Страница 17 из 34
Молли обернулась и увидела карандашный набросок, на котором были изображены два мальчика в юношеских брючках и курточках с отложными воротничками. Старший сидел, сосредоточенно читая. Младший стоял за ним и, очевидно, старался привлечь внимание читавшего к чему-то снаружи, за окном той самой комнаты, в которой они сейчас сидели, как поняла Молли, когда стала узнавать предметы мебели, едва обозначенные на рисунке.
— Мне нравятся их лица, — заметила Молли. — Полагаю, это было нарисовано так давно, что я могу говорить с вами о том, как они мне нравятся, словно они вам чужие, разве нет?
— Конечно, — ответила миссис Хэмли, как только поняла, что имела в виду Молли. — Скажите мне, что вы о них думаете, моя дорогая. Мне будет забавно сравнить ваши впечатления с их настоящими характерами.
— О! Но я не предполагала угадывать их характеры. Я бы не смогла этого сделать, это было бы неуместно. Я могу только описать их лица, как я их вижу на картине.
— Что ж, скажите мне, что вы думаете о них!
— Старший, тот, кто читает, очень красив. Но я не могу разглядеть его лица, потому что он наклонил голову, и я не вижу его глаз. Это мистер Осборн Хэмли, который пишет стихи?
— Да, он не так красив сейчас, но был красивым мальчиком. Роджер с ним не сравнится.
— Да, он не так красив. И все же, мне нравится его лицо. Я вижу его глаза. Они вдумчивые и такие серьезные. Но его лицо скорее веселое, чем грустное. Он спокойный и серьезный, слишком примерный, когда уговаривает брата оторваться от урока.
— О, это был не урок. Я помню, художник, мистер Грин, однажды застал Осборна за чтением стихов, а Роджер пытался убедить его выйти и покататься на телеге для сена — это и был «мотив» картины, говоря художественным языком. Роджер — не любитель чтения, по крайней мере, он не интересуется поэзией, рыцарскими или любовными романами. Он увлечен естествознанием, поэтому, как и сквайр, проводит много времени вне дома. А когда он дома, он всегда читает научные книги, имеющие отношение к его занятиям. Он добрый, спокойный юноша, хотя и доставляет нам большую радость, похоже, не сделает такую же блестящую карьеру, как Осборн.
Молли попыталась отыскать на картине характерные черты обоих мальчиков, как их только что описала мать. За вопросами и ответами о рисунках, висевших на стенах комнаты, и пролетело время, пока звонок, приглашающий переодеться к обеду, не прозвенел в шесть.
Молли была слегка напугана предложением служанки, которую послала миссис Хэмли, помочь ей.
— Боюсь, они ждут, что я буду очень нарядной, — продолжала она думать про себя, — если так, они будут разочарованы, вот и все. Как бы мне хотелось, чтобы мое шелковое платье из шотландки было готово.
Молли с некоторым беспокойством рассматривала себя в зеркале впервые в жизни. Она увидела стройную, худую фигурку, обещавшую стать высокой, цвет лица был несколько темнее кремового, хотя через пару лет лицо могло бы стать светлее; кудрявые черные волосы были завязаны в пучок на затылке розовой лентой; удлиненные, миндалевидные серые глаза были затенены изогнутыми черными ресницами.
— Не думаю, что я красива, — подумала Молли, отворачиваясь от зеркала, — и все же, я не уверена.
Она была бы уверена, если бы вместо того, чтобы изучать себя с такой серьезностью, просто улыбнулась своей милой, очаровательной улыбкой, показав ниточку зубов и прелестные ямочки на щеках.
Молли спустилась по лестнице в гостиную заранее, она смогла оглядеться и немного освоиться в своем новом доме. Комната была около сорока футов в длину, когда-то давно ее отделали желтым сатином, обстановку составляли высокие стулья с тонкими ножками и раскладные столы. Ковер был таким же старым, что и занавеси, во многих местах он был протерт, а в других — покрыт драгетом.[22] Подставки с растениями, огромные кувшины с цветами, старый индийский фарфор и шкатулки придавали комнате приятный вид. И вдобавок к этому пять огромных, высоких окон на одной стене комнаты выходили на прелестнейший уголок цветника в парке — яркие, геометрической формы клумбы сходились к солнечным часам в центре. Сквайр вошел неожиданно в своей утренней одежде. Он замер в дверях, словно удивился, увидев незнакомку в белом платье в своем доме. Затем вдруг опомнился, и, когда Молли уже начала чувствовать себя напряженно, он сказал:
— Господи помилуй, я совершенно забыл о вас. Вы — Молли Гибсон, дочь Гибсона, ведь так? Приехали навестить нас? Я очень рад вас видеть, моя дорогая.
