Страница 9 из 96
«Если верить западноафриканским мифам, — подумал я, — мир родился от брака Земли и Воды».
По улицам сновали пироги, в центре шумел плавучий рынок, где-то неподалеку заливался школьный звонок. Жизнь текла, как в любом уважающем себя крупном африканском селении. Козы и свиньи барахтались по-собачьи около домов, куры табунились вокруг петухов, уток было великое множество.
К берегу причалила пирога. Мой спутник, историк Гальбер Амуссу, договорился с лодочником о посещении его дома, и мы поплыли на утлом суденышке. В конце лета и осенью протекающие поблизости реки Зу и Веме вздуваются, лагуна становится более пресной. В сухой же сезон сюда проникает соленая вода из Гвинейского залива. Поэтому ихтиофауна здесь периодически меняется. При понижении уровня воды сваи торчат над нею на 1,5–2 метра, и дети бродят по пояс в теплой воде. Обычно они коротают время либо на широких платформах хижин, либо в пирогах. В паводок лодки подплывают прямо к дверям жилищ.
Переступив порог хижины, я задрожал как осиновый лист и стал было двигаться на цыпочках: сквозь просветы в полу было видно, как внизу поблескивает-поплескивает вода.
— Не робейте, не провалитесь! — успокоил меня хозяин.
Пол свайных строений был выстлан не досками, а бамбуковыми жердями и пальмовыми листьями, так что стол на нем не установишь. Зато было очень чисто: любой сор сам собою проскакивает вниз. Стены были сделаны из щелястых щитов, но и при такой вентиляции все в помещении было тронуто плесенью, запах царил тяжелый. Ходить по комнате надо было согнувшись в три погибели: ветер с океана сдул бы слишком высокое строение. Не случайно «любимая болезнь» ганвийцев — ревматизм.
Когда-то маленький народ айзо предпочел жить в окружении воды, но не подвергаться нападениям соседей-врагов, среди которых выделялись амазонки-воительницы из королевства Данхоме. Теперь примерно в тысяче свайных домиков Ганвье обитают десять тысяч человек. Они ловят рыбу, крабов, креветок, на берегу выращивают маниоку, яме, бананы, овощи. Быт их полон сложностей — даже чистую пресную воду надо привозить. Домики подгнивают, и каждые восемь-десять лет их хозяева вынуждены справлять новоселье. Но привычка, выработанная веками, заставляет людей, приспособившихся к здешним условиям, поступать вопреки современным понятиям об удобствах. Быть может, в чем-то они правы. Их «комфорт» — благоприобретенное с детства спокойствие, а на берегу им грозит ломка всего жизненного уклада, на что нелегко решиться. Да и обещает ли новый берег покой и счастье?
ЗАКОН ПЛЕМЕНИ
«У каждой ноги свой след, у каждого рода-племени свое лицо», — из поколения в поколение повторяют зулусы. Однако время порою обезличивает, стирает колоритные, кажущиеся экзотическими различия этнического толка в образе мыслей, поведении, облике людей, словно бы загоняет куда-то вглубь свойства национального характера, психологии, мешая разглядеть в человеке присущие его народу особенности во взглядах на жизнь, миропорядок.
В горожанине-африканце своеобычие его народа не столь приметно, как в сельском жителе. Но, пристально наблюдая за ним, убеждаешься, что, затянутый в водоворот бурных современных будней, он все же чтит обычаи, традиции.
С профессором Университета Висты в Соуэто Мпиякхе Кумало, известным трудами в области психологии, литературоведения и африканских языков, общий язык мы нашли легко.
— Городская среда, конечно, перемалывает, обесцвечивает культурные традиции, — вздохнул этот сын народа зулу. — Ничего дурного не вижу в духовном обогащении людей за счет «взноса» других цивилизаций. В деревне же люди привыкли жить размеренно, как жили предки, повинуясь извечному циклу природы; именно там родятся настоящие зулусы или коса. Старайтесь понять, почему люди ведут себя так, а не иначе. При контакте с иной цивилизацией культура всегда выигрывает от взаимного обогащения.
