Избранное

Из глубины девичьей души вырвался вздох:

— Неужели ты не разобрался в моей душе?

Он поднес к своей груди руку, в которой сжимал пучок травы:

— Разве в твоей душе не то же, что и в моей?

Она молча кивнула, сквозь гримасу страдания на ее лице проступило глубокое чувство.

Снова воцарилось молчание. Потом он заговорил так, словно хотел зажечь огонь в ее сердце. Его глаза лучились радостью — казалось, дойдя до края отчаяния, он вдруг нашел путь к спасению.

— Раз наши души едины, не будем обращать внимания на мою тетю… Это касается лишь тебя и меня, нас с тобой… Твоя мать тут ни при чем, мы будем делать так, как мы считаем нужным, мы сами будем искать свое счастье!.. Еще не поздно, мы можем найти выход, в крайнем случае — уедем отсюда!

Ничего не ответив, она начала всхлипывать.

— Ну что с тобой? Я же сказал, у нас еще есть выход! Я ради тебя готов пожертвовать всем!

Она плакала молча, но очень горестно.

— Перестань же плакать, лучше иди готовься к отъезду! Что же ты молчишь? — Он не мог понять, почему она льет слезы, не отвечая на его призывы.

Наконец она пересилила себя и заговорила:

— Не надо принуждать меня!.. Я не могу… я не хочу… бросать маму… Она уже старенькая… Давно овдовела… Я у нее единственная дочь! Она любит меня!.. И я… ее люблю…

Горечь и гнев словно судорога сдавили его горло, потом он заговорил хриплым голосом:

— Значит, ты меня не любишь! А хочешь, я вырву свое сердце и покажу тебе? — И он с силой дернул ворот рубашки.

Девушка отвечала сквозь рыдания:

— И я хотела бы открыть перед тобой свою душу… Такая уж я несчастливая, я не стою тебя… Но я не могу бросить мать, не могу заставить ее страдать… Я не хочу, чтобы она зачахла от горя…

— Значит, ты согласилась идти в семью Лай?!

— Не надо, не спрашивай об этом!

— Я уже понял, ты согласилась…

Ни слова утешения, ни слова жалости не сорвалось с его уст; наоборот, он словно решил еще больнее уколоть страдающую, плачущую девушку — слишком велика была его собственная скорбь. Любящий мужчина пожертвует всем для женщины, если она принадлежит ему. Но если он почувствовал, что она уходит, любовь может побудить его к самой безжалостной мести. Именно так было тогда с Ду Дасинем. Несколькими фразами она разбила мечты, которые он так долго лелеял, не оставив ему никакой надежды. Пусть она все еще любит его, но что проку — она ему уже не принадлежит, она уже согласилась стать женой другого. Восторг любви сменился разочарованием, печаль прогнала радость. Подавленный, он не мог удержаться, чтобы не излить всю свою обиду на девушку, которую любил больше всего на свете и которая не умела оправдываться. Ни жалости, ни сочувствия не было в нем — он лишь вынуждал ее плакать все горше и горше. Собственная боль заполнила всю его душу, он уже был не в состоянии думать о ее чувствах, поставить себя на ее место.

— Итак, ты готова идти в семью Лай, а что будет со мной? Как я мог быть таким слепым, не распознать, с кем имею дело!..

Закричала и взлетела устроившаяся было на ночлег птица, зашуршали листья акации, затем все смолкло. На его плече что-то белело — он скосил глаза, увидел, что это птичий помет, вытер плечо платком. Издалека донесся голос служанки: «Барышня, барышня!»

— Я пошел, — сказал он, вставая.

Ни слова не произнесла кузина, пока он огибал искусственную горку, направляясь к воротам сада, пока его тень смешивалась с тенями кустов и деревьев.

Из дома тетушки он возвращался в полубессознательном состоянии. Голова вдруг стала тяжелой, ноги не слушались. Ясный месяц всю дорогу сопровождал его, но он не замечал ничего вокруг. Он мог думать лишь о себе, о своих развеянных иллюзиях. Ему представлялось, будто какое-то чудовище хочет отнять у него драгоценность, он изо всех сил сопротивляется, но на самом деле сокровище уже потеряно. Та, что недавно принадлежала ему одному, теперь стала чужой! Этого он не мог перенести, он не представлял себе жизни без нее. И сейчас он защищал не только то, что он любил, но и свою собственную жизнь.

Он не заметил, как прошел мимо своего дома, и продолжал идти без всякой цели. Голова стала еще тяжелее, ноги шли все медленнее, тело покрылось испариной. Но он продолжал двигаться.

