Грибы на асфальте

В унынии я бродил взад-вперед перед кинотеатром, надеясь на чудо. До свидания еще оставалось тридцать пять минут - для чуда вполне достаточный срок. На асфальте лужи морщили лбы. Напротив горбился памятник поэту. Деревья охали и скрипели, как вышедшие на прогулку древние старухи.

Мимо прошли две сильно пахнущие духами девушки в клетчатых косынках. Под мышкам.» у них были свертки. У меня забилось сердце танцы все-таки где-то есть! Я двинулся вслед за девушками. Лишь бы это оказалось недалеко, чтобы успеть к восьми.

У подруг были одинаковые зеленые пальто с пушистыми воротниками. Весело болтая, они, к моему изумлению, исчезли в дверях столовой № 14. Асфальт у входа был густо истоптан.

Поколебавшись, я вошел в вестибюль. Там стояла целая толпа ребят и молча переминалась с ноги на ногу, прислушиваясь к доносившимся сверху упоительным звукам танго и шарканью подошв. В дверях, ведущих в рай, маячили два рослых парня с красными повязками на рукавах.

- Вечер работников питания? - спросил я у шкета в огромной папахе.

- Комсомольская свадьба, - буркнул тот. - Не кто повар Коля женится на некто поваре Маше. Ты не пытался через кухню?

- Нет. А ты?

- Только что с чердака сняли.

- А-а… - сказал я.

Пальто моего собеседника было в мелу и паутине.

Я вышел на улицу. Стало как будто еще холоднее. До свидания оставалось ровно десять минут. Неужели не придет?

Я попросил у прошедшего мимо мужчины папиросу и закурил. Дым немного согрел. С непривычки в голове слегка зашумело. Курить или не курить в ее присутствии? Шутить или напустить на себя задумчивость? А может, лучше всего быть самим собой? Хотя нет, это слишком трудно. И вообще, что она из себя представляет - моя будущая жена?

Она пришла ровно в восемь. Я даже растерялся, потому что в глубине души все-таки не верил, что встреча состоится. На ней была та самая шубка и пуховый платок.

- Здравствуйте. Я не опоздала?

Голос чистый, звонкий, без тени смущения.

- Вы точны.

Я бросил папироску в урну, но не попал, и она покатилась по ветру, пуская искры.

- У вас сегодня день рождения?

- Откуда вы взяли? - удивился я.

- Обычно ребята любят начинать знакомство подобным образом. Устраивают вечеринку и дарят «имениннику» в складчину его же часы.

- К сожалению, вы ошиблись.

- К счастью. Давайте, чтобы у нас было не так, как у всех. Романтично. Давайте? Что мы сейчас будем делать?

- Гулять.

Девушка согласно кивнула головой. Она сунула руки в карманы шубки и широко, по-мужски зашагала. Я пошел рядом, не решаясь взять ее под руку, ибо не был уверен, что это романтично.

Лужи покрывались корочкой льда. Редкие прохожие почти бежали, выставив плечо против ветра и пряча носы в воротники.

«Характер у моей жены, кажется, неважный, - думал я, стараясь как можно сильнее ставить ноги на тротуар, чтобы они не замерзли. - Впрочем, в молодости очень хочется быть непохожим на всех. Нужно побольше острить. На женщин это действует неотразимо».

- Вы студент? - спросила девушка, не оборачиваясь.

- Нет, работаю.

- Где?

- Летчиком-испытателем.

Это было не остроумно, но эффектно. Моя спутница остановилась и посмотрела на меня пристально, как будто увидела впервые. Потом высвободила из перчатки руку.

- Лиля. А вас?

- Гена… Геннадий Яковлевич.

- А вы видели Землю?

- Как вас.

- Какая же она?

- Плоская.

- Я серьезно.

- Я тоже. Плоская, как блин. А сбоку уши.

- Какие уши?

- Слонов, которые ее держат.

- С вами серьезно…

Лиля надулась. Минут пять мы шли молча.

- Только это пока тайна, - продолжал я. - Ученые так поражены открытием истины, что не могут ее осмыслить. А летчики все знают. Да вот теперь еще вы.

- Нет, правда?

В голосе Лили было колебание.

- Вполне. Это ужасно, да?

- Наоборот… замечательно. Только вы все врете. Откуда-то сверху, точно срываясь со звезд, падал редкий снег. Он щекотал лицо и был виден только у матовых стекол фонарей. Он бестолково вился, налетая на них грудью.

