Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 128

Олег твёрдо и серьёзно пообещал свою помощь. Пообещал, что никто мстить мне не будет, он это жёстко проконтролирует. Сказал, что у него есть методы воздействия на эту малолетнюю шпану, и что хоть он никогда ими не пользовался… Тут встрял я и заметил, что и сам способен постоять за себя, и что никакого заступничества мне не надо. Мама прикрикнула на меня, чтобы я помолчал, но Олег серьёзно сказал ей, что Максим совершенно прав, что эта шпана не то, что мстить, обходить его теперь будет за километр. Но лишняя подстраховка тоже не помешает, и он, Олег, её обеспечит. Надёжно. Так что уезжать никуда не надо, всё будет хорошо, он, Олег, это твёрдо обещает.

Мама опять разрыдалась, на этот раз с облегчением и благодарностью. Она верила Олегу, знала, что если он что‑нибудь пообещал сделать, это можно было считать уже сделанным.

А потом… Потом было всё хорошо. Мама вернулась в свою школу проводить “продлёнку”, с которой отпросилась, чтобы проведать сына, у которого должна была сегодня состояться первая в его жизни серьёзная драка. Олег с Сашкой отвели меня домой. Встретившая нас Лапка бросилась меня обнимать и жалеть, но быстро успокоилась. Олег намазал мне лицо каким‑то гелем, заставил выпить какие‑то таблетки, поводил Камнем над левым, совсем заплывшим глазом. Я ещё порывался идти на тренировку, но Олег запретил, конечно, сказал, что как минимум неделю мне придётся отдохнуть.

Я спросил, есть ли сейчас у него время, и он ответил, что есть почти час, а потом надо будет бежать в клуб. Тогда я выпроводил слегка обидевшегося Сашку и рассказал Олегу всё, что узнал вчера от мамы. Олег выглядел очень мрачным и злым, но не перебивал. Молча сидел, машинально поглаживая устроившуюся у него на коленях Лаперузу, внимательно слушал меня. А потом ушёл.

Я очень боялся, что больше он к нам всё равно не придёт и не будет звонить. Но уже этим вечером Олег был у нас.

Мы всей семьёй бросились его встречать. И… остановились немного смущённые. Все, кроме Лапушки.

Наша кошка обычно с большой опаской относится к незнакомым людям, но Олега она ещё днём сразу и полностью признала своим. А сейчас, пока Олег разувался, вообще бесцеремонно запрыгнула ему на спину.

— Пуша! Что же ты делаешь, бессовестная кошка? Ты же девушка! А у девушки должна быть гордость! Разве можно прямо так сразу бросаться мужчине на шею?

— Да ладно, Марин, мы ведь уже знакомы с Лаперузой. Несколько часов. Так что – прочь условности, мешающие нам быть самими собой и радоваться жизни!

Олег взял Пушку на руки, принялся гладить. Лаперуза благосклонно заурчала.

Мама улыбнулась.

— Правда ведь, Олег, это же пушистое чудо! Не понимаю, как некоторые люди не любят кошек!

— Они, Маринка, просто не умеют их готовить… Ой!

Лапушка тут же укусила Олега за палец, которым он щекотал её за ухом. Совсем легонько, но вид у неё был при этом решительный и сердитый.

Олег со Светулькой расхохотались. А я принялся успокаивать любимую кошку.

— Пуша. Пушенька, Лапушечка! Олег Иванович просто пошутил! Не бойся!

Лаперуза с неподражаемым, истинно царским выражением возмущённо взглянула на меня. Я?! Боюсь?! Это я‑то не понимаю шуток?! Вот ещё! Всё я прекрасно понимаю! Но считаю, что в моём присутствии шутки о “приготовлении” кошек совершенно неуместны!





И Пушка на всякий случай, чтобы не было недопонимания, ещё раз цапнула Олега. И, посчитав, что инцидент исчерпан, вновь принялась самозабвенно мурлыкать, уютно расположившись у него на руках.

К Олегу тут же прилепилась Светулька. По молодости лет она почти так же быстро и легко, как Лапка, преодолела стеснение, “мешающее нам быть самими собой и радоваться жизни”. Доверчиво ухватив Олега за руку, она потащила его в комнату.

— Олег Иванович, а знаете, как нашу Лапку зовут?

— Я так думаю, что Лапку зовут Лапкой. Или я ошибся?

Светулька хохочет, совсем уже виснет на Олеге, счастливо заглядывая ему в глаза.

— Нет! А полное имя знаете?

— Ну… Вроде бы Лаперуза?

— Нет! А вот и нет! Лапку звать Лаперуза Светлановна! Вот!

