Страница 110 из 112
Они отправились в путь, положив на носилки рядом с Сэмми его мачете, понимая, что тот никогда не сможет им воспользоваться. Молиту казалось, что он понимал состояние Сэмми, которому мачете помогало чувствовать себя полноценным членом их маленького отряда. Но он глубоко ошибался.
Сэмми беспомощно лежал на носилках, ловя взглядом отблески солнечных лучей на остром лезвии мачете, смотрел, как над ним проплывают ветви деревьев, стебли лиан, безмолвно кусая до крови нижнюю губу, чтобы превозмочь жгучую боль в обрубках ног. Попавшие в его организм чужеродные микробы начали свою разрушительную работу.
К середине второй ночи нестерпимое жжение распространилось на поясницу. Заснуть Сэмми не мог, и, пытаясь сесть, с невероятным усилием приподнял над циновкой верхнюю часть туловища и огляделся вокруг
Билл вышагивал, неся очередную вахту. Малыш Ку неслышно дыша спал, а Фини, растянувшийся на мешках с поклажей, повизгивал и поскуливал во сне. Отблески пламени выхватывали из темноты причудливые сплетения ветвей растений и деревьев.
Молит, заметив приподнявшегося Сэмми, подошел к нему и опустился рядом на колени.
— Ну, как ты? — шепотом, чтобы не разбудить Малыша Ку, спросил участливо Молит.
— Плоховато, я…
— Подожди минутку. — Молит осторожно переступил через спящего Малыша Ку и, порывшись в куче мешков, вытянул что-то, потом вернулся к Сэмми. — Я прихватил их со спасательной шлюпки, — объяснил он, показав жестяную коробку с сигаретами.
— Какой шлюпки? — спросил Сэмми.
— Той, которая спасла нас и сюда доставила.
— Как же давно это было.
— Хотел их приберечь до торжественного прибытия на станцию. Но теперь такое количество нам не понадобится.
— Не надо. Убери их, — глухо сказал Сэмми. Он безуспешно пытался скрыть от Молита, что задыхается. — Жаль их вскрывать… Попадет воздух, а запечатанные они могут храниться долго.
— Малыш Ку не курит. Так что нас двое. — Молит разгерметизировал банку и щелчком открыл крышку, дал Сэмми сигарету и поднес огоньку. Потом закурил сам, глубоко затягиваясь. — Как насчет укола морфия? — неожиданно спросил Молит.
— А ты умеешь делать уколы?
— Нет.
Сэмми, с трудом приблизив свое лицо к лицу Молита, заговорил, понизив до громкого шепота голос:
— Вы уже тащите меня на руках два дня. Сколько вы прошли за это время?
— Миль семь, — наобум брякнул Молит.
— Выходит, по три с половиной мили в день. Негусто, верно?
— Ну и что из этого?
— Вы не можете идти с такой ношей, — продолжал свое Сэмми, — вам приходится опускать носилки всякий раз, когда тропу преграждают лианы, чтобы прорубить проход. Вы нормальные люди, и у вас только по две руки, а не по шесть. И ноги у вас тоже не железные.
— Ну и что из этого? — с тем же выражением в голосе повторил Молит.
— Сам знаешь.
Молит выпустил тонкую струйку дыма и понаблюдал, как она рассеивается в воздухе.
— Может, я и не подарок, но никак не убийца, понял?
— Да ты взгляни на это иначе, — взмолился Сэмми, сморщившись от боли. — Ты не хуже меня знаешь, что мне все равно умирать, чуть раньше или чуть позже. Это лишь вопрос времени. Я прошу тебя облегчить мои страдания. Пожалуйста…
— Не крути. На самом деле ты хочешь, чтобы мы облегчили себе существование, — прервал его Молит. — Еще пискни, и я оторву твою безмозглую башку!
Сэмми слабо улыбнулся.
— Тебе, Вилл, нет равных в умении успокоить человека при помощи угроз.
— Будет тебе, — мягче добавил Молит, — я схожу за морфием.
Тихо вздыхая, Молит обогнул костер и стал снова рыться в медикаментах. “Билл”, — вспомнил он. Впервые Сэмми назвал его по имени. Возможно, все так бы и обращались друг к другу, доживи они до этого дня.
К примеру, Пэйтон. Может, сегодня они бы не говорили такими скверными фразами, как “Эй, Пэйтон, подними-ка вот это!” и “Слушаюсь, мистер Молит”, а разговаривали бы совсем иначе, по–человечески: “Прихвати эту штуку, Гэнни” — “Хорошо, Билл”.
