какого-нибудь другого быстрого зверька. Косте пришла мысль изобразить Леночку в виде белки. Сидит на задних лапках спиной к зрителю белка и, прижав передние лапки к груди, напряженно смотрит вдаль; на туловище белки Костя пристроил аккуратно причесанную женскую головку. Получилось очень забавно…
Раздался звонок. Леночка грациозно потянулась к трубке, не меняя положения, стала что-то говорить. Костя пририсовал к правому уху женской головки трубку. Теперь стало смешно. Смешно и грустно.
Кассирша перестала говорить, приняла прежнюю позу. Потом телефон зазвонил опять. Леночка поспешно взяла трубку. От быстрого движения на плече из-под платья выбилась белая бретелька. Локон пепельных волос - в их городке такой цвет делать не умели, и Леночка ездила в областной центр - упал на ухо, розовое от бьющего в противоположное окно света.
«Вот подойти сейчас сзади, - подумал Костя, - просунуть ей под мышки руки, прижать к груди и поцеловать в шею. Что будет? Будет крик, шум, визг, скандал, разбор на собрании, может быть, в конечном счете увольнение. Почему наедине такое можно сделать, а в присутствии пяти человек нельзя? Потому что пять человек - это общество, - ответил сам себе Костя. - Даже три человека - общество… А общество живет по своим законам…»
- Я отнесу Евгению Семеновичу зарплату. Он просил.
Костя вздрогнул. Его всегда волновал ее голос: какой-то широкий, отрывистый, словно полосы черного плотного бархата…
Три минуты спустя главный инженер увидит ее, как она идет мелкими из-за узкого платья шажками по ковровой дорожке к его столу… Он быстро окинет взглядом ее фигуру, нащупает немигающими глазами ее взгляд и опять уткнется в бумаги. Больше он не посмотрит на нее, хотя самому хочется посмотреть. Вечное противоречие между желанием и долгом.
И она посмотрит ему в глаза и тут же опустит, потом, принимая ведомость, еще раз попытается поймать его взгляд. Женщине-подчиненной всегда хочется нравиться своим начальникам просто как женщине, а не как работнику… Как хотелось Косте быть в этот момент главным инженером!
Леночка ушла. В бухгалтерии сразу стало темнее, мерзко жужжали под потолком мухи…
Костя вздохнул и потянулся к коробке, чтобы взять скрепку. Коробка была совершенно пуста. Костя обрадовался. Надо просить у Шкафа скрепки. Хоть какое-то развлечение.
- Семен Петрович, у меня кончились скрепки.
Шкаф чуть не подпрыгнул на стуле от неожиданности. В сонной комнате, в которой слышалось лишь жужжание мух, щелканье арифмометров и шуршание шариковых ручек, возглас Кости прозвучал выстрелом.
- Чего кричишь, как зарезанный? - проворчал Шкаф.
- Зарезанные не кричат, Семен Петрович, - возразил Костя. В бухгалтерии хихикнули. Шкаф не обратил на это внимания. Насмешки он обычно пропускал мимо ушей.
- Я же только что тебе давал. Ты что, питаешься ими, что ли? - Главный бухгалтер окончил операцию, отодвинул арифмометр и полез в обшарпанный шкаф, где хранились письменные принадлежности.
- Ага… С чаем. Вприкуску, - съехидничал Костя. Тоже просто так, для развлечения.
Кто-то опять хихикнул.
- Чем языком молоть, лучше бы мозгами живее крутил.
- Пусть работает арифмометр, Семен Петрович, он железный.
- Доложу вот главному инженеру. Сплошные ошибки делаешь… Заново за тобой каждый раз пересчитывай… Толку от тебя, как от козла молока, - ворчал главный бухгалтер, роясь на полках в шкафу. Он всегда болезненно воспринимал каждую просьбу выдать канцелярские принадлежности. Стоило попросить у Шкафа несчастный флакон чернил, как тот на полдня терял душевное равновесие.