Страница 1 из 34
Элизабет Гаскелл
Жёны и дочери
Часть I
Глава I
Начало праздника
Начнем со старой детской присказки. В стране было графство, в том графстве — городок, в том городке — дом, в том доме — комната, а в комнате — кроватка, а в той кроватке лежала девочка. Она уже пробудилась ото сна и хотела встать, но не осмелилась из-за страха перед невидимой силой в соседней комнате — некой Бетти, чей сон нельзя было тревожить, пока не пробьет шесть. В шесть Бетти сама просыпалась, «точна, как часы», лишая покоя всех домочадцев. Стояло июньское утро, и в этот ранний час комнату заливал теплый солнечный свет.
На комоде, напротив покрытой белым канифасом кроватки, в которой лежала Молли Гибсон, стояла старомодная подставка для шляп, на ней висела шляпка, которую защищал от пыли огромный хлопчатобумажный платок, такой грубый и плотный, что, если бы вещь, укрытая им, была сделана из тонкой марли, кружев и цветов, она бы вся «изломалась», ― так говорила Бетти. Но шляпка была сделана из прочной соломки, и только простая белая лента украшала ее, пробегая по верху тульи и заканчиваясь завязками. Кроме того, внутри были пришиты аккуратные маленькие рюши, каждую складочку которых Молли помнила. Разве не она сама пришивала их прошлым вечером с бесконечным усердием? И разве не было среди рюшей маленького голубого бантика, самого первого из украшений, которые Молли всегда надеялась носить?
Уже шесть часов! Звон церковного колокола известил об этом, призвав всех к дневным трудам, как это делалось сотни лет. Молли соскочила с кровати, прошлепала босыми ножками по комнате и сдернула платок, чтобы еще раз взглянуть на шляпку — символ наступившего счастливого дня. Потом подошла к окну и с некоторым усилием распахнула створки, впустив свежий утренний воздух. Роса уже сошла с цветов в саду, но еще поднималась с высокой травы на дальних лугах. Перед девочкой раскинулся маленький городок Холлингфорд, на улице которого и стоял дом мистера Гибсона. Тонкими столбиками и небольшими клубами дым уже начал подниматься из труб в тех домах, где хозяйки встали и готовили завтрак для кормильцев семей.
Увидев все это, Молли Гибсон лишь подумала: «О, это будет прекрасный день! Я боялась, что он никогда, никогда не настанет. Или если он и настанет, то будет дождливым!» Сорок пять лет назад детские радости в провинциальном городке были очень простыми, и за двенадцать лет в жизни Молли не произошло ничего похожего на то, что должно было случиться сегодня. Бедное дитя! Правда, она потеряла мать, что изменило всю ее жизнь. Но об этом едва ли стоило упоминать. И, кроме того, она была слишком юна, чтобы осознать потерю. Но сегодня она впервые участвовала в ежегодном празднике в Холлингфорде, и это было то радостное событие, которого она так ждала.
Маленький, широко раскинувшийся городок плавно переходил в деревню, с одного края примыкавшую к сторожке огромного парка, где жили милорд и миледи Камнор, «граф» и «графиня», как их всегда называли жители городка. Там до сих пор сохранились феодальные взгляды и обычаи, которые сейчас, возможно, покажутся чудными, но которые в то время считали очень важными. Это было до того, как приняли парламентскую реформу, и время от времени между несколькими более просвещенными свободными землевладельцами, живущими в Холлингфорде, возникали либеральные разговоры. В графстве проживала большая семья тори, которая время от времени выставляла свою кандидатуру и соперничала на выборах с вигами — семьей Камнор. Можно было бы подумать, что вышеупомянутые либерально-мыслящие жители допускали возможность проголосовать за Хели-Харрисона, и таким образом постараться доказать свою независимость. Но ничего подобного. «Граф» был владельцем поместья и собственником большинства земель, на которых был построен Холлингфорд. Его самого и его домочадцев кормили, лечили и одевали добропорядочные жители города. Отцы их дедушек всегда голосовали за старшего сына из Камнор Тауэрс и, следуя наследственным курсом, каждый из простолюдинов отдавал свой голос за сеньора, совершенно независимо от таких фантастических новшеств, как политические взгляды.