К этому моменту они сошлись в центре комнаты, и он пожал руку Молли со всей дружелюбностью, намереваясь этим возместить свою оплошность.
— Я должен пойти переодеться, — сказал сквайр, разглядывая свои запачканные гетры. — Мадам это нравится. Это одна из ее утонченных лондонских привычек, в конце концов, она и меня обломала. Очень хороший замысел, и вполне уместен, чтобы соответствовать дамскому обществу. Ваш отец переодевается к обеду, мисс Гибсон? — мистер Хэмли не стал дожидаться ответа, а поспешил сменить свой костюм.
Они обедали за небольшим столом в огромной, просторной комнате. В ней было так мало мебели, а сама комната была такой просторной, что Молли очень захотелось очутиться в скромной столовой родного дома. Нет, должно быть ужасно, что роскошный обед в Хэмли Холле не успел закончиться, а она уже сожалела, что люди не теснятся за столом, не спешат, быстро и непринужденно поглощая пищу, чтобы как можно быстрее вернуться к оставленной ими работе. Она старалась думать о том, что в шесть часов все дневные дела заканчивались, и люди могли засиживаться за столом, если им хотелось. Глазами она измеряла расстояние от буфета до стола, подсчитывая, сколько раз прислуге приходится носить подносы туда-сюда. Но, тем не менее, этот обед показался ей скучным делом, затянувшимся лишь потому, что это нравилось сквайру, из-за чего миссис Хэмли казалась утомленной. Она съела даже меньше, чем Молли, и послала за веером и нюхательными солями — бутылочкой, которой она заняла себя, пока убирали со стола и накрывали десерт на столике красного дерева, отполированном до зеркального блеска.
Сквайр прежде бывал слишком занят и говорил за столом лишь о текущих делах, и о некоторых значительнейших изменениях в привычной монотонности его жизни, монотонности, которой он был рад, но которая порой угнетала его жену. Однако, теперь, очищая апельсин, он повернулся к Молли:
— Завтра вы будете это делать для меня, мисс Гибсон.
— Я? Я сделаю это сегодня, если желаете, сэр.
— Нет, сегодня я буду относиться к вам как к гостье со всеми надлежащими церемониями. Завтра я буду посылать вас с поручениями и называть вас по имени.
— Мне это понравится, — сказала Молли.
— Мне хотелось называть вас менее строго, чем мисс Гибсон, — сказала миссис Хэмли.
— Мое имя Молли. Это устаревшее имя, и при крещении меня нарекли Мэри. Но папе нравится Молли.
— Это правильно. Придерживайтесь старых добрых традиций, моя дорогая.
— Должна признать, Мэри звучит приятнее Молли, и оно такое же старинное имя, — заметила миссис Хэмли.
— Я думаю так произошло, — сказала Молли, понижая голос и опуская глаза, — потому что маму звали Мэри, а меня называли Молли, когда она была жива.
— Ах, бедняжка, — произнес сквайр, не понимая знаков жены сменить тему разговора. — Я помню, как все сожалели, когда она умерла. Никто не думал, что у нее такое хрупкое здоровье, у нее был цветущий вид, пока она однажды не угасла, как можно сказать.
— Должно быть, это был ужасный удар для твоего отца, — сказала миссис Хэмли, видя, что Молли не знает, что ответить.
— Да, да. Это произошло так неожиданно, вскоре после того, как они поженились.
— Я думала, прошло почти четыре года, — заметила Молли.
— И четыре года — короткий срок для супругов, которые надеялись прожить жизнь вместе. Все думали, что Гибсон снова женится.
— Ш-ш! — произнесла миссис Хэмли, заметив по взгляду Молли и ее побледневшему лицу, что эта было новостью для нее. Но сквайра было не так легко остановить.
22
драгет — грубая шерстяная материя для половиков.