Страница 30 из 31
Надо что-то делать...
Ему не нужны сломанные куклы...
Куклы...
Она бездумно смотрит в темное отражение овального зеркала, против всяких правил висевшего на стене в коридоре. Смотрит на мертвенно бледную куклу с горящими глазами и темными кругами под ними. Как же нереально... живая кукла. Мертвая кукла... а разве куклы бывают живые-мертвые?
Белла ловит себя на том, что всерьез думает над этим и из ее горла вырывается полубезумный смешок, эхом раздавшийся в темноте коридора Малфой-мэнора.
- Заме-ча-тель-ноо... - тянет она, с удовлетворением отмечая собственное безумие.
Темнота.
Пустота.
Никого...
Как же хочется вырваться!
Забыться...
Просто забыться...
- Белла? Что ты здесь? Что-то случилось?
Она вдруг осознает, что стоит в комнате сестры, прислонившись к косяку дверей и смотрит на разряженную Нарси, что испуганно-нервно взирает на нее, комкая в руках белоснежные митенки.
Как она здесь оказалась?
Она не помнит...
Белла спешит оставить эту мысль.
- Красивое платье... - улыбается она и сестра нервно поводит плечами, отводя взгляд. - Хоть на бал...
- У Кроули вечер... - будто оправдывается Нарси.
Белла кивает.
- Ты не против? - вдруг спрашивает она. - Здесь тошно, Нарси...
Нарси возражает, отчаянно взывая к ее благоразумию. Но Белла насмешливо дергает головой, отметая возражения. Кончилось благоразумие... давно кончилось. С меткой кончилось. Со свободой от семьи кончилось. Но сестре не объяснишь... а мольбы Нарси раздражают. И Белла не думая взмахивает рукой, желая чтобы она умолкла. Желание...вдруг исполняется. Нарси пытается что-то сказать, но понимает, что голос пропал. Испуганно взлетает рука, а голубые глаза вдруг, на короткий миг, вспыхивают обидой, неверием. Отчего-то Белле она в этот миг кажется красивой, как легендарная Моргана... холодная, прекрасная... наверно Люци нравиться ее целовать.
Она делает шаг и заключает Нарси в круг объятий, тянется и... целует, замершую в удивлении и замешательстве Нарси.
Ничего.
Пусто...
Колет разочарование.
- Я иду... одену маску. На-а-рси-и... там не будет авроров. Не бойся. Вели подать сестренке платье. Одолжишь ведь?
И у Нарциссы обреченно опускаются плечи.
- Белла... прошу... не делай глупостей... прошу...
Белла обещает и тут же забывает. Ей хочется забыться. Кто она... Где она... Кто эти люди вокруг в шумном зале, наполненном светом свечей. Блестящие кавалеры, в элегантных мантиях, целуют ручку... отчего хочется безумно рассмеяться. Ведь смешно же, верно?
Ручку целовать...
И на танец приглашать...
И комплименты говорить... банальные от века!
Она руку подает, не отказывает от круга танца и улыбается на комплименты. И смеется. И ее находят очаровательной. Она пьет шампань, и кружится голова. Кажется, ей не следует пить... ее переполняет легкость, веселье, которое кончается в единый миг.
Она видит его.
Брат.
Сири...
Сири, мелкий, семилетка, нервно трет пальцы и в нетерпении кусает губы.
- Ну... ну давай же! Бе-е-лл! Давай его!
Она усмехается и достает из банки с помощью палочки и простеньких чар мерзкую тварь, суетливо перебирающую лапами.
- Смотри какой... жирный... ядовитый. Один укус и ты парализован. Темная тварь... поджарим?
- Да!
Ей весело от нетерпения братца. Такой смешной!
Она медленно левитирует паука к горящему камину и паук бьется, извивается все отчаянней.
- Чувствуешь, Сири? Чувствуешь? Он боится!
- Да... - шепчет мальчик и его глаза горят синевой, глубокой и темной. Он прерывисто дышит и смотрит так жарко, что ей глаз от него не отвести. Какой же он хорошенький... - Поджарь его, Белл! Я хочу... хочу...
Он лихорадочно дрожит и облизывает губы, как будто хочет пить.
- А почему мы его поджарим? - торжественно спрашивает она.
Ведь они не просто играют... она преподает ему урок.
- Блэк обид не прощают!
