Анна-Мария

Хотя Анна-Мария и прожила пять лет одна, в гостиницах, в меблированных комнатах, а в годы подполья скиталась по чужим людям, она очень легко обрела вновь старые привычки хозяйки дома, у которой двое детей и муж — практикующий врач, он требует безупречного порядка, а помогает ей только приходящая прислуга. Анна-Мария топила печь, готовила, чистила картошку, мыла полы, как самая опрятная и проворная служанка. Она серьезно занялась фотографией и ежедневно ходила к известному фотографу-женщине, по фамилии Метц. В 1939 году ее арестовали по подозрению в шпионаже, но тут же освободили. Поговаривали, что во время оккупации она якшалась с немцами, но в конце концов не больше, чем многие другие. Ее фотографии часто печатались в роскошных литературно-художественных, иллюстрированных журналах. Эта мужеподобная дама отличалась ясным умом и великолепно знала свое дело. К ней ходила еще одна ученица, по имени Жанина, дочь оружейника, сидевшего в тюрьме Френ за сотрудничество с оккупантами. У этой молодой кареглазой девицы была соблазнительная грудь, на которую заглядывалась мадам Метц… Анна-Мария смотрела на все сквозь пальцы и прилежно училась. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», — твердила она про себя, когда Жанина с ужасом и возмущением рассказывала о тюрьме Френ, а мадам Метц иронизировала над движением Сопротивления. Анна-Мария упрямо строила новую жизнь, раз ее старая жизнь рухнула. Она добилась включения телефона, и случалось, ей звонили, хотя чаще всего по ошибке. Почтальон приносил иногда письма, счета, записку от Жако…

В тот день, когда прибыло письмо с Островов, погода выдалась на редкость холодная и сырая. Кто-то, кому было поручено переслать письмо, отправил его авиапочтой из Нью-Йорка; да, погуляло оно по свету, прежде чем дойти с Островов до Парижа! Впрочем, с корреспонденцией теперь всегда так. Анна-Мария не узнала почерка, пришлось посмотреть на подпись:

Мама, — писала Лилетта, как пишут «мадам», — с папой случился удар, и он не может больше работать. Билл не намерен содержать всю семью, поэтому тебе придется посылать деньги на содержание Жоржа. За папой ухаживает Мишель. Жорж хотел было уехать в Европу, но это вызвало у папы припадок, и Мишель говорит, что лучше подождать, пока он умрет. Жорж сказал: ладно. Но он не хочет работать, а ведь ему, несмотря на его молодость, предложили место приказчика в Контуаре. И теперь он понемножку поворовывает, боюсь, как бы он не обокрал Билла, потому что тогда сорвется моя свадьба, назначенная на май, когда мне исполнится девятнадцать лет. Пошли деньги на мое имя, иначе их сцапают папа и Мишель.

Лилетта.

Долго сдерживаемая боль прорвалась наружу. Сраженная новостью, Анна-Мария застыла в кресле с письмом в руке. Когда у входной двери зазвонил колокольчик, она не сразу осознала, что это, и даже не могла уразуметь, где она находится: нет, не прижилась она в этой квартире. Наконец Анна-Мария опомнилась и сообразила, что звонят и нужно открыть. И так же трудно ей было понять, что нужно от нее девушке, стоявшей за дверью с букетом роз, обернутым целлофаном. Изумленная девушка тоже во все глаза смотрела на нее: а уж она, кажется, всего навидалась! Однако Анна-Мария сделала все, что полагается в таких случаях: дала девушке на чай, закрыла за ней дверь, развернула целлофан… Стебли оказались слишком длинными — в доме не было ни одной высокой вазы, — она отрезала их, оцарапав пальцы о крепкие шипы, и поставила в воду маленькие алые, как малина, розы… Она чуть не выбросила в мусорный ящик пришпиленную к целлофану визитную карточку: Филипп де Шамфор… Это кто еще такой: Филипп де Шамфор?.. Она оставила карточку на столе.