И мы со Светулькой, то и дело перебивая друг дружку, взахлёб поведали Олегу историю второго рождения нашей Лапушки. Как три года назад в крещенские морозы зарёванная пятилетняя Светулька притащила домой найденного в снегу малюсенького закоченевшего котёнка. Найдёныш по всем признаком был не жилец, он уже не двигался и даже не пищал, мог только дышать, мучительно, задыхаясь от хрипов в крохотной грудке. Малышка умирала, но выбросить её назад на мороз у мамы не поднялась рука. Всей семьёй мы принялись бороться за жизнь маленькой Лапки. Принялись отпаивать из соски тёплым молоком, но Лапка ни в какую не хотела сосать, и мама вливала молоко ей в рот из ложечки. Лапка всё равно не могла глотать, молоко выливалось изо рта, но какие‑то капли, видно, всё‑таки попадали внутрь, потому что котёнок всё не умирал. Но глубокой ночью Лапке стало совсем плохо, и мама вызвала по телефону знакомого ветеринара. Ветеринар приехал заспанный и сердитый, но ни пол–словом не упрекнул маму, с Лапкой возился внимательно и долго, и малышке после его ухода стало немного легче.

Несколько дней и ночей подряд мы не оставляли Лапушку ни на минуту одну. Борьба за её жизнь была мучительной и продолжалась довольно долго. Но закончилась нашей всеобщей победой! И из жалкого заморыша выросла грациозная красавица. Пушистая, с удивительно мягкой блестящей бело–рыжей шёрсткой. Вернее, не заурядной рыжей, а изысканного абрикосового цвета… Неженка и чистюля, умная и добрая, привередливая в еде, озорная и всё на свете понимающая, знаток и любительница женской одежды (маминой и Светулькиной), которую ловко выгребает из “шкафоньера” и придирчиво разглядывает… Всеобщая любимица, свет в окошке, одним словом – Лапушка. А официально – Лаперуза Светлановна. А как же иначе? Если бы не моя сестрёнка, Лапке ни за что не пришлось бы родиться второй раз…

Лапка тоже внимательно слушала наш рассказ, время от времени подтверждающе мяукая, снисходительно позволяла Олегу гладить свою царственную шёрстку. Мама улыбаясь, молча смотрела на нас. Лишь когда рассказ закончился, спохватилась (“Ой, что же это я, сейчас чай поставлю”).

Потом мы все вместе пили чай с принесёнными Олегом конфетами и болтали о всяких пустяках. Лапка тоже сидела за столом, на коленях у Олега, деловито выклянчивая и себе что‑нибудь вкусное. Сразу после чая Светульку как самую малолетнюю и меня как пострадавшего в бою мама отправила спать. А сама ещё долго разговаривала с Олегом на кухне. В моей комнате, понятное дело, всё было слышно, но я не прислушивался. Ноги почему‑то буквально отваливались, глаза слипались, и в полудрёме я разобрал только, что Олег просит прощения у мамы за свой идиотизм, а мама у Олега – за свой. Мне было спокойно и хорошо лежать под их уютные разговоры, и я незаметно для себя заснул…

Кино

После драки с Тайсоном мама несколько дней не пускала меня в школу. Нельзя сказать, что я был очень уж недоволен этим. Мне действительно требовалась передышка, слишком большое нервное напряжение навалилось на меня в предыдущие дни, я чувствовал просто смертельную усталость.

После уроков приходил Сашка, сообщал последние школьные новости. Тайсон после той драки тоже не появлялся в школе, он, как и Питон, угодил в больницу. Олег осторожно попытался выяснить, что с ним, оказалось, что врачи и сами толком не знают. Никаких особых повреждений у Тайсона они не обнаружили, но он был заторможен, угнетён, часто падал в обморок, давление было низким и приходить в норму не хотело. Олег успокоил нас с Сашкой, сказал, что ничего опасного нет, просто последствия от моего “кумулятивного” удара наложились ещё и на его психологический надлом, эмоциональный срыв. Тайсон, как оказалось, совершенно не умел проигрывать. Через две недели, пообещал Олег, он будет в полном порядке. Внешне, разумеется. Внутренний надлом останется с ним навсегда.

А Питона выписали из больницы уже на следующий день. С рукой в гипсе. Обормот, как и предполагал Олег, только радовался тому, что ему можно теперь не писать. Угрызениями совести и прочими внутренними терзаниями он не очень мучился. В отсутствии Тайсона Питон попытался возглавить школьную шпану, но стать “ка–Питоном кабанды” ему не удалось. Без вожака шпана утратила монолитность, внутри неё происходили какие‑то сложные разборки, “передел власти”, произошёл раскол на несколько мелких групп. С крушением авторитета Тайсона авторитет его бывших “шестёрок” тоже сильно упал. Такого панического страха, как раньше, у ребят перед ними уже не было.