Сила меча

— Ну… что ты… Максимка…. Всё хорошо… Извини… напугал я тебя…

Потом он очень медленно сел, успокаивающе сжал моё плечо, сделал несколько осторожных вдохов и выдохов и, собравшись с силами, поднялся на ноги.

— Ну всё, Максим, не реви. Это мне вообще‑то реветь сейчас положено. Да шучу я, всё уже прошло. И не надо опять извиняться. Мы ведь заранее друг перед другом извинились и друг друга простили. Да знаю я, знаю, что ты не хотел. Это я сам чуть не клещами вытянул из тебя этот удар. Это‑то и плохо, что сам ты – не хотел меня бить, хотя и обещал. Единственное, чего я боюсь, это то, что ты и Тайсона завтра не захочешь ударить.

Но запомни, Макс. Если ты завтра пожалеешь и не “вырубишь” Тайсона, я обижусь. Всерьёз, по–настоящему. Для меня будет это означать, что ты меня предал. Что всё, что сейчас случилось – было зря. Я имею в виду не только то, что мне пришлось пару минут “отдохнуть” на татами. Я ведь тебя этим перепугал ужасно. Хотя знал, что перепугаю. А думаешь, легко мне это далось – пацана так перепугать? А думаешь, легко было себя заставить по морде тебе настучать?..

Я знал, что нелегко. Я вообще не мог раньше и представить себе, что Олег способен всерьёз ударить, тем более по лицу, мальчишку, даже такого большого, как я. Не говоря уже о том, чтобы всерьёз перепугать. Значит, действительно получается, если пожалею Тайсона – предам этим Олега, его доверие, то, что он сломал в себе ради меня.

Тайсон был обречён.

Предать Олега было для меня делом совершенно немыслимым. Лучше — умереть.

Я не стал, конечно, говорить об этом Олегу, о таких вещах не говорят вслух. Но Олег понял меня и без слов. Он опять улыбнулся мне, сказал, чтобы я ничего не боялся, пожелал удачи и выставил из клуба.

Славка

По дороге домой, проходя мимо стройплощадки, я заметил на ней возбуждённую толпу пацанов. Я сталкивался с этой компанией и раньше, эти уроды любили забавляться тем, что ловили и мучили, иногда замучивали насмерть животных, кошек и собак, “катувалы” их, как они сами выражались, мерзко при этом улыбаясь.

Сейчас они тоже явно были заняты любимым своим делом, расстреливали из рогаток какое‑то животное, раздавался гогот, свист, азартные крики.

Ещё месяц назад я бы прошёл мимо стройплощадки, прошёл бы, сгорая от стыда, презирая, даже ненавидя себя за своё малодушие, но прошёл бы. Страх перед палачами в таких случаях оказывался во мне сильнее сострадания жертве.

Но теперь в моём кармане звенел хрустальным светом Камень Луны, во мне самом жила частица Лунного Меча. И после сегодняшней “беседы” с Олегом я уже тем более не мог пройти мимо.

Протиснувшись сквозь дырку в проволочной сетке, я побежал к малолетним уродам. На бегу засунул руку в карман и прикоснулся к Камню. Ладонь тут же начало сильно жечь, как будто она только что сжимала рукоять Лунного Меча. Я нетерпеливо рвался в бой, хотя внутренне всё‑таки обмирал про себя.

Было врагов человек восемь, большинство – младше меня, но если вместе навалятся – никакое Айкидо не спасёт. Хорошо ещё, что среди них есть пара пацанов из нашей школы, эти знают про мой сегодняшний “подвиг” и ещё десять раз подумают, стоит ли со мной связываться.

Самый рослый из врагов, мой ровесник, а может чуть постарше, держал в руках длинный бельевой шнур, к концу которого за заднюю лапу была привязана кошка. Придурок то подтаскивал кошку поближе к себе, то “отпускал” её, давая ей возможность бежать, остальные соревновались в стрельбе “по движущейся мишени”. Кошка выглядела ухоженной, домашней, я представил на её месте Лапушку, и ненависть к палачам обжигающе ударила в голову. Так, спокойно, спокойно… Главное, ненароком не убить кого‑нибудь из них…

Тот, кто держал шнур, явно был главным у них, он распоряжался, отдавал команды уверенным тоном, не допускающим возражений. Ладно, с тебя и начнём.

Левой рукой я перехватил у него верёвку (если кошка убежит вместе с верёвкой, то запутается ещё где‑нибудь, лучше бы попытаться отвязать), а правой молча вкатил ему “оплеуху”, “затрещину” наподобие тех, какие только что отрабатывал с Олегом. Не во всю силу вкатил, но от души.