В те дни, до постройки железных дорог, нередко случалось, что крупные землевладельцы имели полное влияние на своих незнатных соседей. И если могущественная семья пользовалась не только влиянием, но и уважением, как Камноры, это шло на благо краю. Помещики ожидали, что им будут подчиняться и слушаться. Простодушное поклонение горожан воспринималось графом и графиней как должное. И они бы удивились и с ужасом вспомнили французских санкюлотов, которыми их пугали в юности, если бы нашелся житель Холлингфорда, осмелившийся настаивать на своем мнении, противоречащем графскому. Но, принимая это уважение как должное, они много делали для города и были обычно снисходительны, часто заботливы и добры в обращении со своими вассалами. Лорд Камнор был терпеливым хозяином. Порой, заняв место управляющего, он брал бразды правления в свои руки к большому неудовольствию своего поверенного, который, на самом деле, был слишком богат и независим, чтобы тревожиться о том, как бы сохранить должность. Тем более что его решения могли быть в любой момент отменены, если милорду снова приходило в голову «обжигать горшки» — как неуважительно отзывался об этом поверенный в стенах собственного дома. Это означало, что время от времени граф задавал вопросы своим арендаторам и сам улаживал малейшие вопросы относительно своей собственности. Но арендаторы больше любили милорда именно за эту его привычку. Лорд Камнор, конечно, большую часть времени проводил за болтовней, не вмешиваясь в отношения между управляющим имением и арендаторами. И тогда графиня возмещала своим недосягаемым достоинством эту слабость графа. Раз в год она бывала снисходительной. Она и леди, ее дочери, основали школу. Не одну из школ нынешнего времени, где мальчикам и девочкам из рабочих семей дается намного лучшее образование, чем получили их родители, а школу, которую мы бы назвали «ремесленной», где девочек учили прекрасно шить, быть превосходными горничными, замечательными кухарками, делать реверансы и говорить «пожалуйста, мэм», а также опрятно одеваться в нечто вроде благотворительной формы, придуманной дамами из Камнор Тауэрс: в белые чепцы, белые палантины, клетчатые фартуки и синие платья.
Когда графиня покидала Тауэрс на достаточно большой срок, она с радостью заручалась поддержкой у дам Холлингфорда, чтобы они посещали школу те долгие месяцы, пока она со своими дочерьми отсутствует. И несколько свободных от дел дам из городка отозвались на призыв сеньоры и предложили ей свои услуги, а вместе с этим перешептывания и замысловатые восторги. «Как любезна графиня! Это так похоже на уважаемую графиню — всегда думать о других!» и так далее. Всегда считалось, что никто из приезжих не видел Холлингфорда должным образом, если не побывал в школе графини и не получил достаточно впечатлений от опрятных маленьких учениц и их еще более аккуратного рукоделия. В свою очередь, каждое лето устраивался день почета, когда со всем великодушием и пышностью леди Камнор с дочерьми принимала всех школьных попечительниц в Тауэрсе, огромном семейном особняке, стоявшем в аристократическом уединении в центре огромного парка, одна из сторожек которого примыкала к городку. Порядок этого ежегодного празднества был таковым. Около десяти часов один из экипажей Тауэрса выезжал через сторожку и подъезжал к домам, где проживали женщины, удостоенные чести. Собрав их по одиночке или парами, заполненный экипаж возвращался через открытые ворота, проезжал по ровной, затененной деревьями дорожке и высаживал группу элегантно одетых дам у великолепной лестницы, ведущей к массивным дверям Камнор Тауэрс. Экипаж снова возвращался в городок. Снова собирал женщин, одетых в свои лучшие наряды, и снова возвращался, и так до тех пор, пока вся компания не собиралась в доме или в прекрасном парке. После того как с надлежащими демонстрациями с одной стороны и восхищениями с другой было покончено, гостям предлагали легкие закуски, после которых следовала еще одна порция показа и восхищения сокровищами в доме. К четырем часам приносили кофе, что служило сигналом о приближении экипажа, который должен был развезти дам по домам, куда они возвращались счастливые, что день проведен с пользой, и усталые от стараний не уронить свое достоинство и от долгих, высокопарных разговоров. Но ни леди Камнор, ни ее дочери также не были избавлены от подобного самовосхваления и от подобной усталости — усталости, что всегда сопровождает сознательное усилие угодить обществу, в котором живешь.