Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 98

Он сидел против полковника и говорил, глядя главным образом на Анну-Марию. Наступила небольшая пауза.

— Тихий ангел пролетел, — сказала Анна-Мария, и нельзя было понять, то ли она издевается над майором, то ли просто глупа.

— Сейчас, дорогой майор, — сказал капитан медицинской службы, — Франции хватает забот… Не знаю, что на уме у австрийских эрцгерцогинь, но всем нашим принцессам и герцогиням подряд можно со спокойной совестью брить головы…

— Ничего не поделаешь, чистка, — произнес один из молодых лейтенантов, которых привел с собой майор.

— «Герцогинины рубашки ждут просушки, сушки, сушки»[22], — робко пропел лейтенант-студент.

Все рассмеялись. Смешной он, этот лейтенант!

— Нужно устраивать как можно больше празднеств, — сказал владелец кафе. — Знай наших! Вчера мы зажгли в городе такую иллюминацию, что все ахнули… Красиво было, не правда ли, мадам?

Разговор перешел на иллюминацию.

— А где Франсис? — спросила Анна-Мария у Жако. — Разве он не завтракает с вами?

— Франсис сегодня рано утром уехал в Париж.

— Если вы любите охоту, дорогой майор, — заговорил здешний майор с майором-гостем, — доставьте мне удовольствие, приезжайте ко мне. У меня в Альпах есть домик, там охотятся на кабана, без собачьих свор, без егерей, но для тех, кто действительно любит охоту…

До Анны-Марии доносился голос полковника, который утверждал, что республиканская Франция не поддержала бы Габсбургов… Анна-Мария чувствовала слабость после нанесенного ей удара: уехал без единого слова! Она барахталась в тине унижения. В один миг изменилось соотношение между нею и всем остальным миром: она чувствовала себя уродливой, старой, неинтересной, хуже всех на свете. Раза два ей почудилось, что если бы не спокойный голос Жако, дело между гостями и хозяевами дошло бы до драки. «Надо, чтобы Франция, — говорил Жако, — вела свою, продуманную политику в Германии и в Австрии, чего бы ей это ни стоило…»

Да, надо проводить свою политику, все согласились с этим. Надо проводить свою политику… Но никто не уточнял, какую именно.

— Я подам вам другое пирожное, с кремом, — прошептал над ухом Анны-Марии Рудольф. — Повар приготовил его специально для вас…

Анна-Мария взяла пирожное. Кроме этого лакея, во всем мире не оставалось ни одного человека, от которого она могла ждать ласкового слова: он еще не заметил, что ей можно плевать в лицо. Бешеный гнев ужалил ее в самое сердце.

— Мы наскучили мадам Белланже, — сказал майор, владелец скаковых конюшен… — Вчера вы, кажется, совершили прогулку, мадам? Восхитительные окрестности, не правда ли?

— Да… — отозвалась Анна-Мария, — восхитительные… Я видела очень любопытные вещи. Мы ехали не совсем той дорогой, которую предложил полковник… Шофер вначале упирался, но затем согласился, что можно проехать и лесом, дороги не так уж разбиты…

— В какую же сторону вы поехали? Что видели?

Полковник улыбался, все ели пирожное и слушали, пользуясь затишьем после политического спора, неуместного в обществе дамы.

— Я видела, — рассказывала Анна-Мария, — деревья, похожие на театральные декорации… Очень, очень высокие… над дорогой листья сплетаются кружевом. Громадные деревья с зеленым мхом на стволах и у подножья… Вдруг вижу, по дороге навстречу нам мчится машина с немецкими офицерами… Оба мы с шофером реагировали одинаково: не успела я сказать «стоп!», как он уже затормозил и выхватил револьвер. Машина пронеслась мимо, все произошло в одно мгновенье.

— Вы бредите, Анна-Мария! — сказал полковник: он был смущен.

— Погодите, — остановила его Анна-Мария с каким-то злорадством. — Я пересела к шоферу. Всю дорогу мы только и говорили что об этой машине и торопились доехать до какого-нибудь пункта, где можно было сообщить о ней… Это не были призраки, мы ясно видели офицеров при оружии, в касках, с орденами… Дорога была хорошая, лес становился все красивее. Но я прекрасно видела, что у молоденького шофера не спокойно на душе. Мы ехали, ехали, а впереди был все тот же лес, но не думайте, что мы сбились с пути; с тех пор как мы съехали с магистрали, мы ни разу не сворачивали… Наконец — поворот, солнце бьет нам в глаза, и перед нами — опушка леса… Так, по крайней мере, мы считали…

Анна-Мария замолчала. Все смотрели на нее…

— Продолжайте, мадам, умоляю вас, — сказал приглашенный майор с приторной улыбочкой. — Захватывающий рассказ! Что же вы там увидели? Оборотня? Спящую красавицу?

