Страница 18 из 53
Барон фон Медем быстро ввел прибывшего иностранного гостя в высший свет своего города, представив его бургомистру фон дер Ховену, графине Кейзерлинг, самому герцогу Курляндскому. Новоприбывшим были отведены покои в насчитывавшем свыше 300 комнат Митавском дворце, построенном для отца герцога знаменитым зодчим Бартоломео Растрелли. Русский историк Н.М. Карамзин, побывав в Митаве в 1789 году (спустя десять лет после Калиостро), в своих "Письмах русского путешественника" оставил об этом городе и дворце не слишком лестный отзыв: "Мы въехали в Курляндию… Скоро открылась Митава. Вид сего города некрасив, но для меня был привлекателен! "Вот первый иностранный город". — думал я, и глаза мои искали чего-нибудь отменного, нового. На берегу реки Аа, через которую мы переехали на плоту, стоит дворец герцога курляндского, не малый дом, впрочем, по своей наружности весьма не великолепный. Стекла почти везде выбиты или вынуты; и видно, что внутри комнат переделывают. Герцог живет в летнем замке, недалеко от Митавы. Берег реки покрыт лесом, которым сам герцог исключительно торгует и который составляет для него немалый доход. Стоявшие на карауле солдаты казались инвалидами. Что принадлежит до города, то он велик, но нехорош. Домы почти все маленькие и довольно неопрятны; улицы узки и худо вымощены; садов и пустырей много".
В своих записках о Калиостро Элиза Шарлотта фон дер Рекке пишет, что семейству Медем Калиостро якобы отрекомендовался как Фредерико Гвальди или Фридрих Гвалдо, служитель Великого Копта. Тут вышла какая-то путаница или недопонимание, а может быть, и нарочитое искажение, поскольку пером Элизы водили разочарование и обида, поэтому она могла намеренно отступить от истины. Подготавливая братьев-масонов к постижению азов Египетского масонства, Калиостро пользовался основами герметической философии, почерпнутыми из "Герметической философии" Федерико Гвальди. Вскоре по прибытии в Митаву Калиостро задумал учредить там масонскую ложу нового Египетского ритуала, благо хватало достойных кандидатов, чтобы занять высшие ступени в новой ложе, — барон Иоганн Фридрих фон Медем, его брат ландмаршал Отто фон Медем и обербургграф фон Ховен еще в 1741 году приняли масонское посвящение и были истовыми масонами. Кроме того, была учреждена адоптивная ложа для дам, магистрессой которой стала Серафина Магистр безраздельно владел не только вниманием, но, казалось, и душами своих слушателей и почитателей. "С каким искусством умел Калиостр пользоваться случаями, заводить людские ожидания и, питая надеждою души их, властвовать над ними!" — писала Элиза в своих мемуарах. Новоиспеченные члены обеих лож восхищенно внимали загадочным речам магистра о трансцендентальных материях, тайнах египетских пирамид, подвластных ему духах и стихиях, науке управления элементами, преображении человеческой природы и многом другом. Но братья, имевшие какой-никакой алхимический опыт, жаждали еще и практических знаний, и демонстрации умений кудесника. Сестры алкаш секретов непреходящей молодости и чудодейственных снадобий для поддержания красоты. Все хотели увидеть своими глазами, как проявляется дар провидения, гаранты ясновидения и яснослышания, которыми владел маг. А его "духовная дочь" Элиза более всего желала встретиться с духом горячо любимого брата, безвременно отошедшего в мир иной.
