Страница 3 из 25
Вижу, мой Петя запнулся и чего-то недоговаривает.
"Опять строит умозаключения", думаю.
- Ты что-нибудь заметил? - спрашиваю.
Молчит, представьте себе, и смотрит уныло.
"Ну, и черт с тобой, - думаю. -Тоже сыщик!"
В этот день вечером, когда, уже стемнело, но зажигать нашу фару было еще рано, Петя неожиданно заговорил со мной с очень серьезным видом.
- Не думаешь ли ты, - спрашивал он, - что между аварией фашистского самолета и порчей наших плафонов существует какая-то связь?
- Очень возможно, - отвечаю, - что плафоны лопнули от взрыва, произошедшего на самолете.
- В том-то и дело, -продолжает Петя, -что на самолете никакого взрыва не было. Я это точно установил. Весь запас его бомб был израсходован, по-видимому, раньше, или бомб у него вообще не было, а зенитный огонь, как ты помнишь, перед его падением отсутствовал.
- Ну, так отчего он мог погибнуть? - спрашиваю. - Наших самолетов в воздухе тоже не было, - я их прекрасно узнаю по звуку, - один немецкий летал.
- Знаю, - говорит Петя, - что не было. Я много думал и все взвешивал и, наконец, пришел к совершенно твердому убеждению.
Он посмотрел на меня внимательно и говорит:
- Здесь существует какая-то тайна… Все это не просто так… И этот необыкновенный взрыв, слышанный нами, когда полопались плафоны, и гибель немецкого самолета, и появление человека, интересующегося даже осколками этих плафонов.
Этот разговор оставил у меня тогда тягостное впечатление.
Стою и думаю: "что это он за несуразные вещи говорит?" А у самого какое-то беспокойство постепенно появляется.
Лейтенант задумался, как бы что-то вспоминая.
- Обстановка сильно влияет, - продолжал он, зажигая потухшую папиросу. Представьте себе… Находимся мы только вдвоем в огромном пустующем здании. Темнота и мрак кругом. Ветер на дворе продолжает выть… Мне начинает казаться, что наверху опять кто-то ходит. Я, конечно, ничего не боюсь, Но, безусловно, подвержен влиянию внешней обстановки, как всякий живой человек. Помню, что тогда от всего этого, хотя, в сущности, это были пустяки, стало мне как-то очень не по себе. Однако не надолго. "Надо, - думаю, - перебить настроение".
- Знаешь что? - говорю я Пете. - Что это ты мне голову морочишь? Ничего таинственного здесь нет. Все это ерунда. Если человек и украл черепки, так просто в силу обыкновенного хулиганства!
В общем, принялся его отчитывать.
Кончилось это дело тем, что Петя обиделся и перестал со мной разговаривать.
Однако, представьте себе, немного позже произошел опять подозрительный случай! Ну, конечно, если принять во внимание все то, что было у нас раньше.
Дело было вот как:
Запускает Петя свой электрограммофон, видно, от скуки, и давай прослушивать коллекцию пластинок с этими самыми взрывами. Особенно он нажимает на последнюю запись и гоняет ее, можно, сказать, беспрерывно.
Слушать все это мне было, безусловно, противно. Но чтобы окончательно не рассориться с Петей, я все это терплю и делаю вид, что отношусь безразлично.
Немного погодя решил я подойти к окну и посмотреть, какая на дворе погода - в смысле возможности налета. С этой целью отодвинул чуть-чуть светомаскировку и выглядываю осторожно в образовавшуюся щель, так, чтобы свет из комнаты не проникал наружу.
К своему удивлению, вижу: торчат у окна три каких-то силуэта. Прислушиваются. когда я пригляделся, то, представьте себе, в числе прислушивающихся узнал опять этого самого сутулого типа. А главное интересуется он видно, больше остальных тем. что происходит у нас в комнате, так как ближе всех пододвинул к окну свою физиономию.
"Эге, голубчик! - думаю я. - Опять появился!"
Выхватываю из кармана электрический фонарик и направляю на него луч света.
И вот на черном ночном фоне вижу я это самое, знакомое мне лицо, показавшееся в то время, ввиду моего нервного состояния, страшным и неприятно как-то оскалившим зубы. Смотрит на меня в упор неподвижным взором сквозь свои большие роговые очки.