- Верно! - восклицает она: - Гори, тварь!
Паук страшно бьется в пламени, выгибаясь от боли. В воздухе тяжелой пеленой разлита эманация боли и ужаса, сгорающего живьем, простейшего существа. Живого существа. Который медленно умирает, пожираемый огнем. И его страдания не трогают жалостью сердца детей. Белла смотрит на семилетнего Сири и не может глаз отвести, а он весь поддался вперед, к огню и жадно смотрит на смерть...
- Что вы делаете?! Мама! Матушка! - голос Реджи врывается в сознание, разрушая очарование.
Но она пытается удержать это таинство меж ними, не смотря на малыша Реджа.
Она смотрит на него. Сириуса...
Паук сгорает и в глазах Сириуса загорается горечь. Он с досадой вздыхает, и обижено смотрит на нее.
- Все... - тянет он. - Все...
- Все, - подтверждает и она.
И наваждение спадает. И они понимают, что больше не одни. В дверях стоит Вальпурга, и к ней жмется Реджи, с ужасом смотря на них. Вальпурга смотрит на них так, будто видит впервые. И ее тихие слова помнятся и поныне:
-... печать безумия страшней проклятья... Встали! Вы больше не будете играть вместе!
И они больше не играли...
- Сири... - тянет она, смотря на него с другого конца залы, а он не видит ее.
Он разговаривает с хозяином дома.
Далекий...
Безмерно далекий.
Недосягаемый.
И понимание, что она гнала от себя накрывает с головой.
Бокал с недопитым шампанским падает на паркет, разбиваясь веером блестящих искр, а она бросается прочь. Вылетает из залы и несется по коридору подальше, чувствуя, как задыхается. Сердце заходится и она останавливается, посреди коридора, зябко обхватив себя руками. Переводит дыхание, приходя в себя от приступа боли-отчаянья.
- Больно?
- Больно... - шепчет она и в ту же секунду понимает, что вопрос адресован не ей.
Голос, участливый, мягкий, приятный, слышится из-за приоткрытых дверей рядом.
- Кажется... я потянула лодыжку, - смущенно отвечает тихий голосок. Девичий голосок.
- Ты позволишь, я посмотрю? - спрашивает мужчина.
- Ремус, я... - Белла физически чувствует смущение девушки.
- Я не целитель, Гермиона, но боль снять могу, - мягко отвечает мужчина.
Белла шагает вперед и толкает дверь рукой.
В небольшой комнатке с высокими окнами и тяжелыми портьерами, на мягком диванчике сидит молодая Андромеда, а рядом, опустившись на одно колено, стоит мужчина. Русоволосый, худощавый... и бережно держит в ладонях маленькую ступню, сидящей девушки.
Рыцарь и принцесса...
Белла замирает, впитывая с себя нежность, щемящую интимность, сего момента, их положения, отстраненно смотря, как лицо мужчины, вдруг будто загорается светом, изнутри, невидимым, но ощутимым всем существом.
- Ох, Ремус! Вы настоящий волшебник! Боль ушла. Возможно, вы и есть легендарный дерини?
- Гермиона, - мягко упрекает, качая головой, мужчина со шрамами на лице. - Прошу, хоть вы не издевайтесь! Какой же я дерини?
- Увы! - вздыхает юная Андромеда. - Если бы я знала что-то о них! Я бы сказала какой... вы расскажете мне, Ремус?
- Нам надо возвращаться...
- Пара минут ничего не изменит. Да и Сириус не заметит нашего отсутствия. Так какие они, легендарные дерини? Я не нашла о них ничего в нашей библиотеке! Расскажите, прошу вас!
- Дерини - племя волшебников-целителей. Их магия была отлична от той, которой ныне владеют маги. Их сила и дар зависели от их внутренней сути. Чем светлее была душа дерини, тем сильнее он был. Их магия была сплавом души и разума. Им ни к чему были палочки. Ибо чары, которыми они владели, были иного порядка. Чуждыми для нас, обычных магов, что вызвало зависть. Поэтому их уничтожили. Всех. Ибо светлым дерини претило убийство и они только защищались. Инквизиция... именно она сделала всю грязную работу за магов. Мы же не пострадали...
- Кто вы? - мужчина по имени Ремус, смотрел на нее с опаской, стоя перед девушкой, будто неосознанно пытаясь закрыть.