Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 112

Росшая в, конце тропы рябина укрывала ветвями узкий, стремительный, отливающий металлом корпус. Тень мелькнула у ствола, прильнула к машине. Тихо щелкнул смазанный замок, раздался негромкий, но мощный гул. Тревожно вскрикнула ночная птица. Металлический цилиндр вырвался на дорогу и ринулся по ней, держа курс на перевал.

Рассветало, когда цилиндр оказался у стратопорта Бойз. На одном краю небосклона мигали в постепенно бледнеющей мгле неяркие звезды, на другом уже возносились розовые лучи занимающегося дня. Утренняя дымка полупрозрачной пеленой висела над отрогами Скалистых Гор.

Зевнув, Грэхем сказал полицейскому лейтенанту Келлерхэру:

— Профессор Бич и я отправляемся в разное время и летим разными путями. Тому есть особые причины, Совершенно необходимо, чтобы хоть один из нас добрался до Вашингтона. Вы лично отвечаете за то, что через час Бича встретят и в полной сохранности проводят на борт “Олимпийца”.

— Не волнуйтесь, будет сделано в наилучшем виде, — заверил его Келлерхэр.

— Вы ответственны лично, — повторил Грэхем, широко зевнул и, не обращая внимания на завороженный взгляд лейтенанта, прикованный к его глазам, забрался на заднее сиденье скоростного армейского самолета, уже готового сняться и помчать на восток.

Согнувшись над рычагами, пилот запустил двигатель. Сопла хлестнули длинными струями пара и языками пламени, отразившимися в зеркальной поверхности крыльев. Исступленно ревя, машина вонзилась в рассветное небо и, потянув за собою быстро тающий перистый шлейф, понеслась над горами, тревожа их покой раскатами громового эха.

Набрав высоту над зубчатыми гребнями Скалистых Гор, летчик выровнял машину. Грэхем, судорожно зевая, глядел в иллюминатор. Глаза его, несмотря на усталость, сохраняли все тот же непреходящий блеск.

Двигатели мерно вибрировали, заставляя самолет опережать собственный рев на полмили. Постепенно Грэхем склонился подбородком на грудь, сомкнул затрепетавшие, отяжелевшие веки, стал похрапывать, убаюканный монотонной дрожью и покачиванием.

Толчок и стремительный перестук колес по плитам посадочной полосы разбудили его. Вот и Вашингтон! Легонько толкнув пассажира в бок, пилот усмехнулся и кивнул на часы.

— Прибыли чок–в-чок!

Грэхем вышел, к нему торопливо приблизились четверо. Двоих он узнал: полковник Лимингтон и лейтенант Воль. Двое были незнакомыми — высокие, крепкие, властные.

— Получил вашу телеграмму, Грэхем, — сообщил полковник, Его проницательные глаза так и горели от нетерпения. Лимингтон извлек из кармана бланк и прочитал вслух: — “Дело проясняется зпт исхода зависит судьба человечества тчк необходимо доложить президенту тчк встречайте армейским самолетом зпт прибываю два сорок”. — Он встопорщил усы. — Насколько понимаю, сообщение ваше — страшного содержания?

— Так точно! — Устремляя в небо холодные, сверкающие глаза, Грэхем, казалось, выискивал там что-то незримое. — Придется принять строжайшие предосторожности, иначе — мне конец, а вы так ничего и не узнаете. Необходимо подыскать хорошо защищенное подземное убежище — скажем, подвальный этаж правительственного здания. И обеспечьте магнитофонную запись: мало ли что? — а вдруг, несмотря на все предосторожности и везение, мой рассказ оборвут?

— Оборвут? — Лимингтон нахмурился и недоуменно воззрился на Грэхема.

— Именно, оборвут. Как обрывали уже многих — в разное время, в разных местах, и безо всякого предупреждения. А поскольку мне теперь известно все, меня отправят на тот свет с еще большим проворством. Присмотрите место понадежнее и понезаметнее.

— Что ж, это можно устроить, — согласился Лимингтон. Оставляя без внимания любопытство, от которого сгорали трое остальных, Грэхем продолжал:

— Еще поручите кому-нибудь встретить доктора Бича в Питтсбурге. Он прилетит вечером на “Олимпийце”. Доставьте его сюда; он подтвердит мои слова — или договорит за меня.