Ого! Ничего себе! Видно всё‑таки я немного перестарался. Парня сшибло на землю, он обхватил руками отбитую голову и стал, жалобно подвывая, кататься в пыли.

Жалости к нему я не почувствовал. Что когда бьют – это больно, этот урод знал и без меня, и это знание доставляло ему до сих пор мерзкое удовольствие. Испытай, сволочь, теперь это же на своей шкуре!

Дальше. Только не останавливаться. Этот урод – главный, но он не один. Я вложил отобранный шнур в руку самого маленького мальчишки, лет двенадцати, который был почему‑то без рогатки, свирепо рявкнул ему: “Держи!” и ударил ногой в грудь ещё одного говнюка, из тех, что постарше.

Вот это да! Парня так швырнуло спиной на других придурков, что, падая, он сшиб с ног одного из них.

Не останавливаясь, я схватил за шиворот следующего и, с размаху вкрутившись всем телом ему за спину, “сдёрнул” за собой и его, крутанул вокруг себя, стараясь опять направить на других, столкнуть. Получилось! Да ещё как!

Остальные в ужасе уже разбегались в разные стороны. Те, кто упал, в том числе и главарь, тоже торопились подняться и уковылять прочь. На месте оставался только мальчишка, которому я дал держать верёвку с привязанной к ней кошкой.

Убегая, один из пострадавших обернулся и что‑то угрожающе крикнул на ходу. Я немного знал его, знал даже его кличку.

— Гнилой, стоять! Стоять, я сказал! Что ты там провякал?! А ну, сюда иди! Быстро, а то горбатым сделаю!

Ничего себе! И голос “командный” прорезался! Да ещё какой! Кто бы подумать мог. И всего то надо было – по морде мне один раз надавать хорошо! Где только Олег раньше был…

Спотыкаясь негнущимися от страха ногами, Гнилой торопливо направился ко мне. Подошёл, уставился круглыми глазами, в которых были обречённость, ужас и бессильная покорность. Ох, как не понравилось мне это! Как напомнило мне выражение лица совсем другого пацана в другом месте…

— Ещё узнаю, что кошек “катуете”, очень буду огорчён. Очень. Огорчён. Понятно? А теперь брысь отсюда, мразь!

Парень, не веря, что так легко отделался, даже в морду ни разу не получил, пару секунд постоял, растерянно глядя на меня, потом торопливо ушёл.

Я обернулся к мальчишке со шнуром и к привязанной кошке. Кошка была перепугана, но вроде бы более–менее цела, не успели ещё искалечить. Как бы отвязать её, чтобы руки не исцарапала?

Исцарапала, конечно. И покусала. Не очень сильно, но крови было довольно много. И убежала, даже спасибо не сказала.

— Спасибо, – вдруг раздалось за спиной. Чертыхнувшись от неожиданности, я обернулся. Мальчишка так и стоял, держа шнур в опущенной руке, и из глаз у него катились слёзы.

— Спасибо тебе, – повторил он тихо.

— За что спасибо‑то? – неловко спросил я, – тебе ведь тоже от меня досталось?

— Нет. Меня ты не тронул. Но не в этом дело. Даже если бы ударил, я всё равно спасибо бы тебе сказал. За кошку. За то, что спас. Я тоже хотел заступиться за неё, но было страшно. Хирург, ну тот пацан, которого ты первого ударил, его знаешь, как все боятся? Он… он, – мальчишка запнулся, но потом переглотнул и продолжил, – он говорит, что если кто вякнет против, то затащит его в подвал и сделает “операцию”, такую же, как с кошками. А кошек он… живьём…

Лицо у мальчишки скривилось, губы затряслись, он отвернулся в сторону, слёзы потекли сильнее.

Вот ещё напасть! И что теперь с ним делать, как успокаивать? Не обнимешь же как Светульку, не прижмёшь к себе… Руки все в крови, перепачкаю… Да и как бы это со стороны выглядело? Два обнимающихся пацана на пустой стройплощадке… Его же потом задразнят, уроды эти наверняка далеко не убежали, за нами из‑за углов наблюдают.

Пока я стоял и неловко топтался на месте, размышляя, как успокаивать мальчишку, он постепенно перестал плакать сам.

— А ты молодец, – ещё продолжая понемногу всхлипывать, похвалил он меня, – как их всех расшвырял, здорово! Я тебя знаю, ты на Айкидо ходишь. Тебя Дебилом зовут.