Могла бы и миссис Михалич уже называть его “Билл”, а он бы обращался к ней “Герда” или “Мамушка”. Мог бы придумать какое-нибудь ласковое прозвище, вроде “Тутси”. Когда-то он бы и мысли подобной не допустил. Так было раньше, но не теперь, теперь — нет. Все изменились и, самое главное, изменился он сам.
Сэмми, не раздумывая, бросился в реку на выручку Максу, а теперь уговаривает его, чтобы выстрелом из пистолета он снял бремя, которое возложил на них. Пэйтон без колебаний ринулся навстречу неведомой опасности с единственной целью — отвести ее от других. Герда и Григор пожелали умереть, чтобы не быть обузой для остальных. Даже Фини, и тот бесконечно спасал их от опасностей в столь многотрудном, гибельном для многих пути. Все оказались достойными уважения людьми. Каждый по–своему в зависимости от характера, проявил мужество, действуя сгоряча, расчетливо, импульсивно.
А что представляет собой он, Билл Молит? Что у него в запасе? Вытатуированная на руке танцовщица, могучее, как у быка, тело с клоком волос на груди и колоссальная выносливость, при которой он может брести до последнего, пока не упадет замертво.
Все остальное — невежество. Его знания отменного специалиста в области реактивной техники в этих условиях — ненужный хлам. Никаких познаний в области медицины, что просто необходимо, как воздух. Он не обладает острым, как у Фини, слухом и его тончайшим обонянием. Он никогда не сможет так ловко мастерить, как Малыш Ку, нет у него той удивительной выдержки и невозмутимого спокойствия, с которыми тот приемлет будущее. Даже плавать, как Сэмми, он и то не может. Выходит, что он вообще толком ни черта не умеет.
Разве только что умеет успокаивать людей с помощью угроз. Такой маленький плюсик против целого ряда минусов.
Как у большинства людей, глубоко переживающих свои недостатки, самобичевание доходило до крайности. Сознание и психика сейчас напоминали маятник с широкой амплитудой, который, качаясь, переносится из одной крайней точки в другую.
И на это была причина. Из глубины его существа… а может, извне, из немыслимой дали?.. ему слышался голос.
К Сэмми он вернулся со шприцем.
— Я подумал, что один полный шприц морфия — это самая большая доза. Будем надеяться, что угадал. Ну, как, рискнем?
— Давай. — Лицо Сэмми перекосилось от боли. Недокуренная сигарета вывалилась изо рта. — Делай что угодно, как сумеешь, только бы мне стало полегче.
— Мне кажется, что лучше всего колоть в бедра. Поближе к ранам. Хочешь, всажу по поль^прица в каждое?
Сэмми молча кивнул. Присев рядом с ним на колени, Молит впрыснул ему морфий. С великим напряжением он заставил свои большие волосатые пальцы проделать это тонко и осторожно, хотя более неуверенно он себя никогда не чувствовал.
Он поднялся с колен, взмокший, как после огромной физической нагрузки.
— Тебе лучше?
— Нет. Я предполагаю, что нужно выждать пару минут. — Сэмми обессиленно откинулся на спину. Чуть погодя он проговорил: — Боль уходит. Уже намного легче. — Он прикрыл глаза. — Спасибо, Билл.
Лицо Сэмми испускало странное призрачное сияние. Молит с тревогой наклонился и прислушался к его дыханию. Успокоившись, что Сэмми уснул, он вернулся на свой сторожевой пост.
С рассветом тронулись в путь, которому, казалось, никогда не будет конца. Поздним утром, поднимаясь на небольшую возвышенность, Молит почувствовал, что носилки тянут его назад. Он оглянулся и увидел, что Малыш Ку опускает их вниз. Молит молча опустил, так же молча глянул в глаза–щелочки.
— Она не смотреть, не двигаться. Чуть–чуть не падать с носилки. Моя думать, она умирать, — неуверенно сказал Малыш Ку.
Фини как-то боком подошел к неподвижному телу, осторожно обнюхал и, подняв морду, тонким голосом пронзительно завыл. Молит упал на колени у носилок Сэмми, пощупал его пульс, приложил ухо к груди. Ничего не говоря, достал лопату…
Оки собрали поклажу, оружие и пошли дальше.
Теперь их осталось трое — двое людей и собака.