Южную Африку — отвлечемся от белых граждан, которые, как и метисы, тоже являются ее коренными жителями, — населяют народы банту и койсанской языковой группы — старожилы этих мест (бушмены, готтентоты). Банту делятся на большие этнические группы: нгуни, суто (сото), шангаан-тсонга и венда. Нгуни, о жизни которых в основном пойдет здесь речь, включают три подгруппы: северные (зулу и свази), южные (народы, говорящие на языке коса) и трансваальские ндебеле. Около семи миллионов южных нгуни, проживающих в Транскее, Сискее, на востоке Капской провинции и юге Наталя, включают коса, тембу, пондо, бхака и нджкика. Очень часто всех их для простоты именуют коса. Зулусы, насчитывающие семь миллионов человек, живут в бантустане Квазулу, Натале и на юге Трансвааля.
Согласно легенде, первым ступило в Южную Африку охотничье племя хлуби. При дележе слоновой кости между хлуби вспыхнула ссора. Был убит вождь. Виновники во главе с женщиной по имени Номагвайи бежали на юг. На востоке нынешней Капской провинции они встретили койкойнов (готтентотов), которые назвали пришельцев «амакоса» — «народ женщины». Так появился один из крупнейших народов страны — коса. Смелые, среднего роста, более легкие по комплекции и более стройные, чем их северные собратья банту, они были храбрыми воинами и охотниками. Коса возвели добротные, приспособленные к местному климату хижины из ила, глины, соломы и тростника. Одеждой им служили шкуры зверей и домашних животных, у европейцев они переняли одеяла, бусы и медную проволоку, надевая их на запястья и щиколотки. Из этих деталей сложился костюм коса. Их любимый цвет — оранжево-красный. Краску эту они получали из охры, добываемой из глины. Арабы называли их кафрами, или неверными, «немусульманами», а страну коса — Кафрарией. Европейцы заимствовали это слово, ставшее в период апартеида оскорбительным прозвищем всех чернокожих.
У каждого дня свои новости, говорят зулусы. Наша эпоха отмечена драматическими событиями: сражаются «брат против брата и друг против друга, город с городом, царство с царством». С середины 80-х годов вспыхнула резня между зулусами и коса, братьями по крови, языку, образу жизни и мыслей. Многое из того, что происходило и в известной мере происходит даже после устранения апартеида, не поддается здравому объяснению, отдает мистикой, тем более когда знаешь о мирных самобытных, во многом сходных нравах и обычаях этих народов. Но часто так случается, что не может один народ притереться к другому или, тоже бывает, к одним народам питает естественные симпатии, а к другим относится, мягко говоря, с подозрением. Не знаю, что конкретно можно сказать о данном случае, — только их взаимоотношения оставляют желать лучшего и требуют времени для своего выравнивания.
Каждый народ — так уж повелось с незапамятных времен — видит в соседях не только достоинства, но и недостатки. О соседях отзываются по-разному и не всегда лестно. В ЮАР времен апартеида расисты, ухмыляясь, цедили: «За ослом следует африканец. Дайте ему пива и женщин — и он будет доволен». В Южной Африке зулусов не только белые, но и черные считают слепыми приверженцами дисциплины: если им велено смотреть вперед, не оглядываются, даже когда к ним сзади подкрадывается гиена. Популярен анекдот о зулусе, которому поручили охранять магазин с парадного входа. Ночью сторож слышал шум в магазине, но не оставил боевой пост, так как не получил инструкции по поводу черного входа. Утром он надменно отмел упреки хозяина: «Я честно следовал тому, что вы приказали мне. Мимо меня никто не прошел!»
Коса слывут упрямыми и хитрецами, способными обвести вокруг пальца самих себя. По мнению соседей, они не прочь напустить вокруг своей персоны туман таинственности. Ходит тьма историй об уловках, к которым они прибегают ради сохранения своих секретов. Как-то раз коса, рассказывается в анекдоте, украли овцу и одели ее в мужской костюм, дабы убедить окружающих в том, что это — пьяный, нуждающийся в помощи. Закутанную овцу пронесли через деревню, не вызвав ни у кого подозрений. Ее глухое блеяние вызвало лишь шутки. Вечером ее, вкусно поджаренную на костре, подали детям. Пока они лакомились, взрослые носились вокруг дома и имитировали ливень с ураганом. Полицейский, расследовавший потом кражу, спросил детей, когда они в последний раз ели баранину. «Это было в день, когда шел ливень», — простодушно ответили те. Полицейские знали, что последний дождь лил шесть недель до преступления, и потому уехали озадаченными… Но такие шутки, даже если есть в них крупицы истины, все же искажают истинный облик народа.