Сила меча

Я действовал колом, используя технику легендарного Шинато. Применял эту технику во всю силу, без всякой пощады.

Было бы очень уж глупо щадить врагов, победить которых у меня не было ни единого шанса. Я и не пытался победить, а просто убивал. Себя я тоже не жалел, я не собирался попадать живым в руки искуснейших палачей, чтобы потом долго умирать в их умелых руках. Лучший для меня выход – загнать себя до смерти в этом последнем бою, и я чувствовал, что это мне удивительно хорошо удаётся.

У меня всё получалось так, как никогда не получалось даже в лучшие моменты тренировок. Не смотря на кипевшую внутри ярость, голова оставалась холодной, время как будто замедлилось, и я успевал ясно видеть всё, что происходило вокруг меня. И точно реагировать. Я воспринимал бой как танец, как бешеную и прекрасную пляску Смерти. И всем своим существом отдавался этой пляске, вовремя замечал все направленные в мою сторону удары, уходил от них и бил в ответ, бил на опережение.

Малейшая ошибка оказалась бы роковой, но я действовал безошибочно. Это было очень просто, надо было только слушать этот ритм, эту музыку боя, музыку, не услышать которую мне казалось невозможным, слушать эту страшную и прекрасную симфонию и вплетать в неё свой голос. Пой и не пытайся фальшивить, вот и всё.

И я “пел”, заходясь от предсмертного восторга, “пел” вдохновенно, с небывалой силой, чисто и точно. Вот, легко уходя от удара вилами, я одновременно проломил колом череп другому нападающему, замахивающемуся топором… И тут же “поднырнул” под свой собственный кол, уходя от удара топором ещё одного мужика… Мимоходом раздробил колено ударившему вилами и, продолжив взмах, ткнул острым концом кола в горло мужику, вооружённому косой и уже замахнувшемуся мне по ногам…

Маневрируя, уходя от ударов, я со всего размаха бросал, вкручивал своё тело в самую, казалось бы, гущу схватки, лишь в самый последний момент меняя направление прыжка, так, что удары, предназначенные мне, летевшие наперехват моего движения, пролетали мимо, а иногда даже попадали в своих. Резко и неожиданно останавливаясь, я “сбрасывал” накопленную телом энергию в сокрушительный удар, чувствуя, как тяжёлый кол как яичную скорлупу проламывает хрупкие кости очередного черепа…

Используя один удар как замах для следующего, я тут же, без остановки, наносил этот следующий удар, наносил туда, где его меньше всего ожидали. Предугадать, куда я брошусь сам и кого при этом ударю, было невозможно, я и сам этого не знал, моё тело, тоже опьянённое насмерть музыкой боя, делало всё как будто само собой, а я только успевал с восторгом удивляться, как здорово всё у него получается…

Это не могло продолжаться бесконечно, я знал, что всех мне всё равно не перебить. Даже если бы я смог продолжать действовать безошибочно, мне на это просто не хватило бы сил. Я уже начинал задыхаться, лёгкие горели огнём, а руки и ноги налились свинцовой тяжестью. Нельзя, рванув как на стометровку, пробежать в этом же темпе марафон. Я знал, что вот–вот моё с каждой секундой всё больше тяжелеющее от усталости тело не успеет уйти от очередного удара… Для меня это не имело ни малейшего значения. Пока что я успевал, пока что я жил. И эти последние мгновения жизни казались мне бесконечными и прекрасными…

Всё закончилось раньше, чем я думал.

— Назад! – раздался властный окрик.

Осатаневшие мужики мгновенно отступили от меня. Кроме, конечно, тех, которые уже не могли двигаться. Я мимоходом добил двоих, корчившихся рядом со мной. Добил потому, что оставлять вплотную от себя живых, хотя и покалеченных врагов, было бы самоубийством. А умирать я, не смотря ни на что, не спешил. Жадно глотал воздух, торопился использовать неожиданную передышку, чтобы хоть чуть–чуть восстановить силы.

Однако быстро же выполняются приказы этого старосты! Его мужики боялись явно гораздо больше, чем меня, хотя я только что на их глазах убил или покалечил как минимум человек семь из них. Сколько же этот староста успел их перебить? И как перебить?