— Оказалось, это не опушка, а поляна с разбитыми на ней палатками. Немецкие солдаты, по пояс голые, сновали взад и вперед, пилили дрова, играли в мяч… Поблизости стояла походная кухня, возле нее одни солдаты дожидались своей очереди, другие ели… А рядом — несколько артиллерийских орудий. Мы не остановились. Я не сделала снимков. Как видно, нас не заметили.





Приглашенный майор кашлянул.

— Вы действительно видели то, о чем вы нам сейчас рассказываете, и мастерски рассказываете, мадам? — спросил он.

— Так же, как вижу вас сейчас, майор. Оба мы, и я и шофер, можем указать дорогу…

— Это не у нас?..[23] — Капитан медицинской службы впервые за весь завтрак посмотрел на Анну-Марию.

— Нет, не у нас…

Анна-Мария оглядела присутствующих: она торжествовала, — значит, теперь не она одна думала о таинственных силах, о том, что незачем быть добродетельной, благородной и т. д. и т. п.

Все встали из-за стола и через большие застекленные двери столовой перешли в Wohnzimmer. Здесь находились уже упомянутые выше кресла и полки с книгами… И хотя в вазах стояли розы, а паркет был навощен до блеска, чувствовалось, что в доме живут одни мужчины: мебель была расставлена кое-как — просто сдвинута к стенам, стулья и кресла в ряд… Лотта в своем облегающем кружевном платье подавала кофе; ей помогал юнкер.

— Вы заметили, как примерно ведет себя Лотта, — сказал капитан — владелец кафе.

Все рассмеялись: юнкер чуть не опрокинул кофейник… Оба майора беседовали о немецком университете. Анна-Мария вспоминала, как Франсис сказал: «Пойдем ко мне…» Пойди она с ним, и он точно так же уехал бы, не сказав ни слова…

— Прошу извинить меня, — сказал полковник, — меня ждет генерал. Вы не останетесь у нас до завтра, Анна-Мария?

— Вы же знаете, Жако, меня ждут к обеду, вы сами все и затеяли…

— Ваш приезд настоящий праздник для нас… Постарайтесь на обратном пути снова заглянуть сюда… Господа, извинитесь за меня перед бургомистром и его коллегами; скажите, что я вызван к генералу по служебному делу. Примите их как следует, мне не хочется их обижать. Останьтесь здесь в полном составе, — возможно, от этого пострадает работа, но ведь и это тоже наша работа. Как это некстати, что я вынужден покинуть своих гостей…

— Мы поедем с вами, полковник, я хочу добраться в Ландау засветло.

Анна-Мария поднялась в свою комнату; гостиная опустела: остались лишь офицеры, поджидавшие немцев.

— По мне лучше пилить дрова, чем принимать господ муниципальных советников, — проворчал юнкер.

— Пилить дрова или сопровождать мадам Белланже, говорите правду, Люлю! — сказал лейтенант-учитель.

— А ты разве не находишь ее красивой? — отозвался Люлю.

— Есть в ней какая-то прелесть, — согласился лейтенант-учитель. — Но на мой вкус она недостаточно молода.

— Кто эта женщина? Откуда она взялась? — полюбопытствовал капитан медицинской службы.

Разговор вертелся вокруг Анны-Марии: она была близкой подругой Женни Боргез, знаете, той актрисы, да, той знаменитой актрисы, которая перед самой войной покончила жизнь самоубийством… Почему, так и осталось тайной. Существует множество версий… Несчастная любовь? Но у такой великолепной женщины!.. Слышал я, что причина — неудавшаяся роль… Но, конечно, не (роль Жанны д’Арк! Вы видели этот фильм? Правительство Даладье его запретило. Подумать только, Жанна д’Арк, запрещенная Даладье! Пикантно, не правда ли? Вот так мы и проиграли войну… Именно эта самая мадам Белланже и нашла Женни Боргез мертвой… Что, она тоже из киноактрис? Да нет, что вы… У вас допотопные представления об актрисах! Можно быть светской дамой и одновременно актрисой… Но она не актриса… Не думаю… Но актриса она или нет, от нее веет холодом… Она не умеет улыбаться… Ну, это как сказать… Во всяком случае, на вас, по-моему, трудно угодить, она потрясающе сложена, грудь… Спокойно, мальчик… На мой вкус — она неотразима: тонкая талия и высокая грудь…

22

Модная в то время песенка. (Прим. автора.).

23

То есть не во французской зоне. (Прим. автора.).