Вдруг у него зазвенело в ушах и он почувствовал, что ударился обо что-то головой. Он сделал шаг назад и сразу пришел в себя. Оказалось, что он наткнулся на пьянчужку.

— Ослеп, что ли, болван проклятый! — выругался тот и пошел дальше, раскачиваясь и мурлыча песенку: — «…B месяце восьмом корица ароматна, в месяце девятом хризантемы желты…»

Когда пьяный исчез из виду, Ду Дасинь повернул назад и побрел к дому.

На следующее утро, обдумывая случившееся, он понял, что вел себя слишком грубо, слишком эгоистично. Он должен был проявить жалость и сочувствие, вместо того чтобы причинять боль девушке, разрываемой противоречивыми чувствами. Его охватило раскаяние, захотелось побежать к ней просить прощения. Но в конце концов мужское самолюбие одержало верх, и он решил не проявлять слабины.

На четвертый день он все же не выдержал и опять пошел в тетушкин дом, но кузину увидеть ему не удалось. Ему показалось, что все в доме относятся к нему подчеркнуто холодно, и он даже не решился спросить о ее здоровье. Под конец визита выяснилось, что она заболела. Он понимал причину ее болезни, всем сердцем рвался увидеть девушку, но невидимые преграды мешали ему. Когда он откланялся и покинул гостиную, к нему подбежала Хунъюй и сунула ему книгу со словами: «Это барышня возвращает молодому господину».

Он хотел было расспросить служанку, но та моментально исчезла.

Книга оказалась романом, который кузина когда-то взяла у него почитать. Он полагал, что должна быть вложена записка, но найти ее не смог, сколько ни листал страницы. Лишь придя домой, он на последнем листке обнаружил несколько строк, написанных ее рукой.

Я не в силах говорить о том, что произошло вчера вечером. Забудь обо мне, несчастной, выбрось меня из головы! Ты молод и целеустремлен, тебя ждет большое будущее. Береги себя! Когда-нибудь тебе встретится человек в сто раз лучше меня…

Прочтя письмо и вспомнив, что девушка заболела, восемнадцатилетний юноша расплакался как ребенок.

С той поры он внешне казался очень спокойным, меж тем как в душе бушевала буря. Время от времени он навещал тетушку. Болезнь кузины, конечно, вскоре прошла, но выглядела девушка, на его взгляд, сильно похудевшей. Они встречались довольно часто, но обменивались лишь ничего не значащими вежливыми фразами. Да и о чем могли они говорить в присутствии родственников, которых они безотчетно опасались? Он решил, что, раз уж им не суждено быть вместе, не стоит растравлять душу такими короткими встречами. Он перестал бывать у тети, старался забыть девушку, но лишь убеждался, насколько глубоко запечатлелся ее образ в его душе. Терзаемый болью, он боялся не только посещать тот дом, но даже проходить по той улице. Ему опротивел родной город. И если бы не его мать, ему опротивела бы сама жизнь.

В тот год он кончил среднюю школу и собирался поехать в Шанхай продолжить учиться. Теперь он ускорил приготовления, но за три дня до отъезда его свалила жестокая болезнь.

За время болезни девушка несколько раз навещала его, но каждый раз вместе с матерью, так что по душам им поговорить не пришлось. Задержавшись из-за болезни в Чэнду, он стал свидетелем ее свадьбы. Избежать этого, как он ни старался, не удалось. Он даже готов был уехать еще до поправки, но не смог преодолеть сопротивление матери. Ведь он тоже любил свою добрую мать! Когда она проливала слезы возле его постели, все его мужество и гнев куда-то улетучивались. Разумеется, мать не знала причины его страданий, но как она ему сочувствовала! Он не раз нарушал материнскую волю, но на этот раз смирился и остался дома до выздоровления.

И вот этот тяжкий для него день наступил. Стояла ясная весенняя погода, в доме все сияло радостью, лишь у него (да и у нее) на душе царила зима. В тот день он двигался как деревянная кукла и впоследствии ничего не мог вспомнить. Когда родственники стали сажать ее, наряженную как подобает невесте, в цветной паланкин, он видел, что она сопротивляется и плачет. Но родные считали, что молодой так и полагается себя вести. Лишь он один понимал, в чем дело. Он был настолько тронут, что на момент загорелся было безумной мыслью растолкать всех и унести ее. Но смелости не хватило, да и людей было слишком много. Он опять впал в отчаяние.