Страница 30 из 45
Я заметил, что директор школы не спускает с нее глаз.
- А Самсон-то Фроймович как топнет ногой, да как закричит на него, а вместо баса - петух! - смеялась Катя, сияя глазами.
- Ха-ха-ха! Я ему: «Подпиши!» А он: «Не подпишу!» - вторил ей громовым басом толстяк.
Директор школы сдержанно улыбался и все гладил, все гладил взглядом Катино лицо.
- Я ему: «Подпиши!» А он мне: «Не подпишу!» Га-га-га-га! Тогда я ему говорю: «Пойду к самому Безручко!»
Очевидно, это был самый смешной эпизод, потому что все трое так и покатились со смеху. Катя даже поперхнулась. Седой протянул стакан с ситро и на секунду задержал ее руку.
И тут мы встретились глазами. Я постарался усмехнуться как можно многозначительнее. Ледяная принцесса холодно отвела взгляд, как будто она меня не узнала. Седой заговорил весело о чем-то, заглядывая ей в лицо.
- Вань, - сказал я, - видишь женщину вон за тем столом? Хочешь, познакомлю? Интересный чело век. Известный в области географ. Излазила все Карпаты, Казбеки и Гималаи.
- Гималаи, - повторил Березкин заплетающимся языком. - Организовать бы там трудовой оздорови тельный семинар…
Катина компания собиралась уходить. (Седой то и дело поглядывал на часы.) Катя так ни разу и не посмотрела на меня. Когда они проходили мимо, я сказал:
- Екатерина Денисовна, можно вас на минутку?
- Что такое? Взгляд поверх головы.
- С вами хочет познакомиться товарищ из горкома комсомола.
- Здравствуйте! Катя.
- Иван Иванович.
Березкин поспешно принял начальственный вид. Он. стряхнул с костюма крошки, посуровел лицом, правая рука его потянулась под стол и ухватилась за портфель.
- Ну, мы пошли, Екатерина Денисовна. А то опоздаем, - сказал седой.
- Идите, идите… Послезавтра увидимся.
- До встречи!
Они попрощались тепло. Очень тепло. Я бы сказал, даже чересчур тепло.
- Как живете, Екатерина Денисовна? - спросил я.
- Спасибо.
- Не за что.
- Школу будете строить?
- Да.
- Новый директор?
- Ага.
- Хороший?
- Мне нравится.
- Очень?
- Почти.
- Туманная формулировка.
- Ты такие любишь.
- Угадала.
- Знаю точно. Тебе нравится всякая неопределенность.
- Конкретная неопределенность лучше абстрактной определенности.
- Разговор все глубже заходил в «подтекст».
Ивану Ивановичу Березкину стало скучно. Он прокашлялся и изрек:
- Шесть комиссий лучше, чем пять.
Катя вздрогнула.
- Ну, я пошла.
- Всего хорошего. Проводить?
- Не надо.
Я усмехнулся. Я умею усмехаться. Все-таки хорошо, что она не успела отвести взгляд. Я отомстил себе за фразу о провожании.
* * *
Я поставил чемодан на запорошенную только что выпавшим снегом траву. На остановке был лишь один пассажир - пожилой мужчин» с незапоминающимися чертами лица, в фуфайке и в новых калошах.
- Ну, выпил, - сказал он мне - А что, нельзя?
За парком, на правом крутом берегу белел город. Мне больше нечего делать в этом городе-. Я еду на целину. Судя по газетам, целина - хороший край, веселый… А может, я уеду на Кавказ. Буду работать в винограднике. Или в Архангельск - ловить рыбу. Все равно. Какой поезд первый - туда и поеду. Я вольный казак. Что бы там ни говорили, а когда ты никому не нужен - здорово.
- Нет, ты скажи! Нельзя?.. Нельзя за свои трудовые гроши? - загорячился мужчина с незапоминающимися чертами, налезая на меня.
Я отвернулся от него и вздохнул. Прислонившись к телефонному столбу, стояла ОНА и в упор смотрела на меня. Та, которая звала меня в ветреные ночи.
- Нельзя, так забирай! На, бери! Вот он я! Вы пил - так забирай! Веди в дружину!
…Она была в серой шубке и стояла, прижавшись к столбу, поэтому я не сразу ее заметил. Подошел трамвай. Она вошла в него.
