Фея Хлебных Крошек

С этими словами он подтолкнул меня к афише, я же, пока меня осыпали подобными язвительными насмешками, мучительно сожалел о собственном невежестве, но очень скоро утешился, заметив, что афиша напечатана просто-напросто на древнееврейском языке, начатки которого Фея Хлебных Крошек успела мне преподать в те времена, когда еще руководила моими занятиями.

– «Волею всемогущего Господа, восседающего превыше Солнца и Луны, – произнес я, обнаружив, что читаю по-древнееврейски куда более бойко, чем сам предполагал, – в свете Его блистающих звезд и под защитою Его святых ангелов, осеняющих своими крылами торговлю на морях и океанах, доводится до сведения моряков, плотников и торговцев города Гринока, что послезавтра, в день святого Михаила, князя света сотворенного, любимого Господом, творцом всего сущего, большой корабль «Царица Савская» отплывет из этого избранного порта, сверкающего среди всех островов в Океане, словно наидрагоценнейшая из жемчужин».

– Большой корабль «Царица Савская» в самом деле только что вошел в гавань, – подтвердил один из рабочих, чуть посерьезнев.

– Друзья мои, – обратился я к своим, – не стоит удивляться тому, что капитан этого судна обращается к вам на своем языке; быть может, он не умеет говорить по-нашему – что простительно для человека, бросающего якорь в чужом порту, – а может быть, приставая к христианским берегам, он решил избрать язык, наверняка знакомый ученым толкователям нашей святой веры, с которыми вы еще не успели посоветоваться. Язык, на котором написана эта афиша, это язык нашего Священного Писания.

– Неужели это правда? – воскликнули рабочие, поглядев друг на друга, но не сдвинувшись с места.

Я продолжал чтение:

– «Царица Савская» зафрахтована для плавания в большую ливийскую пустыню, на Аррахиехский остров, куда она прибудет – если Господь в своей неисповедимой мудрости, перед коей весь мир есть не более чем малый атом, не решит иначе, – по тем подземным каналам, существование которых открыла горстке избранных мореплавателей могущественная и многомудрая Билкис, повелительница всех неизвестных царств Востока и Юга, наследница кольца, скипетра и венца царя Соломона, чистейший в мире алмаз. Да пребудет вечной ее слава, юность и красота!»

– Билкис! – произнес чей-то голос глухо, как будто издалека.

– Билкис! – повторил я сам с изумлением, ибо за сходством этого имени с тем, что постоянно занимало мои мысли, стояла какая-то тайна, перед которой мой разум на мгновение почувствовал себя бессильным.

– Билкис! – воскликнула Фолли Герлфри, наконец протиснувшаяся сквозь толпу. – Видите, несчастный опять впал в безумие!

Но в ту же минуту у самых моих ног очутился крохотный старый еврей, которого я до сих пор не замечал, так нищенски он был одет и так скромно держался; приблизив к афише худенькое, изможденное лицо, носящее на себе следы долгих прожитых лет, и длинную серебристую бороду клином, такую острую, словно ее обтачивали напильником и лощилом, старик произнес, уткнув в нужное слово тощий бескровный палец, бледный, как у тех скелетов, что трясут поддельными латунными мускулами в шатких шкафах анатомических кабинетов:

– Тут написано «Билкис». Тут в самом деле написано «Билкис», а сей юноша переводит с древнееврейского не хуже настоящего толкователя Библии!..

Я почтительно отступил в сторону, дав ему возможность докончить чтение.

– «Плавание, – прочел он, – продлится не больше трех дней, а плата, взимаемая с пассажиров, не превысит двадцати гиней. Да будет вечно славен всемогущий Господь!»

– За три дня доплыть отсюда в ливийскую пустыню! – шептали, расходясь по домам, жители Гринока. – Плыть на морском корабле по подземным каналам! Вы только посмотрите на этого шарлатана-корсара: ему бы только вытянуть у нас двадцать гиней и лишить нас рабочих и детей!

– Которых он, чего доброго, заранее продал собакам с острова Мэн, – проворчала какая-то дряхлая старуха. – Да будет проклят тот, кто заплатит тебе хотя бы двадцать шиллингов, проклятый еврей!..

– Заплатит за то, чтобы уплыть на корабле принцессы Билкис!.. – с возмущением добавила Фолли.

