Страница 29 из 112
— А теперь попрошу самого открывателя поделиться с вами добытыми ценными сведениями. Уверен, господин Грэхем и впредь будет нам помогать, внося полезные предложения.
Громко и уверенно Грэхем изложил аудитории произошедший несколько часов назад случай.
— Совершенно необходимо, — сказал он, — тотчас начать интенсивное исследование ультракоротких волн, излучать их через радиомаяки и определять, какие именно частоты, если таковые обнаружатся, наиболее губительны для витонов. На мой взгляд, следует оборудовать подходящую лабораторию в отдаленном, безлюдном месте, вдали от боевых действий, поскольку витоны, как удалось установить, скапливаются там же, где скапливаются люди, и очень редко посещают ненаселенные районы.
— Отличная мысль! — полковник Лимингтон поднялся и с высоты своего роста окинул взглядом сидящую аудиторию. — Обнаружено, что численность витонов равняется одной двадцатой — одной тридцатой части людского населения. Уверенно говорю: большинство этих тварей ошивается близ мощных источников человеческой и животной энергии. Лаборатория, упрятанная в пустыне, где урожай эмоций отсутствует или бесконечно мал, годами не привлечет их внимания, а следовательно, и нападения избегнет.
Собравшиеся ответили воодушевленным, одобрительным гулом. Впервые с начала кризиса, невольно ускоренного Бьернсеном, появилось чувство: человечество — на верном пути, оно сможет раз и навсегда стряхнуть многовековое иго. И тут же, словно желая напомнить, что воодушевлению должна сопутствовать осторожность, земля содрогнулась, снаружи долетел приглушенный грохот, а душераздирающий вой, несколько запоздало донесшийся с неба, объяснил причину.
Лимингтон уже подыскал место, чтобы соорудить первый оплот планомерного и целеустремленного сопротивления. Не обращая внимания на шум, начальник разведки отечески улыбнулся Грэхему, все еще стоявшему на возвышении. Полковник уже знал: предложение примут, и Грэхем сыграет роль, которая послужит вящему укреплению репутации всего ведомства. От людей своих Лимингтон неизменно требовал одного: отдавать избранной цели душу и тело — не больше и не меньше. Полковник всегда получал требуемое.
— Бесполезно биться с азиатами, не пытаясь одновременно сокрушить их коварных повелителей. Уничтожить витонов — значит, вывести наших врагов из-под власти заблуждения, возвратить им похищенный рассудок. Ведь азиаты — такие же люди, как и мы с вами. Заглушите дьявольский источник бредовой гордыни и безумных мечтаний — и ярость азиатская тотчас же утихнет, Давайте нанесем удар, вручив миру ключ к победе, оказавшийся в наших руках.
— Почему бы не собрать ученых и не засадить их за работу? — раздался голос из зала.
— Мы сделали бы это, но горький опыт учит, что тысяча рассредоточенных экспериментов несравненно безопаснее одного, над которым трудится тысяча участников. Пускай весь западный мир возьмется за дело — тогда никто, видимый или невидимый, не сможет помешать окончательной нашей победе!
Собравшиеся одобрительно зашумели. Грэхем рассеянно смотрел на шкаф, оберегавший единственную дверь. Воспоминание о Биче отозвалось в памяти глухой болью. А ведь были и другие воспоминания, столь же трагические — Майо, разбившийся вдребезги о мостовую; Дейкин, безрассудно летящий навстречу гибели; сосредоточенный взгляд страдальца с воображаемой собакой в животе; убийственный грохот, с которым машина Корбетта врезалась в бетонную стену; черная пелена взбесившихся атомов, развевающаяся и возносящаяся над Сильвер–Сити…
Но не стоит отравлять людям редкие минуты искреннего и могучего душевного подъема. Все равно, исследовать ультракороткие волны можно лишь в двух направлениях — верном и неверном; это ясно как Божий день. Неверное — завершится беспросветным рабством, а верное может оказаться чревато безжалостным истреблением всякого, кто приблизится к окончательному успеху.
Будущее сулило гибель — гибель каждого талантливого ученого, ставшего на передний край призрачной битвы. Грэхем не мог набраться духу и высказать эту страшную догадку. Аудитория затихла, он сошел с возвышения. Тишина прервалась, однако, привычным напоминанием о рыскающей неподалеку смерти.