Все это, конечно, продолжалось одно мгновение, физиономия сразу исчезла.
Выскакиваем мы с Петей наружу. Тщательно обыскиваем все кругом, - никого нет. Да, собственно говоря, в этом нет ничего удивительного. В таком парке, как у нас, каждый легко может спрятаться даже днем.
В общем, в эту ночь мы не спали. Я вызвал несколько человек охраны и расположил их в засаде у разных дверей здания. Сам же караулил в коридоре, поглядывая то и дело в окна. Но все это оказалось совершенно напрасным. Никто не появлялся и ничего особенного в эту ночь не произошло.
Но вот по прошествии нескольких дней начинаю я замечать, что с Петей творится что-то неладное.
Стал он мрачный, как черт. Куда-то надолго исчезает и даже иногда не ночует дома. Сразу видно, что чем-то весьма озабочен.
"Все продолжает изображать из себя сыщика, - думаю. - Вот чудак!"
Однако свои обязанности он несет исправно. Придраться не к чему.
Просыпаюсь я как-то ночью по неизвестной причине. Прислушиваюсь… Тревоги, кажется, нет - метроном стучит медленно. Но за последнее время у меня уже выработалась привычка: прислушиваться ночью к различным шорохам. И вот слышу: откуда-то издалека доносятся знакомые звуки. Начинаю соображать, что это через репродуктор передается граммофонная пластинка. Даже шипение иголки иногда слышно -видно, старая.
Но что же это за пластинка? "Неужели,- думаю,- еще кто-нибудь, кроме Пети, занимается тем, что записывает звуки бомбежки?" Слышу - запись точно, как у Пети. Кончилась одна пластинка, поставили вторую - такого же содержания. Ветер доносит звуки порывами - то тише, то громче. Начинаю будить Петю.
- Послушай, - говорю я ему, - какую музыку передают.
Но здесь, как нарочно, все стало затихать.
- Ничего особенного, - отвечает мне Петя. - Звукозапись, - говорю я ему, точно такая же, как у тебя. Только что доносилась издалека.
Приподнялся Петя, протер глаза руками и говорит мне встревоженным голосом:
- Не,может быть! Откуда такая, как у меня? Тебе, наверно, послышалось.
Сидели мы с ним еще некоторое время и ждали, но больше так ничего и не услышали.
Наутро, не помню, по какому случаю, ищу я глазами Петин чемоданчик для хранения граммофонных пластинок и не нахожу его нигде. А раньше он стоял всегда на видном месте.
Это меня заинтересовало, принялся я искать чемоданчик и скоро убедился,в том, что его решительно нигде нет!
- Куда он мог деваться? - спрашиваю Петю.
- Вот уж не знаю. Непонятное дело!… - отвечает он.
Нужно вам сказать, постепенно стал я не на шутку беспокоиться.
Петя ушел по своим делам, а я остался один.
Первый раз за все это время я тут по-серьезному задумался о всех этих событиях. Внутренне начал соглашаться с Петей, что во всем этом существует действительно какая-то тайна. Охватило меня беспокойство. Тут погода еще мерзкая, осенняя. Туман на дворе такой, что в десяти шагах ничего не видно.
Хожу один по коридору - так себе, просто безо всякого дела. Все теперь кажется мне подозрительным. Даже в гуле собственных шагов, отдающемся по коридору, слышится мне что-то неестественное…
"Что все это значит? - думаю. - Кому понадобились ерундовые Петины пластинки и кто это вздумал заводить их ночью? Что это за шутки?…"
Хожу я, значит, часто останавливаюсь, прислушиваюсь, присматриваюсь к разным предметам…
Одним словом, нервы стали не совсем в порядке.
А вот вечером, представьте себе, напало на меня, наоборот, боевое настроение.
"Обязательно разберусь с этим делом,- думаю я. - Разберусь, если даже для этого придется задержаться с отлетом. Может быть, здесь действительно серьезное вредительство какое-нибудь готовится. Но сейчас даже неудобно обратиться куда-либо за помощью. Еще засмеют. Надо собрать более серьезные факты. Поймать бы мне этого сутулого в очках! Чего ради он все время возле нас крутится? Я бы тогда сразу узнал, в чем дело…"