Гитлер

В письме члену баварского магистрата Эрнсту Геппу Гитлер на 12 страницах излагает свои первые впечатления от войны. Проезжая через Бельгию, новобранцы смогли убедиться в том, какие разрушения она успела оставить после себя. 23 октября они прибыли в Лилль, где задержались на три дня в составе резервной армии герцога Альберта Вюртембергского. Первую ночь провели во дворе недостроенного здания биржи. Гитлер лежал на холодных камнях и напрасно пытался уснуть. На следующую ночь их поместили в бывшем Стеклянном дворце, от которого немецкие снаряды оставили один остов. На третью ночь их подняли по тревоге; полк отвели от Лилля и велели стать лагерем в дворцовом парке. Опасаясь вражеских бомбардировок, каждой роте дали приказ дальше двигаться самостоятельно. Гитлер снова не спал – на сей раз ему пришлось пристроиться на охапке сена в четырех шагах от лошадиного трупа. Кроме того, находившаяся поблизости немецкая батарея каждые четверть часа посылала у них над головами все новые снаряды. Затем и противник открыл огонь. Утром, после очередной тревоги, их отвели на разрушенную ферму. Гитлера поставили в караул. Новая тревога, новый переход. Когда командир фон Цех объявил, что назавтра ожидается атака англичан, «каждого охватила радость». К шести часам роты собрались возле трактира. В семь «началась пляска».

«Мы цепочкой шли расположенным по правую руку лесом. На поле, расположенное выше, добрались стройными порядками. Перед нами оказалась батарея из четырех пушек. Над головами пролетели первые снаряды, разорвавшиеся на опушке, – деревья ломались, как соломинки. Мы с любопытством наблюдали за этим, потому что еще не сознавали опасность. Никто не боялся. Каждый ждал сигнала “в атаку”. Но вот положение ухудшается. Кажется, есть первые раненые. Слева подобрались пять-шесть типов в форме цвета хаки – англичане с пулеметом, – мы обрадовались. Громко закричали, подбадривая тех, кто бросился на добычу. Сами пока ждем. Нам почти не видно, что происходит в кипящем котле прямо перед нами. Наконец звучит команда: “Вперед!” Мы цепью пошли в атаку, бегом, через поле, к маленькой ферме. Слева и справа рвется шрапнель, свистят английские пули. Мы на них – ноль внимания. Десять минут отдыха – и снова вперед. Я вырвался вперед и потерял связь с остальным взводом. Потом нашего командира ранило пулей. Хорошенькое начало, подумал я. Мы теперь на открытом месте, значит, надо бежать быстро. Ведет нас теперь капитан. Те, кто бежал впереди, падают. Англичане встречают нас пулеметным огнем. Мы бросились на землю и медленно ползем по борозде. Иногда происходит заминка – когда кого-то ранят и он больше не может продвигаться вместе с остальными. Но вот борозда кончилась, и мы снова оказались на открытом пространстве – до виднеющегося впереди большого пруда метров 15–20. Один за другим мы несемся к нему – и получаем краткую передышку. Но задерживаться здесь нельзя. Быстрее вперед, марш, марш, до леса, что в ста метрах. Здесь пересчитываем живых. Командует нами теперь младший лейтенант по имени Шмидт – высокий весельчак, одним словом, молодец. Ползком добираемся до опушки. Над нами вой и свист, летают ветки и сучья с деревьев. Потом на опушке начинают рваться гранаты, взметая вверх камни, землю, песок, вырывая с корнем большие деревья и застилая все вокруг едким желтым дымом. Нельзя оставаться здесь ни секунды. Если уж погибать, то лучше на вольном воздухе. К нам подбегает командир. Опять движемся вперед. Я бегу, где надо – прыгаю, через луга, поля, засеянные репой, канавы, колючую проволоку и заграждения, пока не слышу окрик: все сюда. Перед нами – длинный окоп. Прыгаю в него, за мной – остальные. Рядом со мной – парни из Вюртемберга, занявшие окоп прежде нас, надо мной – мертвые и раненые англичане. Теперь я понимаю, почему так удачно приземлился – перед нами, слева, метрах в 240–280, располагались другие английские окопы. Справа – дорога на Безелар, она еще у них в руках. Над нами льется бесконечный свинцовый дождь. Наконец, часам к десяти заговорила и наша артиллерия: раз-два-три-пять, и так далее. В английский окоп опять полетели снаряды. Наши ребята выскочили, как муравьи из муравейника. Тут-то мы и пошли в атаку. Молнией пролетели через поле и после ожесточенной рукопашной выбили их из окопа. Многие подняли вверх руки. Кто не сдается – того уничтожают. Так мы очищали окоп за окопом, пока не добрались до дороги. Слева и справа от нее – небольшая роща. В ней прячутся остатки вражеских отрядов. Мы их оттуда выбили и вышли к дороге. С левой стороны ударил огонь – там осталось еще несколько занятых противником ферм. Наши падают один за другим. В это время появился командир. Человек сумасшедшей храбрости, он как ни в чем не бывало курил свою трубку. Вместе с ним пришел адъютант, лейтенант Пилоти. Командир быстро оценил обстановку и приказал разбиться на две части и напасть справа и слева. Офицеров у нас не осталось, даже унтеров мало. Тогда те из нас, кто считал себя хоть на что-то способным, повернули назад, чтобы собрать подкрепления. Когда я вернулся назад, приведя с собой несколько отбившихся вюртембержцев, командир лежал на земле с простреленной грудью. Вокруг громоздились тела убитых. В живых остался всего один офицер – его адъютант. Мы разъярились. Веди нас в атаку, лейтенант, кричали все. Решили наступать с левой стороны. Но до дороги мы так и не добрались. Выступали четыре раза и каждый раз возвращались назад. Из моего взвода осталось всего двое – я и еще один солдат. Потом он тоже погиб. Мне пулей оторвало правый рукав. Но каким-то чудом я выжил…»