Ей помогла сама непомерность ее горя: она внезапно заснула, как убитая, и проспала, сидя в кресле, до вечера тяжелым, не приносящим отдыха сном. Было уже около десяти часов, когда она проснулась. Что случилось? Ах да, письмо… И тут же при мысли о том, какая ей предстоит ночь, ее охватил панический страх: ей больше не уснуть, а время остановилось, очевидно, навсегда… Анна-Мария просидела не шевелясь в кресле целую вечность… Взглянув на стенные часы, она убедилась, что прошло всего пять минут. Она пошла в спальню и принялась лихорадочно причесываться, сама не зная, зачем. Послать деньги, но как? Вряд ли есть какая-нибудь возможность послать деньги в колонии. Завтра утром она пойдет в банк и выяснит… Жорж понемножку поворовывает… Лилетта — маленькое чудовище… Поскорее бы умер Франсуа… Но удар еще не смерть, после него живут по двадцать лет… Анна-Мария подбросила угля в печурку, которая по нынешним временам была слишком прожорлива, но сегодня ночью ей необходимо тепло. До чего же глупо заснуть, сидя в кресле! Что она будет делать ночью? Анна-Мария вымыла руки, снова подошла к туалетному столику, подкрасилась, точно собиралась куда-то… Филипп де Шамфор… Ах да, это генерал, ее любовник. Просто смешно. Сказала же она Жако, что для развлечения заведет любовника. Нет, если на то пошло, уж лучше заниматься фотографией. Анна-Мария снова взяла визитную карточку. На ней было написано: «Не смею врываться через вашу потайную дверь… Сообщаю свой номер телефона, я задержусь в Париже на две ночи…» Анна-Мария взглянула на часы: половина одиннадцатого. Она сняла трубку, его все равно не окажется дома…

— Алло…

Его голос. «Какое счастье, — сказал он, — а я и не надеялся… Если разрешите… Через четверть часа буду у вашей двери…»

Вероятно, судьбе было угодно, чтобы все, связанное с Филиппом де Шамфор, становилось загадочным и странным. Квартирка в первом этаже, куда он привез Анну-Марию, походила на тайник. Занятая своими думами, она даже не заметила, куда он ее везет. Что это за тенистый проспект? Генерал открыл калитку в чугунной ограде палисадника — всего несколько деревьев перед домом, — затем выходящую в палисадник дверь квартиры. Запах дыма и одеколона, жарко натопленная комната… Генерал повернул выключатель. Слабо затеплился рассеянный красноватый свет, выхватив из мрака альков с темными занавесками, массивные потертые кожаные кресла, бобрик на полу.

Анна-Мария прошла прямо в альков, к кровати, и стала раздеваться… В машине они не обменялись ни словом.

Если бы можно было предвидеть, что у Франсуа будет удар, она бы не уехала… Она представила себе Жоржа между двумя жандармами и прильнула губами к губам Селестена, который что-то говорил.

Следующий день оказался воскресным. Анна-Мария как-то забыла об этом… Значит, пройдет еще целый день, пока она узнает, можно ли послать деньги. Она поднялась только после ухода Селестена, около полудня; она бродила по квартире, ступая босыми ногами то по теплому и пыльному ковру, то по паркету маленькой туалетной комнаты, где стояла газовая плитка; в стенном шкафчике Анна-Мария обнаружила отсыревшие сухари в жестяной коробке и начатую пачку чая, оставшуюся, очевидно, еще с довоенных времен. Тут же нашелся чайник и две чашки из тонкого фарфора, с гербом. На крючке висел мужской халат с вышитой на кармане короной — узкий и длинный, как змеиная кожа, казалось, он еще больше вытянулся, провисев здесь столько лет… Все в квартире выглядело так, словно оставалось нетронутым с давних пор, только френч Селестена на спинке стула, да его нечищеные сапоги вносили что-то живое в заброшенную комнату с закрытыми ставнями. Над камином вместо зеркала висела фотография женщины, снятой в натуральную величину: она сидела очень прямо, сложив руки на стоявшем перед ней столике, и смотрела на Анну-Марию пристально, сурово. Маленький дамский секретер, совсем новый, хотя и запыленный, как-то не подходил к жилью одинокого мужчины. На бюваре с золоченой короной лежал револьвер. Анна-Мария снова легла. Очень широкая кровать занимала весь альков. Было что-то необычное в этой квартире нижнего этажа, с плотно закрытыми ставнями и задернутыми занавесками. В прежние времена такие квартиры назывались холостяцкими, они наводили на мысль о любовных свиданиях, об адюльтере; теперь же Анна-Мария подумала, что здесь можно было бы устроить прекрасную подпольную квартиру. Воскресенье… К счастью, бронзовые часы не шли, точно хотели скрыть от Анны-Марии, что время остановилось. Если бы Франсуа умер, она взяла бы Жоржа к себе. Но Франсуа может прожить еще очень долго. Как быть, если не удастся переслать деньги через банк? Вернуться на Острова? Но пока Франсуа жив, это бесполезно… За закрытыми ставнями, в палисаднике, отгораживавшем дом от проспекта, лил дождь. Машины проезжали редко, сюда не доносились ни шум шагов, ни голоса прохожих. Женщина с фотографии в натуральную величину, висевшей над камином, пристально смотрела на Анну-Марию, будто та вторглась сюда незваной. Кто это? Жена Селестена?