И что же этот упырь задумал? Почему дал приказ отступить? Ведь меня уже вот–вот должны были достать! Неужели жалко своих людей стало? Что‑то не верится… А, понятно, он решил использовать арбалет. Большой и наверняка очень мощный арбалет. Староста умел без промаха стрелять из него на охоте. И сейчас он просто застрелит меня. Как зайца…

“Зачем тратить людишек, которые могут ещё понадобиться? Проще пристрелить этого ухаря. Всё‑таки он действительно знатный рыцарь, обученный драться великим мастером, не врала девчонка… Тем хуже. Тем более – теперь его просто необходимо пристрелить. Сказать потом, бродяга, мол, разбойный, живым взять не смогли, вот и кончили. Может, и поверят… А если рыцарь этот живой останется, тогда ему, старосте, уже не жить точно. И не просто не жить, а… Нет, надо пристрелить, выхода другого просто нет…”

Всё. Вот сейчас он раскроет свою пасть, крикнет мальчишке–слуге, чтобы тот подал арбалет, взведёт тетиву… При всех своих умениях, о которых в этом мире явно даже и не слышали, увернуться от стрелы арбалета, выпущенной чуть ли не в упор, я никак не смогу. Всё. Конец…

Я неожиданно бросился, вернее, сделал вид, что бросаюсь, на замешкавшегося мужика, со стоном волочившего от меня перебитую ногу.

Но на самом деле это моё яростное движение было лишь замаскированным широким замахом для совсем другого движения, для отчаянного скачка совсем в другую сторону. В сторону старосты…

Время опять замедлилось. Как сквозь вязкую толщу воды я летел к старосте, уже начавшему открывать рот. Быстрее. Если он успеет отдать приказ убить меня, мне действительно будет конец. Приказы его исполняются с железной неумолимостью. Ещё быстрее. Вот он заметил мой прыжок, его глаза начали удивлённо округляться, но страха в них ещё нет, испугаться он ещё не успел. Интересно, успеет ли? Ещё быстрее. Последний яростный, рвущий жилы толчок ногой и одновременно – короткий замах колом. Ещё чуть–чуть…

Время взорвалось, опять стало двигаться в обычном ритме. Я сшиб старосту, на лету всаживая кол ему в грудь, протыкая его насквозь. И мы покатились по земле. Кол я так и не выпустил из рук, и когда поднялся, всем телом налёг на него, пригвождая этого упыря к земле. Как и положено в страшных историях про вампиров…

Интересно, кол осиновый? Да нет, явно не осиновый, скорее – дубовый.

Какая разница. Всё равно – конец. Как в древнем анекдоте про внутренний голос:

— Кажется, это конец…

— Нет, ещё не конец! Убей вождя! Убил? Вот теперь – конец…

Но, как ни странно, конца для меня почему‑то не было. По идее, меня должны были немедленно просто разорвать на части, скопом навалиться, не обращая внимания на убитых, и разорвать. Тем более, что я вряд ли смог бы кого‑нибудь ещё убить, этот последний неистовый рывок мгновенно сжёг во мне оставшиеся силы… Но на меня почему‑то не наваливались. А, понятно, почему…

В моей голове опять стали слышны отголоски чужих мыслей, мыслей собравшихся вокруг мужиков.

Старосты больше нет. Нет больше властного и чудовищно жестокого вожака, поставленного над ними самим герцогом. И самого герцога тоже нет. И человек, так умело и без колебаний убивший и того и, скорее всего, другого, явно внушал им теперь такой же почти суеверный страх, как сами герцог и староста.

Хоть и “человек” этот был – одно название, мальчишка, подросток, долговязый и худой, кожа да кости. Всё это ничего не меняло. Он убил и герцога, и мстительного, не знающего жалости старосту. Убил так, как будто имеет на это право. Может, и в самом деле имеет? Может он – какой‑нибудь знатный аристократ? А вдруг он – тот самый внебрачный сын недавно убитого заговорщиками старого короля? Про которого ходят упорные слухи, несмотря на то, что распространителям этих слухов отрезают языки и подвешивают за ноги вниз головой? Вдруг и правда это наследник, бежавший из тайного заключения в каком‑нибудь замке, бежавший, чтобы начать борьбу за корону?..

Обрывки этих мыслей только что убивавших меня людей проносились в моей голове. Надо немедленно действовать, а то эти дети природы, ещё чуть–чуть поразмыслив, примут сейчас решение. Которое покажется им единственно правильным. Что лучше убить наследника короны, а потом попытаться отбрехаться, мол не знали, кто такой, так хоть какие‑то будут шансы выжить или хотя бы помереть не очень уж мучительно. А вот если этот принц, которого они так старательно уже пытались убить, живой останется…