Это было сражение при Гелюве и Безеларе. Оно длилось четыре дня, и англичане проиграли. Затем бой вспыхнул снова – еще на двое суток. Из трех тысяч человек личного состава 16-го резервного пехотного полка погибло или получило ранения 70 процентов (в их числе полковник Лист и сменивший его капитан Рубенбауэр). 3 ноября Гитлера повысили в звании до капрала.

После боев под Мессиной и Витшате, в которых немцы снова понесли тяжелые потери, Гитлера дважды представили к Железному кресту. Поскольку с 9 октября он был назначен ординарцем при штабе полка, то его внесли в конец наградного списка, и, видимо, по этой причине он не получил награду из рук лейтенанта Георга Айхельдорфера. Именно он и представил Гитлера к награде – за то, что тот вместе с еще одним ординарцем, впоследствии погибшим, спас ему жизнь.

Гитлер ликовал: в письме Йозефу Поппу он пишет, что это был лучший день в его жизни. В то же время он жалуется на бессонницу и тоскует по Мюнхену. В другом письме Поппу он описывает окрестности Мессины – небольшого городка, в котором с 24 ноября разместился полковой штаб – на расстоянии от 70 до 500 метров до английских позиций.

«Вот уже два месяца, день за днем, от воя снарядов и визга шрапнели дрожат земля и воздух. Дьявольский концерт начинается в 9 часов и продолжается до часу, затем возобновляется и достигает кульминации с трех до пяти. В пять часов все стихает. Это ужасно, когда среди ночи вдоль линии фронта начинают громыхать пушки, сначала очень далеко, потом все ближе, и следом раздается ружейная стрельба; затем понемногу воцаряется тишина, и только пули вспыхивают в темноте, а далеко на востоке видны лучи огромных прожекторов и слышен непрекращающийся гул морской артиллерии. Но ни смерть, ни сам дьявол не вынудят нас покинуть это место.

Мы будем оставаться здесь до тех пор, пока Гинденбург не повергнет русских. Тогда мы сведем с ними все счеты».

Рождество 1914 года Гитлер встретил в Мессине. Он получил посылки от фрау Попп, Эрнста Геппа и своего бывшего булочника Хайльмана. Однако он не любил посылки, потому что, как он говорил, еды было достаточно.

В других письмах Гитлер описывает грязь окопов и других земляных сооружений; говорит о минах, дожде, колючей проволоке, постоянно жалуется на недосып, а иногда, если ничего не происходит, на нетерпение.

После нескольких перемещений штаб 16-го полка устроился в подвале замка Фромель, где пробыл с 17 марта 1915-го по 25–26 сентября 1916 года. Ординарцы жили у некоей «черной Марии». Во время окопной войны Гитлеру порой выпадала возможность писать акварели или рисовать портреты, впоследствии опубликованные его фотографом Генрихом Гофманном, – впрочем, большинство после существенной ретуши. Существует несколько фотоснимков, запечатлевших Гитлера с однополчанами – многие из них впоследствии вступили в НСДАП.