Пол подскочил на шесть дюймов и медленно опустился, проседая. Обитатели подземелья застыли в напряженных позах. Сквозь толстые стены долетел неистовый грохот рушащейся каменной кладки. С неба грянул злобный рев, а после краткого затишья раздался более протяжный и приглушенный гром — по улицам катились боевые машины, выискивая новые просторы, чтобы вновь и вновь было где сеять разруху, кровь и страдания.
Сангстер был озабочен, и скрыть этого не пытался. Он сидел за своим столом в Ведомстве Целевого Финансирования, здании Манхэттенского Банка, глядел на Грэхема, Воля и Лимингтона и говорил, не обращаясь ни к кому в отдельности:
— Уже целых двенадцать дней, как международное радиовещание предоставило свои каналы всем и каждому, кому не лень ими воспользоваться — от радиолюбителей до фабрикантов радиоаппаратуры, — провозгласил он ядовито. — И кто же попытался воспрепятствовать этой повальной перекличке? Да никто! Ни-кто! Представляй исследование коротких волн угрозу для витонов, они бы Землю вверх тормашками повернули, только бы помешать. За специалистов–радиотехников взялись бы так, что уже ни единого не осталось бы ни в Африке, ни в Антарктике! А витоны полностью презрели всю эту мышиную возню. Плюнули на нее! Мы с равным и, пожалуй, большим успехом, могли бы искать против них чудодейственное заклинание. Напрашивается вывод: избрали неверный путь. А вдруг они шарахались от физиотерапевтических установок просто для того, чтобы пустить нас по ложному следу? А теперь исподтишка посмеиваются? Нет, гогочут! Не нравится мне все это, не нравится!
— А вдруг они хотят, чтобы мы именно так и думали? — спокойно спросил Грэхем.
— Да? — челюсть Сангстера так широко и внезапно отвалилась, что остальные невольно рассмеялись.
— Ваша точка зрения как раз и доказывает: равнодушие витонов — умышленное. Хотят обескуражить людей. — Подойдя к окну, Грэхем метнул взгляд на развалины Нью–Йорка. — Заметьте, я говорю “умышленное”. Но кажущаяся их беспечность вызывает подозрение. Проклятые твари понимают в человеческой психологии куда лучше, нежели когда-нибудь научатся даже умницы вроде Юргенса.
— Хорошо, хорошо, — Сангстер потер лоб, схватил со стола какие-то бумаги, извлек лист. — Вот сообщение радиокорпорации “Электра”. Их специалисты могли бы с неменьшей пользой гонять ворон. Вы послушайте: короткие волны, похоже, воняют! Смердят! Пролетающие шары облучали на всех частотах, а те лишь увертывались, будто запах скверный учуяли. Боб Трелливан, их главный дока, почти уверен, будто окаянные ублюдки действительно воспринимают определенные радиоволны нюхом. — Обвиняющий палец Сангстера уткнулся в лист. — Куда мы движемся, господа?
— Приносит пользу даже тот, кто только думает и ждет, — назидательно процитировал Грэхем.
— Прекрасно, будем ждать. — Отнюдь не умиротворенный Сангстер откинулся на спинку стула, водрузил ноги на стол, изобразил на лице олимпийское спокойствие. — Я всецело тебе доверяю, Билл, однако эти исследования ведутся на денежки моего ведомства. Было бы гораздо легче знать — чего же, собственно, мы ждем?
— Ждем, покуда хоть один экспериментатор изжарит хоть одного витона, — худощавое лицо Грэхема омрачилось: — А еще сдается мне, что дождемся первого из новой череды покойников. Дьявольски неприятно говорить об этом.
— Проклятые шары имеют милую привычку выведывать чужие мысли, — вмешался Лимингтон. — И здесь уже мне дьявольски неприятно говорить, но в один прекрасный день, Билл, они заглянут в голову и вам. И поймут, что вы в колоде — главный козырь. Сами понимаете, отыщут вас мертвехоньким.
— Каждому приходится изрядно рисковать, — сказал Грэхем. — А я уже рискнул один раз — когда на свет появиться надумал…
Он опять поглядел в окно:
— Смотрите! Сюда!
Собеседники ринулись на крик. У подножия Либерти Билдинг заклубилось густое серое облако. Раздался оглушительный грохот, сотрясший всю округу. Затем донесся душераздирающий вой с неба, становившийся по мере снижения все громче благодаря доплеровскому эффекту.