- Не поведешь, так я сам тебя отведу! - заявил мужчина в новых калошах и ухватил меня за рукав.
Я с трудом оторвался от него и вскочил на подножку.
- Поднимитесь в вагон, - сказала кондукторша сердито, гремя мелочью в сумке.
Я поднялся и очутился прямо перед ней - Снегурочкой из сказки. На ее плечах, как пушистый воротник, лежал снег. Серая шубка, белые ботинка, красные варежки. На горячем румяном личике таяли снежинки. Прядь волос, выбившаяся из-под шапочки, словно мелким бисером усеяна капельками воды. Черные глаза с любопытством уставились на меня.
- Гражданин, пройдите в трамвай. Вы мешаете обилечивать пассажиров! - выкрикнула кондукторша.
Почему-то меня не любят трамвайные кондукторы. Они всегда подозревают мою особу во всех грехах, какие только могут быть у пассажира. Почему я лезу на голову людям (хотя люди лезут на голову мне)? Почему я еду без билета (хотя я взял билет, едва только успел войти)? Почему я ввалился в трамвай пьяным (хотя я трезв, как рыба)?!
В ответ на все оскорбления я обычно отмалчиваюсь, ибо каждое мое слово приводит кондукторов в ярость.
Но на этот раз я не выдержал. Уйти - значит потерять ее, ибо в трамвай набилось много народу.
- Мне и здесь хорошо, - сказал я.
Это была роковая фраза. У кондукторши, как у старого боевого коня при звуке трубы, стали раздуваться ноздри. Вагон оживился, предчувствуя скандал.
- А ну, пройди, кому говорю! - деланно спокойным голосом прошипела кондукторша.
- Занимайтесь своим делом. Я сам знаю, что мне…
Кондукторше этого только и надо было. Подбоченившись, она закричала пронзительным голосом:
- А еще в шляпе! Залил глазищи бесстыжие! Хоть бы людей постеснялся!
- А еще в платке, - сказал я ей в тон. . - Не распускайте свои нервы по трамваю!
- Хам! Шпана безбилетная! Выходи, или сейчас трамвай остановлю!
Она подскочила ко мне и схватила за рукав, как будто я собрался убегать.
- Товарищ милиционер! Товарищ милиционер!
- В чем дело? - осведомился случайно оказавшийся в вагоне старшина милиции, похожий на артиста Филиппова.
- Напился, хулиганит, обилечивать мешает, билета не берет! - перечисляла кондукторша торжествующим голосом.
- Остановите трамвай! - приказал милиционер.
Девушка в серой шубке смотрела на меня сочувственно. Проходя мимо, я уловил запах апельсина. Девушка, пахнущая апельсином!
- Я не виноват! - рванулся я назад. - Спросите у людей!
На улице шел снег, и кругом было пусто, как в поле. Сквозь колышущийся белый занавес смутно проступали очертания деревьев и каких-то редких построек.
- Сядешь на ходу - заберу, - сказал милиционер, прикуривая в ладонях.
Потом он вскочил на подножку.
Из-за стекла я поймал ее взгляд. Взгляд был чуть-чуть сожалеющий. И поэтому, а может, потому, что мне нечего было терять, я крикнул:
- Приходите в субботу в восемь к «Спартаку»!
- Обязательно приду, - обернулся милиционер.
Этак, наверно, никто еще свиданий не назначал, но я был почему-то уверен, что она придет. Разве может она не прийти, если я искал ее всю жизнь?
Откуда-то взялся мужчина с незапоминающимися чертами лица и полез ко мне:
- Ну, выпил. А что, нельзя?
Но теперь почему-то он был в длинном пальто и без калош.
- Наконец-то я тебя нашел… - сказал я вслух.
- Вот и я говорю! - обрадовался мужчина.
Есть ли жизнь на электроне?
Наступила суббота. К кинотеатру «Спартак» я приехал за час до назначенного срока. Дул резкий ветер, и полотна афиш трепетали, как будто изображенных на них людей била дрожь. Перед закрытыми дверьми ежились какие-то фигуры, изучая надпись: «Все билеты проданы».
Я впал в отчаяние. Куда денемся, если она придет? На таком ветру долго не продержишься, даже если у тебя сердце пылает любовью.
Оставалась еще надежда на танцы. Я зашел в ближайший автомат и обзвонил все клубы и дворцы культуры. Нигде ни танцев, ни концертов.