В необычайные способности магистра общаться с потусторонними силами лучше всего помогли поверить медиумические сеансы, для которых Калиостро попросил предоставить в его распоряжение "голубков" — невинных малолетних детей лет 5–7, через которых будут говорить ангелы и духи. Несколько таких сеансов Элиза описала в своих воспоминаниях, заметив, впрочем, что накануне сеансов Калиостро наставлял "голубков", что им говорить, а перед сеансом поил их каким-то сладким одурманивающим напитком. В описании ритуала упомянуто, что маг мазал "голубкам" лобик душистым "маслом мудрости", вероятно, содержащим опий, а также использовал другие приемы, чтобы ввести детей в состояние гипнотического транса: водил руками над головой медиума, долго и монотонно читал нараспев многократно повторяющиеся тексты псалмов, повторял непонятные "волшебные" слова-заклинания, которые присутствующие слышали как "гелион, мелион, тетраграмматон", совершал сам и просил ребенка совершать некие ритмические движения и др. А затем задавал "голубку" наводящие вопросы и пояснял присутствующим даваемые медиумом ответы. Иногда "голубки" смотрели в стеклянный шар или графин с водой и видели появляющиеся в нем картинки, которые магистр растолковывал. В своей повести Михаил Кузмин живо изобразил один из таких сеансов в Митаве, для которого "голубком" был выбран сын бургомистра фон Ховена:
"Калиостро положил руки на голову маленького Оскара и поднял глаза к небу, словно в мысленной молитве. Затем произнес странным голосом, совсем не тем, что говорил до сих пор:
— Дитя мое, вот книжка с картинками, ты увидишь там маму. Говори все, что заметишь.
При этом он обе руки сложил тетрадкой и поместил их ладонями к глазам малютки. Тот вздыхал и молчал, его лоб покрылся испариной. Было так тихо, что было слышно, как потрескивают восковые свечи на карточном столе и тихонько ворочается собака.
— Говори! — повторил Калиостро еле слышно.
— Мама… мама шьет, и сестрица Труда шьет. Мама уходит, кладет шитье, подвигает скамеечку под диван… сестрица одна… ай, ай! Что это с сестрицей? Как она побледнела… держит руку у сердца. Вот опять мама, она целует Труду, помогает ей встать… А вот пришел Фридрих… он в шапке… кладет ее на сундук… обнимает маму… Труда улыбается… Фридрих очень красный…
Ребенок умолк. Все оставались неподвижно на местах, чаш тикали. Лицо мальчика перестало быть напряженным, и он заснул спокойно. В двери постучали.
В письме г-жи Ховен было написано:
"В семь часов я шила с Гертрудой, потом вышла по хозяйству. Вернувшись в комнату, я увидела, что с дочерью сердечный припадок, она была страшно бледна и рукою держалась за сердце. Я очень испугалась, стала ее целовать, стараясь перевести в спальню. Тут совершенно неожиданно для нас вошел Фридрих, который вернулся из имения раньше срока и которого мы считали за десять верст от Митавы. Дочери стало легче, так что она даже стала улыбаться. Тут пришел ваш посланный, и вот я пишу"".
Еще больше убедил общество в сверхъестественных способностях Калиостро случай с кладом в Вилце — поместье Медемов. Это произошло в апреле 1779 года. Сначала Калиостро точно описал и даже нарисовал на бумаге изумленному барону Медему господский дом и огромный дубовый пень на поляне в лесу неподалеку от него, под которым в подземелье много веков назад были спрятаны бесценные рукописи с тайными знаниями, которые необходимо уберечь от злых духов, дабы спасти от разрушения поместье и Митаву, что непременно случится, если злые силы завладеют кладом. Но пусть лучше рассказ продолжит В. Зотов: ",Другой опыт магического знания Калиостро касался открытия кладов. Он объявил, что ему дано знать свыше о существовании места, где зарыты важные магические рукописи и драгоценности. Место клада было указано в имении графа Медема, недалеко от Митавы. Там жил, по словам Калиостро, 600 лет тому назад великий магик и спрятал свои сокровища для блага человечества, но они должны достаться только добродетельным людям, хотя их давно уже тщетно отыскивают некромантики. Калиостро надеялся, что ему удастся открыть их, как ни опасна эта попытка и хотя клад стерегут злые духи. Но если он достанется приверженцам черной магии — мир ожидают неисчислимые бедствия. Потому все должны были соединить свои молитвы с молитвами Калиостро, чтобы ему даны были силы противудействовать злым духам. Он описал подробно место и лес, где зарыт клад, несмотря на то, что никогда не видел их. Чтобы убедить всех в существовании клада, Калиостро опять прибегнул к помощи мальчика, который, под его влиянием, начал говорить, что видит землю открытою и в ней много золота, серебра и бумаг. Через несколько недель после этой сцены он объявил, что теперь успел сковать злого духа, охранявшего клад, и через несколько времени приступит к открытию его. Этого, однако, не дождались доверчивые митавцы, так как до окончания этого срока Калиостро уехал в Петербург".