- Постойте, - сказала вдруг Лиля, - вы слышите музыку?

Мы остановились. Тихая и нежная мелодия вальса неслась сверху вместе со снегом.

- Слышу. Это играет Аэлита.

- А по-моему, вон в том доме.

Мы стояли возле столовой № 14. Весь второй этаж ее был освещен, в окнах скользили тени. У меня сразу заныли окоченевшие ноги.

- Знаете, - сказал я, - там сейчас свадьба мо его друга. Вы не хотите пойти?

- И вы действительно только что вспомнили об этом?

- Нет. Просто я боялся оказаться в ваших глазах банальным.

Лиля испытующе посмотрела на меня. Я стойко выдержал ее взгляд.

- Но у нас нет подарка, - сказала она неуверенно.

- Ерунда! Сейчас что-нибудь купим! - воскликнул я, мысленно подсчитывая, сколько у меня денег.

В «Гастрономе» я взял две коробки пастилы и бутылку шампанского. «В крайнем случае, если ничего не выйдет, уничтожим все с Кобзиковым», - подумал я, входя вместе с Лилей в вестибюль.

Здесь по-прежнему было много народу. Расталкивая толпу, я храбро двинулся на стражей с повязками. Те стояли, переминаясь с ноги на ногу, явно скучая.

- Здорово, ребята, - сказал я. - Мы не опоздали?

- Опоздали, - пробурчал один из дружинников, подозрительно косясь на мой сверток. Другой тоже посмотрел на бумажный пакет.

- Кирпичи? - равнодушно спросил он.

- Ну да, - сказал я, выставляя серебристое горлышко. - К такому кирпичу приложишься - и хорош будешь. Ну, как там Николай? Держится еще на ногах? Или Маша пригубить не дала?

Стражи заулыбались:

- Извините, товарищи… пожалуйста, проходите. Приходится принимать меры. Лезут тут всякие. Только что одного мудреца раскололи. Кирпичи за вернул в бумагу - вроде с подарком…

В зале было душно и пьяняще тепло. Нестройно гудели, шаркали подошвами, шипела радиола, звякали тарелки. Лиля подошла к зеркалу. Я остановился рядом, искоса разглядывая ее. В зеркале отражалась совсем юная черноволосая девочка со строгими глазами. Бледное лицо, обрамленное короной волос, худые руки. Платье из красной шерсти сидело свободно - очевидно, его шили «на вырост». Сильно декольтированное и короткое, оно открывало почти до колен стройные, слегка худые ноги и почти всю спину, покрытую «гусиной кожей». Две толстые косы сбегали по маленькой груди почти до пояса.

- Вы, наверно, будете стесняться моих кос, - сказала Лиля, когда мы встретились в зеркале глазами, - они ведь не модны.

- Что вы! - запротестовал я. - В косах есть своеобразная прелесть. Что-то от пушкинской Люд милы.

- Спасибо за комплимент. Мне все говорят, что я не современна.

- Вы не так меня поняли. Наоборот…

- Вы имеете в виду платье? Так оно - моей сестры.

- Пойдемте танцевать? С вами в обычной обстановке разговаривать трудно.

- Я не танцую.

- Почему? - удивился я.

- Потому что считаю пошлым. От танцев дав но осталось одно название. Сейчас танцуют только потому, что можно на глазах у всех обниматься. А мне это совсем не нужно.

- Тогда пойдемте за стол.

- Я не пью.

- И не едите?

- Иногда.

Мы неловко стояли посреди зала.

- Эй, парочка! Как там вас? Идите сюда! - за кричали из-за стола.

Некто в черном костюме с галстуком-бабочкой подскочил к нам и с пьяной любезностью стал усаживать за стол. Я пошел поздравить жениха. Он сидел во главе стола, красный, довольный, и боролся со своим чубом при помощи железной расчески. Он боролся яростно, ожесточенно, но безуспешно: едва расческа сходила с головы, как чуб моментально рассыпался и лез в глаза,

- Сколько лет, сколько зим, дружище! - сказал я, ставя возле жениха бутылку шампанского и де лая растроганное лицо.

- Ему хватит уже! - запротестовала кругленькая, как колобок, невеста. - Мама, его опять хотят напоить!

Жених поднял с глаз чуб и неожиданно закричал:

- Сашка!!! Ты???