Страница 18 из 124
Нам нужны широкие горизонты: у всякого народа с мировым значением искони существовала глубочайшая уверенность в своем историческом призвании быть выше и лучше других… Россия, оставаясь во всеоружии политического положения в Европе, властнее прежнего взглянет на ближний и дальний азиатский Восток, где для творческих сил русского народа… открыт еще… поразительный простор деятельности самого благородного свойства{206}.
Хотя «Санкт-Петербургские ведомости» так и не возродили свое былое величие, но за первое десятилетие редакторства Ухтомского газета завоевала репутацию самого авторитетного издания по азиатским вопросам{207}. В ней подробно рассказывалось о Востоке, на ее статьи часто ссылались другие газеты. В обществе было известно о близости Ухтомского ко двору и к ведущим политическим деятелям, и это придавало газете статус полуофициального глашатая интересов Петербурга на Востоке. В одной из своих еженедельных колонок в консервативной берлинской «Кройццайтунг» немецкий историк Теодор Шиманн назвал князя «печатным авторитетом по всем вопросам, касающимся “миссии России в Азии”»{208}.
Отношения газеты с государством не были абсолютно безоблачными. Меньше чем через год после того, как он стал редактором, Ухтомский получил выговор от министра Делянова за слишком мягкое отношение к студенческим беспорядкам{209}. Неудивительно, что призывы Ухтомского более терпимо относиться к религиозным меньшинствам империи также вызвали гнев печально знаменитого реакционного обер-прокурора Святейшего синода, Константина Победоносцева{210}. Редакционная политика Ухтомского вызывала недовольство и со стороны более правых коллег. Редактор ежедневной газеты «Южный край» В.М. Юзефович осудил Ухтомского как «проповедника национального раздора» и добился, чтобы его убрали из правления Исторического общества{211}. В период между 1898 и 1903 гг. газету несколько раз не пускали в продажу в наказание за ее позицию, считавшуюся слишком прогрессивной{212}.
Тем не менее по крайней мере до 1900 г. царь благоволил к Ухтомскому. Эспер Эсперович имел свободный доступ к царю и часто давал ему советы по политике в Азии{213}. По словам редактора «Нового времени» Алексея Суворина, Ухтомский «говорит государю все», а военный министр Александр Куропаткин охарактеризовал его так: «близкий человек к Государю… Имел влияние на государя, и влияние вредное»{214}.
Иностранные наблюдатели по-разному оценивали то влияние, которое Ухтомский оказывал на Николая, но все они считали его важной фигурой в годы, предшествовавшие Русско-японской войне. Французский дипломат описывал его как «толкователя и главного исполнителя российской программы и политики на Дальнем Востоке»{215}. Его британские коллеги были более резки в своих оценках, называя Ухтомского «Miles Gloriosus» (Хвастливым воином)[24] русской журналистики, «слепым энтузиастом с достойными целями, но путаницей в мыслях»{216}.
Внутренняя Азия была одной из общих страстей князя и императора. Как и Ухтомский, Николай был склонен к мистицизму. По словам С.Ю. Витте, все, что видел Николай, преломлялось сквозь дымку мистицизма, которая представляла ему в преувеличенном виде «его собственные предназначение и личность»{217}. Хотя царь всегда считал себя преданным защитником православной церкви, он также живо интересовался буддизмом и народами, его исповедовавшими{218}.
В середине 1890-х гг. Ухтомский стал посредником между Николаем и бурятским фармацевтом Петром Бадмаевым, когда последний отправился на Восток осуществлять свои причудливые замыслы{219}. Эспер Эсперович также без устали выступал за более близкие связи с Монголией и Тибетом. Неизменно сочувствующий сепаратистским настроениям монгольских князей, Ухтомский делал все от него зависящее, чтобы защитить перед царем их интересы{220}. В 1898 г. именно Ухтомский представил Николаю II Агвана Доржиева, посланника Тринадцатого далай-ламы. Бурятский монах, тесно связанный с тибетским правителем, Доржиев был отправлен в Петербург в поисках российской поддержки против Великобритании, которую подозревали в злых умыслах против гималайской теократии. Более осторожные министры отговорили царя принимать в этом деле активное участие, хотя он и санкционировал несколько тайных миссий с целью сбора разведывательных данных, когда сипаи под командованием полковника Фрэнсиса Янгхазбэнда (Younghusband) ружейным огнем прокладывали себе путь в Лхасу в 1903 и 1904 гг.[25].{221} Генерал Куропаткин, который резко выступал против таких предприятий, часто выражал беспокойство по поводу влияния Ухтомского на царя: «Государь тоже не вполне установился на вопросах внешней политики. Наиболее опасною чертою Государя в этой области я считаю некоторую любовь Государя к таинственным странам и… лицам вроде бурята Бадмаева…» Они, считал Куропаткин, внушали Николаю «мысли об азиатском величии русского Государя, как повелителя всей Азии». «Государя тянут в Тибет», — тревожился он{222}.
С 1900 г. дружба Ухтомского и царя пошла на убыль. Ухтомский жаловался другу, что он уже не пользуется прежним влиянием, а следовательно, и общается с Николаем гораздо реже{223}.
Благодаря своим интересам Эспер Эсперович также сблизился с министром финансов Сергеем Витте — ведущим творцом новой наступательной политики в Восточной Азии. По словам советского историка Б. А. Романова, князь был «большим почитателем Витте», а Витте хвастался своему коллеге, что он вместе с «другом царя» полностью отвечает за дела в Китае{224}. Витте немного преувеличивал, однако эти два человека действительно сотрудничали по ряду важных инициатив.
В 1896 г., когда китайский государственный деятель Ли Хунчжан отправился в Россию на коронацию Николая II, Ухтомский сопровождал его почти во всей поездке и принял участие в переговорах о прокладке Транссиба через Маньчжурию{225}. Министр финансов также устроил назначение Ухтомского председателем Русско-китайского банка, хотя эта должность и носила главным образом почетный характер{226}. В следующем году Витте поручил ему отправиться с посольством в Пекин для дальнейших переговоров с Ли Хунчжаном{227}. В то время как официальная цель визита состояла в том, чтобы вручить подарки от царя императору и вдовствующей императрице, настоящей — неназванной — целью было возобновление переговоров по поводу южной ветви Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД){228}.
24
Персонаж одноименной комедии Тита Макция Плавта (примеч. пер.).
25
Несмотря на свое уменьшившееся влияние при русском дворе, Ухтомский продолжал активно участвовать в дискуссиях по тибетским делам по меньшей мере до 1907 г.