— Договорит?..

— Да, — если я не успею.

— Странные вещи вы произносите, Грэхем, — буркнул Лимингтон, подходя к ожидавшему гиромобилю.

— Естественные. Как смерть. — Грэхем забрался в машину, остальные последовали за ним. — Еще немного — и услышите обо всем в доступном и простом изложении. И} наверное, пожалеете, что услышали.

***

Он изложил все — аудитории из тридцати человек. Слушатели расположились рядами, на жестких неудобных стульях в помещении, скрытом под тридцатифутовой толщей земли. Единственную дверь защищал люминесцентный экран, по тревоге доставленный из правительственной лаборатории. Сверхчувствительная поверхность, готовая засветиться при появлении непрошенных и незримых гостей, оставалась пока тусклой и безжизненной. А над потолком, исполинским каменным телом заслоняя заговорщиков от всевидящей нечисти, высилось Министерство Обороны.

Смешанная аудитория внимала рассказу с настороженным ожиданием и легким недоверием. Присутствовали полковник Лимингтон, лейтенант Воль и двое правительственных чиновников, встречавших Грэхема в стратопорту. Слева от них беспокойно ерзали на стульях сенаторы Дин и Кармоди, — доверенные лица президента. Широкоплечий флегматик, сидевший справа, был Уиллетсом С. Кейтли, главою разведывательной службы; с ним рядом находился личный секретарь.

Ученые, государственные служащие, психологи–консультанты — всего три десятка человек. Вот умное лицо, обрамленное белой гривой, — профессор Юргенс, выдающийся знаток массовой психологии, — или, как предпочитают выражаться его просвещенные собратья, — “реакции толпы”. Смуглый мужчина с тонкими чертами, выглядывающий из-за плеча Юргена, — Кеннеди Вейтч, ведущий специалист по физике излучения. Шестеро слева — из тех, кто давно работает над созданием волновой бомбы, ищет надлежащую и достойную преемницу атомной. Остальные — столь же компетентные, каждый в своей области; об одних никто и слыхом не слыхивал, другие стяжали всемирную славу.

Горящие глаза, хрипловатый голос и выразительные жесты Грэхема доносили до искушенных, восприимчивых умов чудовищную правду. Работавший в углу магнитофон усердно и непрерывно записывал сведения, становящиеся отныне всеобщим достоянием.

— Господа! — начал Грэхем. — Не столь давно шведский ученый Пер Бьернсен занимался изысканиями в неисследованной области. Месяцев шесть назад его работа завершилась успехом. При этом обнаружилось, что границы человеческого зрения можно раздвинуть. Блестящих результатов удается достичь одновременным применением иода, метиленовой синьки и мескаля. Как именно взаимодействуют эти составные части, не вполне понятно, — и, тем не менее, сомневаться в их эффективности не приходится. Обработка по прописи Бьернсена позволяет человеку воспринимать несравненно более широкую полосу электромагнитных колебаний, нежели та, что доступна обыкновенному зрению.

— И насколько более широкую? — раздался недоверчивый вопрос.

— Граница сдвигается лишь в одном направлении, — отвечал Грэхем, — в сторону инфракрасного диапазона. И если верить Бьернсену, оказывается в пределах ультракороткой частоты.

— Неужели тепловидение?

— Именно, тепловидение. Даже сверх того, — подтвердил Грэхем.

Возвышая голос, дабы перекрыть нарастающий изумленный ропот, он решительно продолжил:

— Как в точности достигается подобный эффект — предстоит установить вам, ученым. А сейчас поговорим о другом — о поразительном факте, извлеченном на свет Божий благодаря открытию Бьернсена, — факт, не способный оставить равнодушным ни меня лично, ни эту страну, ни весь мир. — Он помолчал и выпалил напрямик: — Господа! Наша планета принадлежит иным, более высоко развитым существам!

На удивление, не последовало ни возмущенного гула, ни гневных возражений, ни просто скептических смешков. Собравшихся что-то сдержало: то ли ощущение открывающейся истины, то ли убежденная искренность докладчика. Bee застыли, словно изваяния, устремив на Грэхема потрясенные, завороженные, встревоженные взгляды. Новость явно превосходила самые смелые ожидания.