– Билкис, Билкис!.. – твердил я, удаляясь в одиночестве и в задумчивости от начинавшей редеть толпы. – В этом сходстве имен нет ничего удивительного. Так, например, звали царицу Савскую, а жители Востока, больше нас чтящие древние традиции, запечатлевают в названиях память государей, под властью которых они хотя бы изредка наслаждались счастьем и славой. Но если эта принцесса Билкис – та самая, что, как рассказал мне Матье, поселила оплакиваемых мною отца и дядю на своем фантастическом острове, разве не надлежит мне исполнить священный долг, броситься на поиски и продолжать их до тех пор, пока меня не постигнет новое разочарование? О, если бы у меня было время на то, чтобы продать мои книги, коллекции, математические инструменты! Но если даже все это стоит двадцать гиней, деньги я получу не раньше чем через полгода!.. А корабль отплывает послезавтра!

И я опустил руку в карман, где, однако, не нашлось больше одной гинеи мелочью.

Я пошел домой, чтобы лечь спать, а может быть, я уже спал, ибо, по правде говоря, впечатления вчерашнего дня нередко путались у меня со сновидениями, и я никогда особенно не старался отделить одни от других, ибо не мог взять в толк, какие из них разумнее и лучше. Мне, впрочем, кажется, что в конце концов большой разницы между ними нет.

Утром на стройке я был очень печален, то ли оттого, что не мог забыть об этом путешествии, то ли оттого, что прежде я никогда не работал накануне праздника моего покровителя: ведь в этот день я всегда начинал паломничество к горе Сен-Мишель и, даже лишившись этой возможности, непременно вспоминал мою палку для ловли сердцевидок, мою просторную сеть, коварные песчаные равнины, окружающие храм Святого Михаила среди морских опасностей, а главное, добрые советы и назидательные рассказы Феи Хлебных Крошек.

Первым мою меланхолию заметил мастер Файнвуд, любивший меня как племянника или даже как сына.

– Послушай, Мишель, – сказал он, – не думаю, чтобы ты захотел взойти на борт «Царицы Савской»; ее название, должно быть, пробуждает в твоей душе весьма неприятные воспоминания о том корабле, на котором ты уплыл из Гранвиля, и об ужасном кораблекрушении, после которого в живых остался ты один, ибо с тех пор никому не удалось отыскать Фею Хлебных Крошек, вероятно уже давно возвратившуюся к своему народу колдунов и домовых. Я не жду от этого путешествия ничего хорошего для тебя, ибо мне кажется, что принцесса Билкис, в которую ты, не знаю как, умудрился влюбиться, не лучше Феи Хлебных Крошек сумеет защитить тебя от новой бури; однако ты волен поступить, как хочешь, и, хотя я заинтересован в том, чтобы сохранить тебя в своей мастерской, я не стану мешать тебе искать желанного блаженства. Вот что я тебе скажу: если ты, дитя мое, отказываешься стать моим зятем, завтра я выдам замуж моих шестерых дочек, и мне больно будет видеть тебя на свадебном пиру, ведь я не смогу не вспоминать, что надеялся увидеть тебя на этом празднестве в другой роли, ибо в сердце мастера Файнвуда ты занимаешь такое же место, как эти шесть девчонок. Обещай же мне, Мишель, что проведешь вечер у мистрис Спикер в трактире «Каледония», где закажешь белую куропатку с эстрагоном и выпьешь за мое здоровье бутылку доброго портвейна. Я знаю, что денег у тебя немного, ибо ты тратишь их на милостыню и на книги и сроду у меня ничего не просил. Давай же посчитаем вместе, сколько я тебе должен.

– Вы должны мне, мастер, – сказал я, протянув руку, – столько plaks и bawbies,[103] сколько уместится здесь, иными словами, два десятка тех монет, которые мы во Франции зовем денье[104] и которыми мы охотно сорим, подавая их бедным. Но если бы на месте денье оказались гинеи, верность и дружеская преданность вам не помешали бы мне взойти на борт корабля Билкис и отправиться на поиски моего отца!..

103

Мелкие шотландские монеты, равные примерно полпенни.

104

Денье – мелкая старинная французская монета (в то время, когда в луидоре было 10 или 24 ливра, денье равнялся одной двести сороковой части ливра).